«Современные яды, которые могут быть использованы в целях убийства, действуют опосредованно, достаточно минимального количества, чтобы вызвать самые серьёзные нарушения. Эти яды распадаются полностью за несколько часов, они не регистрируются приборами».
Вот так. Сама по себе внезапная смерть Плешкова в Париже, возможно, не вызывала бы столько подозрений, не последуй за ней сразу катастрофы с Семёновым, а затем убийства Меня. Гипотез случившегося хватает. Бывший сотрудник «Совершенно секретно» Вадим Молодый опубликовал в американском журнале «Вестник» гипотезу, что Плешков и Мень погибли потому, что Мень имел информацию о сотрудничестве очень высокопоставленных чинов Русской Православной Церкви с КГБ. И что на тот самый пропавший (он исчез и в списке возвращённых французами вещей покойного не значится) в Париже диктофон, на который Плешков записывал меня в свою последнюю прогулку, было записано как раз интервью протоиерея Меня, где содержались эти разоблачения. Якобы «речь шла о митрополите Питириме, о попе Салтыкове, о некоем Николае Филимонове и киевском митрополите Филарете», заявляет Молодый.
А вот гипотеза из статьи Алексея Белякова в журнале «Профиль» № 47/48 за самый конец декабря 1998 года. Статья называется «Мальчик-мажор из Безбожного переулка», и посвящена она Артёму Боровику. Цитирую:
«Семёнов и Плешков отправились в Париж на встречу с Эдуардом Лимоновым (тогда он ещё считал себя, скорее, писателем, чем политиком-экстремистом). И гостеприимный Лимонов пригласил Александра на банкет, который устраивала какая-то французская газета. На банкете Плешкову стало плохо, он поспешил к себе в отель и пригласил врача из советского посольства. Врач почему-то не приехал. Плешков, так и не дождавшись его, уже с трудом спустился к портье и попросил вызвать «скорую». Однако прибывшие французские медики констатировали смерть. Вскрытие показало, что Плешков умер вследствие кровотечения всех внутренних органов. Его семья уверена, что он был отравлен советскими спецслужбами, поскольку якобы вывез в Париж какие-то материалы, касавшиеся КГБ. Семёнов очень тяжело переживал эту смерть. Примерно полгода спустя вместе с Боровиком он ехал на встречу с представителем Руперта Мэрдока, западного пресс-воротилы, чтобы договориться об инвестициях для «Совершенно секретно». Внезапно Юлиан Семёнович стал заваливаться — прямо на сидевшего рядом Боровика. В больнице диагностировали инсульт. Семёнов был помещён в госпиталь имени Бурденко и оказался уже неспособным заниматься делами издания. Очевидно, Юлиан Семёнович на этом этапе воспринимал Боровика как человека, которому можно доверить «Совершенно секретные дела». Приёмный сын Семёнова, ныне известный журналист Андрей Черкизов, тогда, по воспоминаниям современников, в силу алкогольных проблем был неспособен к конструктивной деятельности. Так что Артём стал «вторым сыном» Семёнова. Надо заметить, Боровик до сих пор с истинно сыновними чувствами относится к памяти основателя, и те, кто бывает в «Совершенно секретно», отмечают атмосферу лёгкого культа Семёнова».
Остановимся. В начале процитированного отрывка брошена лёгкая тень подозрения на меня. Так и видится «гостеприимный» Лимонов, подсыпающий из перстня яд Плешкову в бокал, специально пригласив его на банкет. Фон — Париж, ночь. Лимонов злодейски оглядывается, сверкнув очами. Он же — советская спецслужба. Однако если отбросить абсурдность этого лёгкого намека на обвинения и начать размышлять, то обозначится, что у Лимонова не было мотивов мочить Плешкова. Вот у кого были, так это у Артёма Генриховича Боровика. Хотя и это, разумеется, абсурдное рассуждение. Но продолжим некоторое время рассуждать абсурдно. Вспомним толстые буржуазные романы XIX века. Так сказать, поместим себя в их атмосферу. Как делались состояния капиталистов, как они возникали? Ведь именно эта атмосфера царила в России конца 80-х годов XX века и самого начала 90-х. Именно атмосфера создания капиталов «первичного накопления», если использовать терминологию г-на Маркса Карла. Процитируюка я ещё из статьи Белякова:
«На исходе 80-х писатель Юлиан Семёнов, отец Штирлица, решил создать свою газету с будоражащим воображение названием «Совершенно секретно». Семёнов тогда возглавлял Международную ассоциацию детективного и политического романа — эта организация и стала учредителем нового издания. Обладая самыми широкими связями, Юлиан Семёнович сумел убедить тогдашнего Председателя Совета Министров Рыжкова выделить газете кредит. Знатоки называют невиданную по тем временам сумму — то ли миллион, то ли полтора миллиона долларов. На эти деньги было закуплено новейшее импортное оборудование. Сотрудники получали зарплату раз в пять больше, чем в других изданиях: ведь «Совершенно секретно», несмотря на государственный кредит, было, но сути, первым частным изданием в стране. /…/ Артём оказался в газете не сразу, а когда его пригласили — и вовсе не на руководящих постах. Но тогда он вполне довольствовался своим журналистским хлебом. Зато с маслом. Вся административная деятельность в «Совсеке» лежала на плечах самого Семёнова и его заместителя Александра Плешкова».
Стоп. Продолжая рассуждать абсурдно, опять вообразим себя внутри, в атмосфере буржуазного романа. В эпоху, когда обманом, подлогом и убийством создавались состояния. В 1989 году Черномырдин одним росчерком пера превратил Министерство газовой промышленности в концерн «Газпром». Молодой журналист, отпрыск хорошей советской вельможной семьи (папа Генрих Боровик — «Председатель Комитета Борьбы за мир», в Совдепе это была кагэбэшная должность, соответствующая генеральскому званию, глава Комитета автоматически был видный гэбэшник), приходит в атмосферу денег, свободных поездок за границу. Приходит (цитирую опять Белякова):
«Юлиан Семёнов говаривал: «Хотите куда-то ехать? Просто берёте билет и летите!» Те, кто работал в «Совершенно секретно» в ту счастливую мажорную пору, объездили весь мир. /…/ Всем журналистам выдали синие загранпаспорта»
в строящуюся издательскую ИМПЕРИЮ! Он видит, какой мощной она уже стала, только начав, и какой ещё обещает стать. Может стать, как империя Мэрдока, как империя гражданина Кэйна! (Фильм «Ситизэн Кэйп», я уверен, Тема Боровик видел много раз. Он был американофил, и с интересом оценил, помню, мой пиджак от «Сирс энд Врубек», он даже прослужил две недели в американской армии и сделал об этом репортаж.) А он в этой империи — «вовсе не на руководящих постах». Как парень эффективный и энергичный, он мог бы стать «на руководящих». Но есть уже Плешков — ещё более работоспособный, пунктуальный, чёткий, таких работников в России — раз, два и обчёлся. Боровик видит, что на пути его стоит только Плешков, все остальные сотрудники не в счет, они обычные рабочие лошадки…
Дальше рассуждать абсурдно становится опасно. Родственники Боровика могут в суд подать. Однако, рассуждая не абсурдно, больше всех смерть Плешкова была выгодна Боровику. Что касается тайн, привезённых в Париж Плешковым, то Гдлян голоса не подавал, ни о каких его документах не сообщал, а Молодый, которого я знаю и с которым как раз в то время, в 1990-м, и ещё чуть позже переписывался, без сомнения, начал строить гипотезы после того как я ему написал, что смерти в руководстве «Совершенно секретно» — странные смерти.
И вот Тема Боровик, оказывается (этого обстоятельства я не знал или не упомнил), находился рядом с Семёновым в машине, когда у того произошёл инсульт. Случилось это, правда, никак не через полгода, но в конце мая 1990 года. И в госпитале Бурденко (по моим сведениям, это была «Кремлевка», или вначале была сделана операция в «Кремлевке», а потом перевели в «Бурденко») была произведена операция, в результате которой Семёнов стал овощем. В 1990 году мне говорили (когда Боровик пригласил меня в Москву) люди из окружения Семёнова, что операция была не необходима. Что она была не нужна.
Как бы там ни было, ситизэн Кэйн оказался в том же полукоматозном состоянии, что и генерал Романов. Двигать членами и мозгами он не мог. И вокруг него, как полагается вокруг главы Издательской империи, началась борьба за тело. Милые доченьки вырывали его друг у друга, одна умыкнула тело в Австрию, где в пансионате стала учить папу-овоща водить рукою (сама водила его рукою), дабы он мог подписать ей завещание… Так и не научила. В конце концов Юлиан Семёнов, основатель и глава Империи «Совершенно секретно» тихо угас где-то в 1995-м или 1996 годах. Точная дата мне неизвестна. Он был своего рода российский «ситизэн Кэйн» — герой эпохи первоначального накопления. Создатель империи, мощный человек. Как я уже упоминал, одним из бизнес-партнёров Семёнова был «француз», на самом деле польский еврей, французский гражданин — лысый, красногубый неприятный старик по имени Алекс, по фамилии Москович (другая транскрипция — Машкович). Я видел его один раз на единственном банкете «Совершенно секретно», который я посетил в Дом-журе на Зубовской. Именно тогда сказал мне Семёнов, радостно: «Мы выебли партнёров». Кому-то из них достались 33 и три десятых процента. Кому, я не стал домогаться. Семёнов радовался, и я порадовался с ним. Москович тогда прибыл в Москву из Парижа. Как и я, нормально жил в Париже. Артём Боровик, по-моему, находился в тот вечер в состоянии глубокого похмелья. Он долго разговаривал со мной и выпил много пива. Потом переместился и долго разговаривал с Московичом. А через четыре месяца в Париже странным образом погиб Плешков. А потом Семёнов «стал заваливаться на… Боровика…»
