— Контролировал сектор электората! — важно ответил Санчук.

— Да, Коля, что б ты не говорил такого умного и складного, а все у тебя получается «Служу Советскому Союзу»!

— Я-то, Миша, послужил. Мы ж с тобой люди государевы, ну вот и отстоял я вахту, как положено. За что давай и выпьем.

— Ну, а серьезно? У твоего полковника Карповой ведь не получилось, насколько нам всем известно. Теперь вот даже футбольные команды закрывают, которые ей свои победы посвящали. А ты ей что посвятил?

— Миш, ну чего ты меня достаешь с этой дамой, да еще так громко! — возмутился Коля уже по-настоящему. — Хотя мне ведь скрывать нечего, так что хоть криком кричи, хоть воем вой, только не про это все. Мне оно уже так обрыдло, ты себе не представляешь.

— Чем же «все это» так тебе надоело?

— Знаешь ведь, что рыба в мутной воде не живет. Она в ней только ловится хорошо. Так что в этой борьбе за власть победили рыбаки.

— Что ты имеешь в виду, Коля?

— Сразу же после публикации результатов, а ты знаешь, они были отрицательные, весь штаб чуть не арестовали, да. Хотя в том последнем адовом круге участвовали всего два кандидата. А это значит, что народ все-таки думал и нам, то есть милиции, доверял. Ну, народ ведь он на то народ и есть, чтоб не знать многого. Ты представляешь, эти, что к власти пришли, прежде всего о нашем штабе озаботились. Вся команда вдруг попала в черный список. На тех ребят, что денег на кампанию дали, наслали налоговиков. Несчастных журналюг, мало того, что поувольняли, просто «раскатали под асфальт». Ни одному будет не подняться. А самое смешное, что и на меня наехали. Конкретно на меня. Они, понимаешь, думали, что я к кассе доступ имею. Ну я, конечно, имел некоторое отношение к кассе, даже по два раза в месяц в ведомости автограф оставлял. Но и все. А эти два мента, представляешь, те самые оборотни в погонах, про которых сейчас пишут, меня на «счетчик». И послезавтра у нас, я ж в управе сразу доложился, «стрелка» будет. Ну, конечно, только для того, чтобы арестовать этих волчар с поличным.

— А кто такие? Ты их раньше видел? — насторожился Корнилов. Аня даже прислушалась к тому, что говорил Санчук, настолько серьезным голосом спрашивал Михаил.

— Не, раньше не видал. Да вот два чудика: Митрофанов и Ропшин. Один из оперов районных, другой омоновец. Я-то поначалу прикинулся куском сала да ветчинкой на косточке, они и заглотили. Ты что, я там так лоха отыграл, заслуженный артист позавидовал бы. Зашугался до появления реального пота, приступов сердечных… Во как! Так что завтра закроем этих двоих надолго. Возьмем с поличным. Не операция, а мечта. Возвращаюсь в родное ведомство не с пустыми руками. Мне бы резидентом работать! Очень результативная работа!

— А что ж ты к ребятам, а не ко мне, своему боевому товарищу, другу, можно сказать, побежал? Обижаешь, — Аня оглянулась на Корнилова, глаза которого блестели каким-то странным блеском. Неужели действительно обиделся?

— Михась, та оно тебе надо? У тебя ведь и так дел столько висит, что и на «КАМазе» не увезешь. Подозреваемая у тебя, говорят, сбежала из-под подписки о невыезде. Глухарей сколько. Ну, я и решил, что тебе, наверное, не до этого, то есть не до меня, и что уголовка сама справится.

— Эх, Санчо, Санчо…. Ну когда мне было не до тебя? — сокрушенно покачал головой Корнилов и похлопал Колю по плечу.

Когда Аня вернулась домой, совершив первый в своей жизни развоз населения, позвонил Брежнев. Два дня назад Аня все-таки съездила к нему в институт и сдала кровь из вены. Здесь сразу было понятно, что люди занимаются серьезной наукой. Никаких симпатичных медсестер. Брежнев закрылся с ней в кабинете и сделал все сам. Быстро и не больно. Кровь у себя он тоже брал сам. Видно, опыта в этом деле у него было много. После того, как он приводил Аню к себе на работу и представил всем, как дочь, он не хотел, чтобы кто-то узнал, что именно они затеяли. А потому постарался сделать все анонимно. И вот теперь он звонил ей, чтобы сказать, что результат получен. Аня испугалась, что он ей его сейчас же и сообщит. Но он напомнил ей, что сам читать эту бумагу не будет. Просто он звонит сказать, что Аня может за ней приехать, вскрыть конверт и прочитать интересующую ее информацию.

— Сергей Владиславович! Может, это плохо с моей стороны, вы тратили свое время… Но я бы хотела, чтобы вы выбросили этот конверт. Я поняла. То, что там — для меня не важно!

— Я рад, — коротко ответил он.

— Выбросьте его или сожгите.

— Я положу его к себе в сейф. Мне кажется, однажды наступит день, когда правду узнать тебе будет необходимо.

— Мне никогда это не понадобится! Я точно знаю, — воскликнула Аня.

— Никогда не говори «никогда», — произнес он, как говорят маленькому ребенку.

Валя, Анина соседка через один дом по улице Кольцова, поливала огород из шланга.

В этом не было бы ничего необычного, если бы Озерки уже с полчаса не поливались проливным дождем. Аня приостановилась у соседского штакетника, но на всякий случай решила не здороваться, а пройти под шумок дождя мимо. Но, видимо, ее яркий зонтик уже попал в Валино боковое зрение.

— Здравствуйте, Аня, — чуть сдвигая назад капюшон, сказала соседка и засмеялась. — В дурдоме бастует медперсонал. Больных распустили по домам…

Я вас не очень напугала? Просто эта грядка у меня под кленом. Видите, какая крона густая? Сюда только косой ливень достает. Муж тоже надо мной смеется, а дочка у виска пальцем крутит. Неудачная грядка, зато клен какой!

— А у нас на участке дуб такой же огромный…

Женщины стали говорить о своих деревьях, будто это были их дети или собаки, не обращая внимания на дождь. Аня — под дачным зонтом, с которым ходила только до ближайшего магазина, соседка — в ярко желтом дождевике с капюшоном, которые одевают в непогоду то ли иностранные докеры, то ли рыбаки, а, может, спасатели.

Вале было уже далеко за сорок, но они были с ее девятнадцатилетней дочкой, как сестры. А дочка, между прочим, своим лицом и фигурой представляла на рынке известного производителя меховых изделий. Мама даже была в чем-то поинтереснее, например, теплотой и выразительностью взгляда, пластикой и готовностью улыбаться живым людям, а не объективу камеры.

Деревянный Валин дом был скромнее Аниного, а участок, хоть и меньше раза в три, зато тщательно распланирован и ухожен. Что касается домашних питомцев, то у Вали жили две собаки — кавказец и доберман, две кошки — сибирская и сиамская, два волнистых попугайчика — самец и самочка. К тому же дочка взяла в аренду лошадь, не крестьянскую лошадку, а породистую скаковую, с небольшим каким-то брачком.

В окружении равнодушно-хамоватых богатеев, владельцев громоздких коттеджей, и неприветливых стариков, доживавших свой век в неустроенности и ненависти, Валя была единственным человеком в округе, с которым Аня с удовольствием общалась, а со временем, возможно, могла бы и подружиться.

— Что мы с вами под дождем стоим? — первой опомнилась Валя. — Заходите ко мне в гости. Я вас угощу уникальным вареньем из крыжовника. Правда, еще прошлогодним, в ожидании нового урожая…

— «Крыжовенным золотом»? — почему-то спросила Аня.

— Так вы знаете этот рецепт, — огорчилась женщина. — А мне одна старушка рассказала по большому секрету. Старинный монастырский способ, забытая технология. Старушка эта с Варваринской улицы два года как умерла. Откуда вы его узнали?.. Из монастыря? Ну все равно, заходите…

— Нет, Валя, я пойду. В следующий раз обязательно, но сейчас мне надо домой. А в следующий раз сама напрошусь, и еще с блокнотом, диктофоном. Буду за вами записывать. Научите меня полеводству, цветоводству?

— Да хоть бортничеству и собирательству! — засмеялась Валя. — Заходите в любое время. Сегодня у вас гости, я понимаю.