— Сам ты пудель… Слушай, Филя, уже третий час ночи! Спокойной ночи, малыши…

Загорелось окно поисковой системы. Аня уже вела курсор к «крестику», как вдруг в строке новостей увидела знакомую фамилию. Информационные агентства, перебивая и одновременно пересказывая друг друга, бойко вещали, что известный предприниматель Горобец, обвинявшийся в убийстве собственной жены, выпущен из тюрьмы под залог. Дело его, еще недавно бывшее гордостью наших следственных органов, стремительно разваливалось. Братья Хрипуновы, до этого указывавшие на Горобца как на заказчика данного преступления, теперь изменили показания и утверждали, что убили Елену Горобец с целью ограбления. В подтверждение своих слов они сообщили местонахождение тайника, в котором спрятали золотые украшения, снятые с убитой женщины. В Бернгардовке, в картофельной грядке, милиция действительно обнаружила тайник с драгоценностями госпожи Горобец…

— Корнилов, это правда? — спросила Аня.

— Все говорят: нет правды на земле, — пробормотал Михаил.

— А выше, то есть в интернете? — уточнила она.

— Это еще что, — вздохнул Корнилов. — Я тебя еще не так удивлю. Без всякой «Всемирной паутины». Владислава Перейкина еще помнишь?

— Конечно, помню, — насторожилась Аня.

— Так вот, светлая ему память. Сегодня утром его обнаружили убитым в собственном особняке…

…Аня ждала мужа в постели. Ей хотелось расспросить его поподробнее. Корнилов же все медлил, что-то искал в гараже, потом принимал душ.

Наконец, открылась балконная дверь. Через спальню протянулся бледный световой клин из соседнего освещенного помещения. Перед тем, как высокая тень ступила на пол перед кроватью, Аня успела поймать за самые края две пролетавшие в ночном воздухе собственные мысли. Во-первых, в их спальне не было балкона, а потом, никакого смежного помещения тоже не было. Дальше была улица, ночь, темное небо, луна…

Так это лунная дорожка! Корнилов вместо веревочной лестницы забрался в спальню по лунной дорожке. Тут он ее не обманет! Воспользовался яркой и полной луной, прошел по лунной дорожке, как по ковровой! И этим он хотел ее удивить? Она сразу разоблачила Медвежонка…

Сначала Ане показалось, что Корнилов стоит на цыпочках, но тут же она заметила, что он просто еще не сошел с наклонной лунной дорожки. Вот он сделал два неслышных шага по комнате, и лунный свет лег ему через плечо орденской лентой. Орден Белой Луны.

Что еще придумает ее Медвежонок? Как маленький, вытянул мордочку и ушки навострил. Что ты молчишь?… На Аню грустно смотрела морда волка или собаки. Лунный свет хорошо освещал ее, но окрашивал по-своему в черно-белое, вернее, в черно-серебряное. Аня отчетливо видела и холодные глаза, и черный нос, и торчащие уши, и все те песьи черты, которым знают названия только кинологи и охотники. Удивительным было то, что волк не скалился, не показывал даже краешка пасти. Челюсти его были крепко сомкнуты, как у человека, который твердо решил хранить молчание.

Аня набрала в грудь воздуха, чтобы вскрикнуть или спросить, но странное существо прижало человеческий палец с длинным ухоженным ногтем к волчьим губам, и Аня его послушалась. Потом песьеголовый покачал головой, то ли соглашаясь с Аней, то ли кивая какой-то своей печали, и тихо пошел куда-то в сторону, где не было ни окон, ни дверей. Его странная фигура стала половиниться в лунном свете. Часть туловища с головою уже исчезли, но нижняя диагональ еще делала последние шаги в потусторонний мир. Аня хотела вскочить с постели, чтобы заглянуть за лунный полог и уже поставила ногу на прохладный пол, но наткнулась на что-то мягкое и теплое. Аня испугалась и открыла глаза…

Сажик! Опять он прокрался в спальню, хотя это было строго воспрещено, и свернулся клубком на Аниных тапочках. А сзади сопел во сне Корнилов, сладко, как медвежонок.

Все знают эту «собачью» истину, что четвероногие питомцы похожи на своих двуногих хозяев. Добавим сюда и другое бытовое наблюдение, будто бы люди строят себе дома по образу и подобию своему, другими словами, рисуют автопортреты кирпичом и глиной. Правда, иногда происходит подмена, и самовыражаются подобным образом не люди, а их толстые кошельки. Но кто сегодня разберет, где у современного человека кончается душа и начинается мошна?

Печально глядел на архитектурные автопортреты своего поколения следователь Корнилов. Домовладельцы элитного дачного поселка страдали избыточным весом и отсутствием вкуса. В основном, это были люди ограниченные, бессовестные и нахрапистые. Несмотря на высокие заборы и толстые стены, их душевный мирок был как на ладони. Их потребности и запросы были настолько грубы и откровенны, будто были написаны большими буквами на фасадах коттеджей.

Загородный дом Владислава Перейкина тоже встретил Михаила высоким кирпичным забором, массивными воротами с тяжелыми чугунными крестоцветами на столбцах, с подковой размером с хомут и толстыми кольцами, торчащими из кирпичной кладки. Но уже на территории усадьбы Корнилов узнал Перейкина, вернее, вспомнил слова отца Макария о нем: «Все ему одинаково хорошо. Хорошо согрешить, хорошо и покаяться. Все принимает, всему миру распахнут…»

Усадьба была неряшливо заполнена различными постройками, назначение которых не сразу было понятно. Все это напоминало разбросанные по комнате игрушки, вернее, дорогие взрослые вещи, которые избалованному ребенку стали игрушками.

Оперативная группа пошла сразу в дом на место преступления, а Корнилов немного задержался. Мир Перейкина, как веселая, праздничная карусель, закружился перед ним.

— Мальчишка, — проговорил Корнилов, оглядываясь по сторонам. — Ты просто взрослый ребенок. Второгодник, шут гороховый…

Жил в его детских воспоминаниях такой дворовый паренек Вовка Соловьев. Это был отчаянный хулиган и озорник. Родители из всех пяти сообщающихся дворов квартала ненавидели его люто, как причину всех своих педагогических проблем. Даже одинокие мамы самых закоренелых двоечников и футболистов-стеклобитов жаловались на него в детскую комнату милиции.

Все дело в том, что Вовка был творческим хулиганом. Его проказы всегда были неожиданны и оригинальны. В нем была страшная кипучая сила нового человека, способного, впечатлительного, очень начитанного и образованного для своих малых лет, но вырвавшегося на свободу подворотен и проходных дворов, пытавшегося разукрасить серую жизнь по-своему, хотя бы синяками и разбитыми носами. Эту его упоительную свободу чувствовали и дети, и их родители. Первые с восторгом тянулись к нему, вторые с ужасом тянули своих чад от него.

Куда он потом пропал? Где его талантливые хулиганства? Выход в открытый космос взрослой жизни? Почему он не потрясает своими проделками всю страну, как когда-то квартал его детства? Неужели и его сломали, привели к общему знаменателю, использовали? Ведь не слышно Вовку Соловьева и не видно…

Как-то Миша побывал в гостях у этого Вовки. Тот жил в такой же коммуналке с темным коридором и скрипучим паркетом, как и Миша. Окна их комнат выходили на одну и ту же помойку. Но только комната Соловьевых была такой узкой, что родительскую кровать надо было обходить по стеночке. Вовка занимал дальний угол у окна, широкий подоконник и даже батарею центрального отопления.

— Миша прошел за Вовкой между столом и стульями, стукнулся плечом об угол пузатого шкафа и оказался в мире удивительном, для детского сознания мучительно завидном. Каждый сантиметр этого мира был заполнен вещами, опережавшими самые зудящие Мишины желания, самые сокровенные его мечты.

Спартанцы в красных плащах, сделанные неизвестно из какого материала, но именно они с буквой «Л» на щитах, пусть не триста, но очень много. Большой, как подарочная кукла, индеец с перьями, бахромой и красным, улыбающимся ртом. Миша потрогал пальцем его томагавк и оцарапался. Потертые и разбитые боксерские перчатки. Деревянный меч гладиус, вырезанный так искусно, что с ним Миша без страха вышел бы на арену Колизея против тигра или льва. Батальная сцена, нарисованная детскими красками на большом куске ватмана. Миша тут же узнал дерзкий рейд русской легкой кавалерии в тыл расположения наполеоновских войск под Бородино. Бумажные самолеты, дирижабли, самоходки, танки, танкетки, склеенные из бумаги, расползались по стене и окну, как тараканы на их коммунальных кухнях. А тут еще книжная полка с «Ошибкой Одинокого Бизона», «Борьбой за огонь», «Двадцатью тысячами лье под водой»…