Ну да сегодня плевать на правила. Она поискала в меню самые дорогие блюда. Вот.

Избегая встречаться глазами с Оливией, она обратилась прямо к официанту:

– Спасибо, Луи, я возьму икру и омара.

Слабый сдавленный звук показал, что шампанское у Оливии попало не в то горло. Официант обратился к ней:

– А вы, мадам?

– Спасибо, Луи, закуску я пропускаю. Небольшой кусок поджаренного палтуса, как обычно.

Официант удалился.

– Скажи мне, Оливия, у тебя есть хоть какие-нибудь пороки?

Оливия доверительно пододвинулась к Мел. Возможно, сейчас наступил момент, когда она признается в том, что она лесбиянка, кокаинистка или страдает манией делать покупки.

– Дело в том, – Оливия понизила голос и огляделась по сторонам, – что я неравнодушна к пресным бисквитам.

– Не может этого быть!

– Да, – голос Оливии звучал так, словно она делилась каким-то страшным секретом, – в каждом из них по восемнадцать калорий, так что это будет только триста шестьдесят калорий, если ты съешь всю пачку.

От изумления Мел не могла сдвинуться с места. Кому, кроме Оливии, могло прийти в голову съесть целую пачку пресных бисквитов? Захотел ли бы кто-нибудь? И потом, что ни говори, 360 калорий – это больше, чем в батончике «Марс».

Мел бросила взгляд на часы. Четверть второго, и, по ее расчетам, Оливия вряд ли доберется до сути дела раньше двух. Мел была частым посетителем ресторанов и знала обычаи. Деловые обеды влиятельных людей следуют по раз и навсегда заведенному распорядку, нарушать который опасно. Сначала аперитив и сплетни о том, кто лезет вверх, а кто катится вниз. Потом недожаренная утка и минеральная вода, за которыми можно обсуждать покупки, но только в самой общей форме. Никакого десерта, увы. Под конец кофе-эспрессо или, для чревоугодников, «капуччино». Только после этого можно открывать свою записную книжку и переходить к кровопролитию.

Ровно в 2.03 Оливия отодвинула в сторону свою кофейную чашку и наклонилась к Мел.

– Так вот, Мелани, я думаю, нам надо поговорить. Последние несколько недель я наблюдала за тобой, и знаешь, к какому я пришла выводу?

– Что я потрясающе способный редактор и что ты собираешься повысить меня?

Оливия словно не слышала ее слов:

– Что ты перестала верить в «Фемину», Мелани.

Мел спросила себя, стоит ли ей опровергать это утверждение. Ведь это правда. Она могла верить в «Фемину», у которой хватило бы смелости подвергнуть сомнению свою философию, но не в «Фемину», которая отказывается признать бьющую ее по щекам реальность и продолжает талдычить, как это делает Оливия, что спасение женщин в одной только работе.

К ужасу Мел, Оливия взяла ее за руку. Рука Оливии была холодной и гладкой, как полированный дорогой камень.

– Я знаю, дорогая Мел, что для тебя это будет ударом, но я думаю, что нам пора отпустить тебя, пока положение не стало совсем кошмарным. В конце концов, мы ведь не хотим крови на стенах, не правда ли, особенно твоей крови, после того как ты столько сделала для «Фемины».

Оливия полезла в свою сумочку, достала из нее конверт и протянула Мел.

– Это твое жалованье за два года вперед. Но с одним маленьким условием.

Мел спросила себя, что же для Оливии равноценно этой сумме.

– Ни при каких обстоятельствах ты не должна делиться с прессой этими твоими разрушительными идеями.

Боже, она, похоже, действительно очень ранима. Сотня тысяч фунтов за умолчание очевидных вещей. Но Оливия еще не закончила.

– Кроме того, ты немедленно уходишь. Тебе не надо возвращаться в редакцию. Твои вещи я вышлю позже.

Мел взяла конверт и встала.

Будь она проклята, если оставит за Оливией последнее слово.

– Не беспокойся, Оливия, – она полезла рукой под стол и извлекла из-под белоснежной скатерти два большущих голубых мешка для прачечной, – от этих хлопот я тебя избавила!

– Слушай, они хотят взять интервью для брайтонского радио!

– Джинни, это замечательно! – Лиз улыбнулась, отметив про себя смесь гордости и озабоченности на лице Джинни. – Я надеюсь, у нас все получится с брайтонским филиалом.

Лиз окинула взглядом их прекрасное новое помещение, вклинившееся между аптекой и универмагом на главной улице Льюиса, и еще раз порадовалась тому, что «Женская сила» продолжает расширяться так быстро.

Вокруг нее под деловитый писк компьютеров восемь новых сотрудниц беседовали с потенциальными работницами и подыскивали им подходящую работу.

Дон оказалась блестящим администратором и осуществила переезд в новое здание без сучка и задоринки. Ей удалось даже очаровать представителей телефонной компании, и те без очереди выделили «Женской силе» несколько новых телефонных линий. После того памятного обеда с Ником Дон старалась искупить свою вину круглосуточной работой.

Но настоящим открытием последних двух месяцев явилась Джинни. У любительницы засушивать цветы и варить джем оказалась предпринимательская хватка и талант рыночного торговца. Лиз наблюдала, как неделя за неделей костюмы Джинни становились строже, манеры жестче, а записная книжка толще.

Но с Джинни происходило и еще кое-что, и это начинало беспокоить Лиз. Джинни почти перестала говорить об Эми с Беном и о Гэвине.

– Привет, Лиз, это Мел.

Лиз сидела у себя за рабочим столом. Среди дня Мел раньше никогда не звонила. Это ей показалось, или Мел действительно глотает слова?

– Мел, что случилось? У тебя голос, как у Питера О'Тула[22] в неудачный день.

– Я только что обедала с Оливией.

– И это было так страшно?

– Как сказать. Она дала мне сто тысяч.

– За что, черт возьми?

– За мое место.

– Ой, Мел, она уволила тебя? Бедняжка ты моя!

– Не уволила, а отпустила. Одни увольняют сотрудников, другие их отпускают. При твоей нынешней профессии ты должна знать это.

– Ой, Мел, она тебя отпустила! Бедняжка ты моя!

– Ох, Лиззи, – запричитала Мел, – «Фемина» была всей моей жизнью!

– Послушай, почему бы тебе не приехать сюда пожить несколько дней. Ты увидишь, что работой жизнь не ограничивается.

– Опять ты за свое. А теперь извини меня. Я собираюсь купить ящик белого вина и разделаться с ним, желательно сегодня же вечером.

– Купи заодно и алка-зельцер.

– Боже мой, Лиз, нельзя же быть такой предусмотрительной. Нельзя покупать алка-зельцер заранее. Этим ты испортишь все удовольствие!

Лиз попрощалась и повесила трубку. Только что ей в голову пришла замечательная идея.

Мел как раз прикончила вторую бутылку, когда в дверь позвонили. Она озадаченно выпрямилась, как встревоженный суслик. Ее подруги были слишком заняты, чтобы случайно забрести к ней, в их расписаниях не было места для незапланированного визита. Особенно теперь, когда она стала никем.

Полная подозрений, она поднялась и осторожно прокралась по коридору ко входной двери. Не иначе, какой-нибудь наркоман прослышал о ее падении и пришел убить ее. Она прильнула к дверному глазку.

Боже, это был Гарт! Внезапно отрезвев, Мел побежала к зеркалу в прихожей и взглянула на себя. Вернувшись из «Ритц», она тут же избавилась от своего делового костюма и макияжа и залезла в ванну с такой горячей водой, какую только могла вытерпеть. Потом вымыла голову. Она словно хотела смыть с себя все, что было связано с «Феминой» и с Оливией. Потом надела свои самые старые джинсы, опорожнила две бутылки вина и умяла упаковку шоколадных батончиков «Марс». Проделав все это и заревев, она могла честно сказать себе, что хуже ей никогда не было. А какого черта ей еще оставалось делать?

Пожалуй, если она сделает вид, что не слышит звонка, он уйдет.

Но Гарт явно не собирался уходить. Десятью минутами позже он все еще стоял у двери, опершись локтем на кнопку звонка, и кричал в щель для писем: «У меня важное сообщение от Оливии!»

Ворча, Мел приоткрыла дверь на несколько дюймов, не снимая цепочки и стараясь продемонстрировать ему как можно меньше своего тела.