Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Юлиан был доволен известием о приезде Плешкова. Отлично — реагировал он. Лишь удивился, почему тот не мог к нему дозвониться. Он был дома и работал, — сказал он.

20 апреля Плешков нашёл меня у Нотр-Дам. Было жарко, в сквере Иоанна XXIII над цветами гудели пчелы. Он сказал, что хотел бы сделать репортаж «Париж глазами Лимонова», и попросил меня показать ему мои первые парижские места обитания. Мы выступили. У него был диктофон. Переведя его через мост Альма на правый берег, я привел его в Марэ, в еврейский квартал, на рю дэз Экуфф, там я прожил с ноября 1981 года по декабрь 1984-го. Соответствующие ремарки были наговорены мною в микрофон. О том, что впервые в летописях рю дэз Экуфф упоминается в 1233 году, что тогда на этом месте король Шарль держал свой зверинец. Какой из Шарлей? Я не смог ему ответить. Далее мы отправились на улицу Архивов, там на углу Архивов и рю Франк Буржуа в доме 54 я снял мою первую квартиру, она довольно удачно запечатлена мною в рассказе «Великая мать любви». Помню, что, стоя на улице Архивов, на довольно оживлённой улице, я усомнился в его диктофоне, в том, возможно ли преодолеть шум автомобилей и улицы. Он продемонстрировал мне, что да, голос мой слышен. Затем мы вышли с ним на рю де Тюрени, посетили моё нынешнее гнездо на крыше, не задержались там, он хотел всё быстро осмотреть, прошли на пляс де Вож, я обычно водил туда всех приезжающих. И если уж речь шла о Париже Лимонова, то как раз здесь Лимонов провёл немало человеко-часов, на этой площади. Я показал ему балкон Жан-Эдерн Аллиера, моего редактора, на балконе сидел деревянный негр в натуральную величину. Мы вышли с пляс де Вож по рю Бираг, всего метров пятьдесят, и сели в кафе па углу этой улочки и рю Септ-Антуан. Там, в кафе, мы подписали с ним договор о том, что Плешков Александр назначается Эдуардом Лимоновым его, Лимонова, литературным агентом, и дальше следовали условия. Всего было две страницы в двух экземплярах. И мы выпили за наше сотрудничество. Могли ли мы предполагать, что ему остаётся жить какие-то восемь или меньше часов?

Далее мы с ним отправились в район Монпарнаса, поближе к гостинице «Пульман Сент-Жак», где он остановился. Выбор гостиницы, несомненно, был сделан Семёновым, и потому неудивительна близость гостиницы к рю Томб Иссуар. Возможно, руку к выбору приложил и Джим Хайнц? Помню, что я привел Плешкова, успел затащить его даже в книжный магазин (он же издательство) «Дилетант» и представил Доминику Готье, директору с трубкой в зубах (он уже становился солиден, через десять лет после нашего первого знакомства). Расставались мы с Плешковым у ресторана «Ла Куполь» на бульваре Монпарпас, откуда только что вышли, где выпили шампанского за успех нашего совместного предприятия. Ему нужно было ехать в «Пульман» к 8:30, он был приглашен на обед к главному редактору журнала «VSD» (по начальным буквам Пятница, Суббота, Воскресенье). За ним должны были заехать на машине. Я попрощался с ним у входа в метро. Ехать ему было всего ничего — пару остановок. Я спросил его, не заблудится ли он. Он улыбнулся. И всё, скрылся в метро. А я пошел домой, с сознанием выполненного долга. Я оценил свою работу по встрече, сопровождению и развлечениям моего литературного агента на «пять».

Разбудил меня наутро хриплый голос «кактуса» Семёнова. «Эдик, Саша умер…» — «…Какой Саша?» — не понял я. — «Наш Саша, Плешков». Далее Юлиан пустился в строительство планов о том, как я полечу в Россию с гробом Плешкова.

— Но мне же нужна виза? — сказал я.

Только после всей этой словесной возни, изобличающей его растерянность, он рассказал мне, что случилось. Правда, он ещё не знал первых результатов вскрытия. Случилось вот что: на обеде у главного редактора журнала «VSD» Плешкову вдруг стало плохо. Он вышел в ванную и отсутствовал около 15 минут, был очень бледен, сказал, что устал, и попросил отвезти его в «Пульман». В машине ему было плохо, он лежал па заднем сиденье. В два часа ночи он переступил порог отеля, поднялся в помер. Служащий «Пульмана» нашёл русского постояльца в два тридцать ночи па галерее. Он сидел на полу в очень тяжёлом состоянии. Прежде чем спуститься вниз, он позвонил администратору. Жаловался на боль в груди, жажду. «Скорая» прибыла немедленно. Врач констатировал тошноту, из левого уха вытекала жидкость. В 2:38 наступила смерть. Попытки реанимировать русского не увенчались успехом.

Позднее, осенью 1990 года, я прилетел в Москву по приглашению младшего Боровика на его телешоу, кажется, оно называлось «Камертон». Во всяком случае, камертон там присутствовал. Моим оппонентом был режиссер Марк Захаров. В свой приезд я навестил вдову Александра Плешкова — Галю. Может быть, сам я и не отправился бы к ней, но Боровик прикомандировал ко мне сына Плешкова, он и свозил меня домой. Жена была убеждена, что мужа убили. Сын тоже был убеждён. Они считали, что убили как раз по причине тех бумаг, которые Олешков привёз Семёнову. Что там было, — жена Плешкова не знала, догадывалась. Возможно, там был компромат на самого Горбачёва, бумаги якобы принадлежали и были собраны скандальными следователями Гдляном и Ивановым. Гдлян состоял в редколлегии журнала «Детектив и политика». У самого Семёнова невозможно уже было узнать, что привозил Плешков в Париж. Через месяц после смерти своего первого заместителя Юлиан Семёнов вдруг впадает в коматозное состояние в Париже, перевезён в Москву, срочно оперирован в кремлёвской больнице. Вследствие операции парализован, мозговая деятельность парализована тоже. В общем, человек-овощ. В больнице его посещает в начале сентября Александр Мень, ещё один член редколлегии журнала «Детектив и политика», протоиерей Александр Мень.

9 сентября того же года на полпути к подмосковной станции Александр Мень убит, и жестоко: топором. Три члена редколлегии погибают (Семёнов ещё живет овощем, но всё равно погиб как мыслящее существо) в несколько месяцев одного года, с апреля по сентябрь! Случайность, совпадение? Говорят, даже молния не бьёт два раза по одному и тому же месту.

По вернёмся к смерти Плешкова. Его жена показала мне первое предварительное заключение вскрытия, сделанное в парижском судебно-медицинском институте профессором Д.Леконт. Я прочитал там, что при вскрытии повреждений насильственного характера обнаружено не было. Отмечены ссадины на колене и локте. Переломы четырёх рёбер, сказано, произошли при реанимации, как и внешняя контузия печени. Это всё пустяки, не стоящие внимания. В Боснии один парень при мне получил шесть огнестрельных ранений и остался жив. И не инвалид. Вскрытие выявило «сильное кровотечение всех внутренних органов, в частности, лёгких, позволяющее предположить, что смерть наступила в результате отравления…»

«Сашу отравили», — сказала жена. Я тоже думаю, что Плешкова отравили. В 1992 году меня интервьюировала для статьи в «Совершенно секретно» журналистка Елена Светлова. В этой статье («Смерть без диагноза») она приводит мнение старшего научного сотрудника НИИ морфологии человека — патологоанатома Александра Свищева о заключении вскрытия трупа А.Плешкова, сделанного его французскими коллегами.

«Почему-то не указано время вскрытия. Странно, что нет описания одежды убитого, у нас с этого обычно начинают. Врач «скорой помощи» обратил внимание на непонятную жидкость, вытекавшую из уха, но, судя по данным патологоанатомической экспертизы, полость внутреннего уха почему-то не вскрывалась. Практически не описаны эндокринная система, состояние гипофиза, а также ткани надпочечников. Это очень важно. Отсутствует в описании состояние лимфатических узлов. Спинной мозг не вскрывался, а там могло быть не всё в порядке. Патологоанатомический диагноз не поставлен, и неизвестно, что привело к смерти…»

— Допускаете ли вы версию отравления? — спрашивает Светлова.

«Я бы эту версию не исключал. Во всяком случае, все симптомы отравления присутствуют: плохое самочувствие, жажда, рвота, сильное кровотечение всех внутренних органов. Это знак какой-то внезапной катастрофы».

И Свищев поясняет, подумав:

51
{"b":"100917","o":1}