Итак, «старая дева» это не просто б/у, а во всём остальном могла бы быть прекрасной матерью, хорошей хозяйкой, милой любовницей и созерцателем Девы. Нет, старая дева — это копрофилка, истеричка, дура, предательница и лжесвидетельница — в чём можно легко убедиться на примере ваших соседок. Ни одна из них сама себе в том, что она дерьмовочка, не признается — но это, как говорится, их проблемы.

Спокон веку «старые девы» пытались изобразить из себя девственниц. Мужика женщине обмануть проще простого. В особенности, если тот из дальней деревни и наблюдать за ней годами у него возможности не было. Таким образом, в старые добрые времена, когда все жили в своих усадьбах, если жених из дальних, то единственный его советчик — волк. Одно только наличие его логова говорило о многом — обо всём.

Волк «старой деве» и вообще нравственным уродам не враг, а обличитель и указующий путь к вечной жизни. Но «старая дева» потому и «старая дева», что вместо к волку благодарности, она к нему будет испытывать ненависть и страх.

Вот и получалось, что шлюха — злейший враг волка. Это для натур благородных волк — спаситель и защитник, для шлюх же — обличитель и правдолюбец.

Вот и получалось, что из рода в род самым главным волконенавистником были деревенские шлюхи. Этот род, как вы легко можете убедиться по девицам из любой торговой конторы, не остановится ни перед каким враньём, ни перед каким лжесвидетельством, клевета — их единственный способ существования.

Всем известна ситуация, когда жена предлагает мужниному другу с ней перепихнуться. Отказываются далеко не все, но если какой и «пошлёт» эту дрянь, и тем самым окажется своему другу другом настоящим, то эта дерьмовочка наврёт мужу, что его друг хотел над ней снасильничать.

Попытается друзей стравить.

Но не для того, чтобы просто отомстить, как полагают почти все те, кто столкнулся с подобной ситуацией, — а чтобы разлучить, сделать из мужа идиота. Настоящий друг в силу своей порядочности, в сущности, становится для неё волком, опорой к здравому мышлению — потому что не придурок. Шлюха пытается уничтожить и этого «волка» или хотя бы оклеветать. Муж, обычно урод ей под стать, да ещё и дурак, этой клевете верит. Подобное случается сплошь и рядом. Знаю таких историй десятки.

Так и с буквальными волками: дерьмовочка наклевещет с три короба, лишь бы волки у деревни с порядочными невестами были изничтожены. Сама и телёнка прирежет, и с потрохами в болоте утопит, сама и соседнего мальчика зубами изорвёт — а на волка спишет.

Стая вообще всегда руководима дамой — это и у оленей так, и даже у волков-малолеток (до полутора лет) и, тем более, у дегенератов-людей. Даже в «Апокалипсисе» об этом есть. Таким образом, шлюха, скрестив пальцы, наврёт, а цивилизованные уверуют и бросятся тропить волка и капканы на него ставить — повторение истории с Христом. Вернее, Христос — это повторение истории с волком.

А волкогоны ещё и героями себя считать будут, а не придурками. Дескать, спасители человечества.

Ясно, что и особенная ненависть к волкам попов тоже не случайна. Попы требуют перед собой поклонения — но до «мастерства» шлюх им далеко, попам и людей-то обмануть удаётся только уж совсем ограниченных. А волков попам и вовсе не обмануть. Что удивляться единству по жизни этих двух категорий клеветников?!

Трудящийся мне скажет: ну уж если сложился такой тандем шлюх и профессиональных нововеров, то с ними должен быть и еврей.

Хорошо, как говорится, «идя навстречу пожеланиям трудящихся», отвечу. Точно. Есть. Мантейфель фамилия.

Вот сколько бы вы ни разговаривали со знатоками волка, с практиками, я имею в виду лесников и охотников, то все они говорят одно: волк людей не трогает. Даже в таких ситуациях не трогает, когда, как говорится, сам Бог велел.

Но в науке иначе. Там у мухи — восемь лапок. Всегда было, есть и будет. «По своему личному опыту, — пишет в статье какой-нибудь волковед, — я не сталкивался ни с одним доказанным случаем убийства человека волком. Но Мантейфель пишет…»

Мантейфель точно, пишет.

Рисует.

Малер.

Таки Малерман.

Картины Мантейфеля, что и говорить, впечатляющие. Если тысячи и тысячи специалистов за всю жизнь не видели — не видели!!! — ни одной жертвы растерзанной волком, то Мантейфель, куда бы он ни отправился, повсюду проходил через деревни, улицы которых были просто устланы трупами растерзанных мальчиков и девочек. С застывшими на ресничках слезинками.

Читаешь и думаешь: или Мантейфель на какой-то другой планете живал, или он еврей. Вот ломаю голову, как бы проверить?

В случае Мантейфеля есть соблазн обойтись без теории стаи. Дескать, он сам по себе. «Личность». Именно соблазн. Мантейфель долго-долго был главой учёного совета ВНИИОЗ (охотоведения и звероводства). Сейчас-то уж, верно, сторчался, но оставил у кормила учеников, которые в науке делали карьеру, повторяя заклинания учителя.

Начальственный путь Мантейфеля в науке был долог — и число трупов, через которые он перешагнул и о них свидетельствует, исчисляется, похоже, тысячами.

Я не знаю, за две тысячи лет, которые наука веровала, что у мухи восемь ног, были ли сомневающиеся, но на Мантейфеля ссылается всякий, кто не желает быть изгнанным из науки. На самого Мантейфеля и на тех, кто ссылается на него.

Но плевать на Мантейфелей.

Обратимся-ка лучше к тому опыту, который в своей жизни может воспроизвести каждый читатель.

Я решил исследовать, чем биографии тех охотников, которые аж трясутся при упоминании слова «волк», отличаются от тех охотников, которые волка не трогают. Видят его порой, но ружья с плеча не снимают. Нет, не по идейным соображениям — а «просто». Душа против.

По разным районам ездил — и, что называется, к каждому встреченному охотнику лез в душу.

Бросается в глаза прежде всего то, что охотящиеся на волков пьют намного больше тех, кто к теме волка относится спокойней. Тут и обнаруживается за спиной охотничка та самая шлюха. Она натравливает — не может не натравливать.

Те же, кто к волку ненавистью не пылают, пьют меньше. А то и вовсе не пьют.

За свою жизнь мне подвернулась возможность поговорить всласть только с двумя лесниками. Оба — бывшие. Оба почти не пьющие. Оба охотились на волков. Но один будет охотиться и дальше, а другой после трёхчасового со мной разговора, уверен, не прицелится больше ни в одного волка.

Тот, который убийца волков, — «свидетель Иеговы» и вор. В том смысле вор, что воровать в лесу начал ещё до того, как воровство стало государственной политикой нововведённого демократического режима. Я с этим «свидетелем» несколько лет работал на монтаже компьютерных сетей — поэтому знаю как облупленного.

Всё у этого вора типично протестантское. Жена в том числе. Она его взяла, когда у неё уже было несколько детей — от разных. Она — дочь генерала. Старше «свидетеля» лет на восемь. Всё имущество записывается на неё, у волкоубийцы нет ничего — и поделом. Из них она первой стала «свидетельницей». Он не русский — преимущественно поляк. Хотя кровей намешено в нём много, есть и еврейская, и русская. Лесником работал в дальнем углу не то Тверской, не то Ярославской области.

А вот другой бывший лесник, тот, который после разговора со мной, уверен, не убьёт больше ни одного волка, — прямая «свидетелю» противоположность.

Когда я с Василием познакомился, он меня поразил тем, что, говоря о волках, он прямо-таки трясся. Я тогда подумал: ай да чистота типа!

Правда, в вину волкам он ничего, кроме как «собачек бедненьких таскают», поставить не мог.

Я решил Василия разговорить по характерным точкам: шлюха ли жена, мать не из той же ли породы, не извращенец ли она сам, ну и самое тонкое — к какому миру, светлому или тёмному, относит он Сталина?

Чем больше я с Василием беседовал, тем больше удивлялся.

С лесом он в удивительных взаимоотношениях — и его сослуживец, который сидел с нами, это подтвердил. Повсеместно типичный охотник идёт «за мясом». Добыл — и только скорей бы вернуться. А этот может уйти в лес на несколько дней даже вообще без ружья, всё ради того, чтобы полюбоваться неожиданными сочетаниями красок отцветающего лета или неожиданно прорвавшимся лучом света. Всё так — сослуживец Василия подтвердил.