— Если мы вместе займемся магией, — сказала я, — она истощит эту энергию до дна и сделает вашу жизнь более сносной.

— На этот счет я не могу высказать своего мнения. Я никогда не имел дела с магией — мне это и в голову не приходило, — добавил он со слабой улыбкой, подсказавшей, что худшее уже позади.

— Поверите ли Вы мне на слово, что будет так, как я сказала?

Он помедлил.

— Я нисколько не сомневаюсь, что все это Вы говорите из самых благих побуждений, мисс Ле Фэй, но я сомневаюсь в вашем знании мужской натуры.

— В том, что касается мужской натуры, я обладаю весьма обширными познаниями, доктор Малькольм. Всякого рода.

Он оцепенел.

— Это, разумеется, Ваше личное дело, — сказал он.

— Вы были откровенны со мной, и я буду откровенна с вами, — сказала я. — Сколько мне, по-вашему, лет?

Он взглянул на меня из-под насупленных бровей.

— Пожалуй, лет тридцать пять, сорок, хотя вам столько не дашь.

— Я намного старше. Неважно, насколько. Скажи я Вам, для вас это было бы сильным ударом. Вы читали когда-нибудь книгу «Она» Райдера Хаггарда?

— Да, еще в детстве.

— Вот я и есть такая, как Она.

С минуту он сидел молча. Потом заговорил.

— Эта книга произвела на меня очень сильное впечатление.

— Стало быть, Вы верите моим словам? Вы не думаете, что я просто кокетничаю?

— Да, я Вам верю. Одному Богу известно, почему, но верю.

— Тогда — будете ли Вы заниматься магией вместе со мной?

— Да, если вы этого хотите… но… Вы ведь понимаете, чем рискуете? Я совершенно не могу гарантировать, что буду паинькой. Я уже вел себя отвратительно по отношению к Вам — следил за Вами и все прочее. Но я надеюсь, что Вы всегда сможете удержать меня в узде и не дать сорваться. Но… мисс Ле Фэй… я никогда не прощу Вам, если вы не станете меня сдерживать.

— Друг мой, — сказала я. — Неприятности нужны мне не больше, чем вам. Можете в этом не сомневаться.

Этим ему и пришлось удовлетвориться.

Теперь я знала его привычку надолго умолкать, когда он, казалось, глубоко уходил в себя и общался со своим подсознанием. Позабыв обо всем, что его окружает, он мог бесконечные минуты сидеть, уставившись в пустоту. В такие мгновения на его лице появлялась глубокая сосредоточенность, и он казался обозленным на весь белый свет. Но сейчас его молчание длилось намного дольше обычного, а на лице застыло раздраженное недоумение. Вид у него был настолько отталкивающий, что если бы прежде я не замечала в его необычно светлых глазах проблесков иных чувств, то ничего, кроме отвращения, он бы у меня не вызвал. Но во мне уже зарождалась симпатия и уважение к Малькольму.

Наконец он промолвил:

— Я хотел бы услышать, мисс Ле Фэй, каково Ваше отношение ко всему этому.

— Вы думаете, что поймете, если я скажу?

— Да. Я все отлично пойму, если Вы проявите терпение и позволите задавать вопросы. А уж понять — это мое дело. Если Вы не против того, чтобы я просеял Ваши слова через свое сито, я скоро сам во всем разберусь. А теперь изложите-ка мне вкратце ситуацию, как Вы ее видите.

— Мой дорогой доктор Малькольм, Вы задали мне очень трудную задачу. Я не знаю, с чего начать.

— С чего хотите. Я сам разберусь. Я привык общаться с невеждами.

К счастью, он слишком сосредоточенно смотрел в пустоту, чтобы заметить выражение моего лица. Нечего удивляться, что все эти надутые индюки в госпитале так ополчились на него!

Итак, я взялась за поистине геркулесов труд.

— Верите ли Вы в жизнь после смерти, доктор Малькольм?

— Нет.

По-видимому, мне предстоял не геркулесов, а скорее сизифов труд.

— Верите ли Вы в существование невидимой реальности за внешней оболочкой вещей?

— Разумеется. Как же иначе? Мы проследили ее достаточно далеко и проследим еще дальше.

— Какова, по-вашему, ее природа?

— Электрическая.

Я вздохнула и снова подставила плечо под каменную глыбу.

— Верите ли Вы в существование древней тайной традиционной премудрости, которая веками передается от одного Посвященного к другому?

— Не вижу для этого оснований. Впрочем, я никогда этим вплотную не занимался, а потому не могу иметь на этот счет какого-либо мнения.

— Поверили бы Вы в это с моих слов?

— Да.

— Отлично. Тогда поверьте, что так оно и есть.

— Хорошо.

— Я одна из тех, кому передано это знание.

— В это мне нетрудно поверить.

— Благодаря этому знанию, я обладаю некими способностями, которые лучше всего назвать необычными.

— В этом я убедился на собственном опыте.

— Вы тоже ими обладаете.

— В самом деле?

— Разве Вы этого еще не поняли?

— Конечно, с тех пор, как я повстречался с Вами, со мной происходили необычные вещи, но их я приписывал Вам, а отнюдь не себе.

— Чтобы подобные вещи происходили, требуются двое, доктор Малькольм. Я не могла бы вам их внушить, не обладай Вы способностью на них реагировать. И разве сами Вы не понимаете, что это происходило с Вами независимо от меня — до того еще, как я узнала о Вашем существовании?

— Со мной никогда не было ничего подобного, пока я не встретил Вас, мисс Ле Фэй. Возможно, Вы не принимали в этом осознанного участия, но Вы подействовали как катализатор.

— Это потому, что сила, пребывающая во мне, стимулировала силу, пребывающую в Вас. И вот что я Вам еще скажу, доктор Малькольм. Вы сами действуете на меня как катализатор.

Он обернулся и взглянул на меня.

— Я тщетно искала место, где могла бы начать свою работу. Я попросту не могла его найти. Трудностей здесь было гораздо больше, чем при обычном поиске жилья, поскольку мне самой нужна была лишь студия с жилым помещением, — все довольно заурядно. Потом я вспомнила, что, заехав как-то не на ту улицу, наткнулась на эту церковь. Как по-вашему, смогла я снова ее отыскать? Ничуть не бывало. Я искала ее целыми часами. Теперь я знаю, что проезжала этот перекресток раз пять и сворачивала во все улицы, кроме этой. Потом, когда, отчаявшись, я уже собиралась ехать домой и чуть было не сбила Вас, луч заходящего солнца сверкнул в западном окне, и тут я увидела, где моя церковь.

— Боже правый, так это были Вы?

— Да, это была я. Боюсь, что здорово Вас напугала. Мне давно надо бы извиниться перед Вами.

— Конечно, Вы меня напугали, но вовсе не крепким толчком в спину. Знаете, вы очень напомнили образ, являвшийся мне в кошмарах еще в студенческие годы. Мне снилось, будто я совершенно один заперт в прозекторской, а на каменной плите в лунном свете лежит женщина с длинными черными волосами, и я должен ее анатомировать. В те времена мы и слыхом не слыхивали о Фрейде, поэтому я воспринял свой навязчивый сон как предупреждение и разнервничался до ужаса.

— Почему он Вас так взволновал? Вы ведь должны были привыкнуть к вскрытиям.

— О да, отлично привык — одной рукой отправлял в рот сэндвич, а другой анатомировал покойника. Но здесь было совсем иное. Я должен был не столько вскрыть ее, сколько выпотрошить, как цыпленка, и для этой работы мне была дана лишь пара обувных крючков, — ни скальпеля, ни щипцов, ничего. А когда с этим будет покончено, я знал, что за мной непременно придут и отыщут, и будут гнаться за мной по улице, а потом убьют. По всей видимости, мне было позволено сколько угодно ковыряться в этой даме обувными крючками, но как только дело будет сделано, меня ожидала смерть.

— И этой женщиной была я?

Он смущенно шевельнулся.

— Да, боюсь, что так. Но я никогда не связывал ее образ с той женщиной в черном плаще на набережной.

Я встала, подошла к книжным полкам и вернулась с книгой Эллиота Смита о мумиях.

— Вам это что-нибудь напоминает? — спросила я, открыв перед ним определенную страницу.

— Боже мой, еще бы!

— Как вы это объясняете?

Он опять надолго умолк по привычке. Я уже знала, что надо подождать. Наконец он заговорил.

— Вы спрашивали, верю ли я в жизнь после смерти, а я сказал, что не верю. Пожалуй, я ответил, не подумав. Мне надо было сказать, что у меня нет на этот счет определенного мнения. Полагаю, что этому есть некоторые доказательства, но я никогда не проявлял к ним достаточного интереса. Но я скажу, во что верю. Я верю, что до этой жизни были иные. Я всегда в это верил — с тех пор, как себя помню. Никто мне об этом не говорил, я просто знал. Я не могу этого доказать. Я просто верю, и все. Единственное в моей жизни испытание веры. Мне никогда не приходило в голову, что мой кошмар с прозекторской мог быть как-то связан с иной жизнью, но эта книга — что ж, для кого-то она может и не быть доказательством, но для меня этого вполне достаточно, так как все мои представления всегда вращались вокруг Египта. Я всю жизнь был не в ладах с религией, хоть я и сын протестантского священника, но я всегда чувствовал, что у египтян была действительно стоящая религия, и с ней я бы поладил.