Источник: Прислал читатель

Снег фонтанами бьет на углу,

Наметая сугробы крутые.

В облаках, наметающих мглу,

Бьют фонтаны лучей золотые.

Тайный блеск и сверканье вокруг!

Веет в воздухе свежим уловом.

Если кто-нибудь явится вдруг,

Мглистым я задержу его словом.

Я такие снопы развяжу,

На такой положу его клевер,

Головою к такому чижу,

К звездам, так облучающим север,

Что к моим облакам головой,

Головой к моим таинствам алым,

Он поклянчит в ладье гробовой

Плыть со мной под одним покрывалом.

Я отвечу на это, смеясь,

Я убью этот замысел шуткой,-

Ведь любая застывшая связь

Отвратительна пошлостью жуткой!

Нет, скажу я, останься волной -

Друг на друга мы с пеньем нахлынем!

Будь со мною-и только со мной!-

Но сверкай одиночеством синим.

Да, сверканье - вот главное в нас!

Обнажая его неподдельность,

Блещет близости острый алмаз,

Углубляющий нашу отдельность.

Тайный блеск - это жизнь, это путь

(Это-голая суть, я согласна!),-

Потому и раздвоена грудь,

Что не все до конца мне тут ясно.

Источник: Прислал читатель

Поначалу раздалися трубы -

С неба, свыше. И я поняла,

Что по небу летят однолюбы,

До того, как лицо подняла.

Гуси-лебеди, вольному - воля,

Золотистые кольца в глазу.

Все вы сверху поете от боли,

От тоски по всему, что внизу.

Ваша дикость созвучна отваге,

А печаль - воедино с людской,

Словно шепот пера и бумаги,

Словно левая с правой рукой.

Из голодного, гордого детства,

Где строга и естественна речь,

Вы на крыльях несете младенца,

Чтобы с ним перед матерью лечь.

Так не могут ни ястреб, ни ворон

Кровь и кража у них вперехлест.

Так не могут убийцы и воры,

Могут лебеди - мраморный мост.

И навек возле век полукружья -

Тени птиц однолюбых на мне,

Два крыла у которых снаружи

И не менее крыл в глубине.

Источник: Прислал читатель

Дома в треуголках гасили огни,

На ратуше пели куранты.

Из бара на улице Львиной Ступни

Вразвалку брели аспиранты.

Мне нравилась эта чужбина. У ней

Душа оказалась опрятна.

Любимый! Не знала, что тысячи дней

Отсюда не вырвусь обратно.

И дрогнула почва, и хлынула мгла,

И я полюбила другое,

Другого, других. Лучше б я умерла,

Чем это великое горе!

Но мне удалось, прижимая к себе,

Спасти в этот час виноватый

Последнее поприще - верность судьбе,

Невзгодами ярко богатой.

И если душа не отмыла обид

И реет в отдельном покое,

То кто же страдает, и любит, и длит

Мое пребыванье людское?

Источник: Прислал читатель

Та ведь боль еще и болью не была,

Так… сквозь сердце пролетевшая стрела.

Та стрела еще стрелою не была,

Так… тупая, бесталанная игла.

Та игла еще иглою не была,

Так… мифический дежурный клюв орла.

Жаль, что я от этой боли умерла.

Ведь потом, когда воскресла, путь нашла,

Белый ветер мне шепнул из-за угла,

Снег, морозом раскаленный добела,

Волны сизого оконного стекла,

Корни темного дубового стола,-

Стали бить они во все колокола:

"Та ведь боль еще и болью не была,

Так… любовь ножом по горлу провела".

Источник: Прислал читатель

И мой сурок со мною, он со мной,

печальный рыцарь музыки и музы,

он пил из луж, кормился у пивной

и брел плясать под скрипку в Сиракузы.

По разным странам… он в печах горел,

но был сожжен зимой, воскрес весною -

прекрасна жизнь! А музыка - предел

прекрасного! И мой сурок со мною…

Какие слезы он глотал порой,

какую видел ненависть и нежность!

И мой сурок со мною, он со мной -

любви случайность, грусти неизбежность.

Какой-то звук щемящий - между строк…

Откуда был он вызван тишиною?

Бессмертна жизнь! А музыка - порог

бессмертия! И мой сурок со мною…

Источник: Прислал читатель

Весьма подающий надежды

Поэт восемнадцати лет

Спросил меня в клубе однажды:

- Вы пьете коньяк или нет?

А я головой покачала,

Прицыкнув на юность свою.

А я ему так отвечала:

- Нет, я не курю и не пью.

Как будто дитя из-за парты,

Он робко спросил у меня:

- Вы любите резаться в карты

Запоем три ночи, три дня?

А я головой покачала,

Прицыкнув на юность свою.

А я ему так отвечала:

- Нет, я козырями не бью.

Глаза округлив голубые,

Он страсти искал роковые -

Годилась и та, и другая,

Отсутствием полным пугая!

(Ведь носятся наглые слухи,

Что в поэтическом духе -

Лелеять порочные страсти

Со светлой моралью в контрасте!

Нахальные слухи гуляют -

И многих весьма окрыляют! -

Что будто бы метит пророков

Крепчание тайных пороков!)

А я ему так отвечала:

- Чиста и греха не таю.

И, глядя на город всегдашний,

Спросил он (подумав, соврет!):

- Вон башня, а кто в этой башне,

Высокой и тесной, живет?

А я головой покачала,

Прицыкнув на юность свою.

А я под конец, как сначала,

Всю правду ему говорю:

- В той башне, высокой и тесной,

Царица Тамара жила,

Прекрасна, как ангел небесный,

Как демон, коварна и зла!