Так оно и было. Но за исключением изумленного взгляда и едва заметного смущенного жеста руки, державшей сигарету, он ничем себя не выдал.

Я закурила свою сигарету, так как моему гостю не пришло в голову предложить мне одну из своих — в госпитале были совершенно правы, шпыняя его за дурные манеры. Тем не менее, он предложил мне самого себя, ничего не прося взамен, а человеку с его положением в обществе было что предложить. Четырехзначную сумму дохода, но превыше всех доходов — громадный авторитет. Он был одним из королевских медиков.

— Скажите, — попросила я, — почему вас тошнит от центральной нервной системы?

— Потому что это тупик.

— Если вы откажетесь от этой специальности, то чем станете заниматься?

— Эндокринологией.

— Не психологией?

— Гррр!

— Стало быть, вы не считаете, что разум влияет на материю.

— И никогда не считал. Зато я чертовски уверен, что материя влияет на разум. Прошу прощения. Мне бы не следовало выражаться такими словами при вас, но я постоянно забываю, что вы не мужчина. Вы чертовски похожи на мужчину.

Это было довольно неожиданно, если учесть его реакцию на мое радужное одеяние.

— Я не хочу сказать, что у вас мужского склада ум. Я имею в виду, что в жизни вы похожи на мужчину.

— Откуда вам знать, какая я в жизни?

— Я же видел, как вы справились со мной. Ни одна женщина с типично женским мировоззрением не повела бы себя со мной так, как вы. Любая другая на вашем месте просто испугалась бы, одновременно прикидывая, что ее может ожидать, вздумай она помериться со мной силами.

— Откуда вы знаете, что я вас не боюсь?

— Но ведь не боитесь, верно?

— Нисколько, но я хотела бы знать, откуда вам это известно.

— Мне бы очень не хотелось, чтобы вы меня боялись. Вам совершенно нечего бояться. Все это время я хотел извиниться за то, как вел себя с вами — то есть прежде, чем я вас узнал. Вы, должно быть, считали меня сумасшедшим или отвратительным хамом. Честное слово, я ни то, ни другое. Конечно, я и представить себе не мог, что телепатия есть нечто большее, чем балаганные трюки, но между прочим, я читал понемногу вашу книгу. Мне бы надо было держать мысли в узде и не выдумывать о вас всякую всячину, но мне и в голову не могло прийти, что вы окажетесь в это втянутой. Думаю, что грех заключается в намерении, и если так, тогда я безнадежный грешник. Впрочем, мисс Морган, я не могу взять в толк, как вы сами относитесь к этому.

— Даже если я скажу, как к этому отношусь, доктор Малькольм, то вы ровно ничего в этом не поймете. Во всяком случае, не теперь. Возможно, позже. Но я попросила бы вас не называть меня мисс Морган.

Он покрылся румянцем, то ли обрадовавшись просьбе обращаться ко мне по имени, то ли впав от нее в панику. Не знаю. Впрочем, я тут же его разочаровала.

— Видите ли, Морган — это не моя фамилия. Мне пришлось взять ее, чтобы войти в права наследства по одному завещанию, но мне она никогда не нравилась. Это просто не «я». Моя настоящая фамилия Ле Фэй, и если мы собираемся стать друзьями, я бы предпочла, чтобы вы обращались ко мне именно так. Другая фамилия меня коробит. Вивьен Ле Фэй — вот мое настоящее имя.

— Вивьен вам тоже не подходит. Слишком похоже на Теннисона.

— Вы совершенно правы, не подходит. Меня так назвали по имени той юной ведьмы из легенды о короле Артуре, которая привела Мерлина к погибели, хоть я и не думаю, что в чем-нибудь на нее похожа. Правильным было первое имя, которое выбрал для меня отец, но священник не захотел меня так окрестить.

— Какое имя?

— Лилит.

— Лилиан?

— Нет, Лилит.

— Кто это?

— До появления Евы она была подругой Адама. Одни говорят, что она была падшим ангелом, другие — что это был дух земли, не наделенный душой. Психологи, кажется, утверждают, что это был архетип женщины, порожденный коллективным мужским подсознанием. Как бы там ни было, она была своего рода демоном, вернее, так говорили церковники. Зато каббалисты так не считали. Они утверждали, что именно она научила Адама мудрости. Но даже после того, как Господь, которому она не понравилась, заменил ее другой женщиной, Адам не смог ее забыть. Кое-кто считает, что именно она, а не Змей, виновна в Грехопадении.

— Гм, ясно, — сказал Малькольм. — Архетип женщины в коллективном мужском подсознании. Возможно, в этом все дело?

— В чем?

— В том, что я вижу вас в сновидениях.

— Вы действительно так считаете?

Он немного помолчал.

— Нет, не совсем. Мою жену зовут Евой, — добавил он и неожиданно закончил: — Я хотел бы знать, что вы намерены со мной делать.

— Вам известно что-нибудь о магии?

— О фокусах?

— Нет, о магии. Поверите ли вы мне, если я скажу, что занимаюсь практической магией?

— Да, пожалуй. Вы настолько непохожи на все, что я когда-либо знал, что я охотно поверю почти всему, что вы скажете о себе. Но ведь вы говорите это несерьезно?

— Я совершенно серьезна. А поверите ли вы мне, если я скажу, что вы тоже занимаетесь практической магией?

— Теперь я вижу, к чему вы клоните. Вы имеете в виду эту странную разновидность телепатического контакта, который установился между нами, и хотите, чтобы я продолжил эксперименты с ним? Но я-то думал, что это спиритизм, а вовсе на магия.

— А спиритизм разве не магия?

— В самом деле?

— Поверьте мне на слово, именно так.

— Я сделаю все, что вам будет угодно, мисс… мисс Ле Фэй. Вы хотите заняться со мной передачей мыслей на расстоянии? Что вы собираетесь делать?

— То же, что делали вы.

— Боже мой, нет, только не это! Вы не знаете, что я делал.

— Разве?

— Мисс Ле Фэй, вы не знаете!

— Руперт Малькольм, я знаю.

Он вскочил, как ужаленный.

— Что именно вам известно?

— Очень многое. Но, само собой, я не знаю всего.

— Вы знаете, что я люблю вас?

— Да.

Довольно долго он стоял в оцепенении, после чего сказал совершенно спокойным голосом:

— И что же вы теперь намерены с этим делать?

— Преобразовать это в энергию.

— Не понимаю, о чем вы говорите.

— В этом вся сложность. Я-то хорошо знаю, что имею в виду, а вы — нет. Мне придется все рассказать и показать вам, а вам придется довериться мне, пока вашим глазам не откроется ясный путь. Присядьте-ка и давайте поговорим. Присядьте, Руперт.

Послышался судорожный вздох, но он все же опустился в кресло и откинулся на спинку.

— Мое положение вам известно, — сказал он, — так как я все сказал напрямик.

— Мне отлично известно ваше положение, — сказала я, — и я никогда не поставлю вас в затруднительную ситуацию.

— Не понимаю, как вам удастся не поставить меня в положение, которое сделало мою жизнь очень трудной.

— Слишком трудной?

— Да, боюсь, что так.

— Труднее, чем если бы вы расстались со мной?

Он прикрыл руками лицо.

— Боже мой, я не знаю!

Я не хотела подталкивать этого сдержанного человека к пределу, за которым он утратил бы самообладание, и потому заговорила спокойно и невозмутимо, словно мы обсуждали чей-то недуг.

— Есть три вещи, которые мы можем сделать. Мы можем полностью прервать всякие отношения. Мы можем отбросить в сторону условности и пойти до конца…

— Но вы ведь не предложите мне этого, — отрывисто сказал Малькольм, поднимая глаза. — Этого я себе позволить не могу.

— Я ничего не предлагаю, — сказала я. — Я просто анализирую сложившуюся ситуацию.

Он покраснел и потупился. Я продолжала:

— Мы можем полностью прервать всякие отношения; мы можем пуститься во все тяжкие либо мы можем направить возникший между нами мощный энергетический поток на магические цели.

— Ну, это вообще выходит за рамки моего понимания, — сказал Малькольм. — Но я знаю лишь то, что как бы мы ни откладывали решение заняться практической магией или чем там еще, мы все равно придем к этому рано или поздно. Я хорошо себя знаю, и потому честно предупреждаю заранее. До сих пор мне удавалось держать себя в узде, избегая всяких искушений, но по натуре я отнюдь не человек с чистыми помыслами. Я вынужден бороться против всех зверей Эфеса. Если я буду часто Вас видеть, испытывая к Вам известные чувства, то передо мной встанет тяжелейшая проблема. А если Вы уступите мне хоть на дюйм, я захвачу на целый локоть, и оба мы потом пожалеем об этом.