Через секунду мы уже стояли с дядюшкой на полу и с удивлением разглядывали раздавшийся и вверх, и вширь подвал и ставшие необыкновенно большими окружавшие нас предметы и мебель.

– Все-таки, маленькими быть лучше, чем громадинами! – сказал дядюшка с нескрываемым удовольствием и присел на свой любимый игрушечный диван. – Ты, кажется, хотел отдохнуть, Тупсифокс? Ложись на кровать, теперь она тебе снова в самую пору!

– На ней есть даже место для Кнедлика… – вздохнул я с легкой печалью и опустился на скрипучую лежанку, громко именуемую «кроватью Тупсифокса». Снял обувь и…

– Тупси, вставай! Уже десять часов утра! – вдруг я услышал знакомый голос. Нехотя открыл глаза и увидел склоненного над собой Пугаллино.

– Десять часов? Да я только что прилег!

Словно подброшенный пружиной, я соскочил с кровати, торопливо оделся и, отталкивая от себя слюнявую морду Кнедлика – он все норовил облизать меня с головы до ног, – взволнованно сказал:

– Идемте в музей! Дядюшка, наверное, уже там! А может быть, и не там: от злюков всего можно ожидать!

Примчавшись в хранилище гнэльфских реликвий, мы – Пугаллино и я – купили билеты и поспешили в зал, в котором покоился осколок волшебного зеркала. А Кнедлик остался ждать нас у дверей музея – собак, даже самой редкостной породы – почему-то сюда не пускали.

Прибежав в нужную нам комнату, мы облегченно вздохнули: Кракофакс, живой и невредимый, сидел у стены на мягком пуфике и о чем-то сосредоточенно думал. Увидев нас, он вздрогнул и нервно взбрыкнул ногами. Но быстро опомнился и смущенно проговорил:

– Я думал, что это вернулся Мерзопакс… А это, оказывается, вы, ребятки…

– Мерзопакс? – переспросил Пугаллино. – Значит, он все-таки вырвался на свободу?

– И он, и его мамаша, и его супруга Грифония… Гэг сдержал свое слово, снял с них заклятье. А вот злюки меня надули: вместо драгоценной жемчужины и еще десятка ее славных сестричек они подсунули мне горсть стеклянных шариков.

– И ты не понял, что тебе дают?! – ахнул я и хлопнул себя по коленкам ладонями.

– Конечно, понял. Едва я взял эти стекляшки в руки, как сразу же заподозрил неладное. – «Эй, – сказал я, – меня не проведешь!». Но тут – вы не поверите!! – злюки выскочили из осколка зеркала и со свистом улетели из зала!!

– Даже не простившись? – поинтересовался Пугаллино.

– Даже не поблагодарив за свое спасение! – воскликнул с обидой дядюшка. – Ну, я им припомню все это, когда встречу! Ну, они у меня попляшут!

И он, спрыгнув с пуфика на пол, сунул руки в карманы и деловито скомандовал:

– Ждите меня здесь! Я скоро вернусь!

– Куда ты собрался идти?! – испугался я ни на шутку. – Злюков наверняка уже нет в музее! Да и в Гнэльфбурге их, наверное, нет: ты сам сказал, что они со свистом улетели.

Кракофакс недовольно поморщился:

– Я и не думаю их сейчас искать, у меня совсем другие планы. Мне нужно заглянуть на минутку к директору музея – попробую продать ему эти стеклянные шарики. Нам же понадобятся деньги для постройки нового «Шперлинга»?

– Ты считаешь, что их для этого хватит?

– Конечно, нет, – усмехнулся дядюшка. – Я не так наивен, как вам кажусь. Но ведь мы, ребятки, что-нибудь придумаем? Мы обязательно с вами что-нибудь придумаем!

И он, лукаво нам подмигнув, быстро зашагал по ковровой дорожке в кабинет директора музея. А мы с Пугаллино остались ждать его в тихом, пустынном зале, дружно поругивая старого пуппетролля за его неугомонный характер.

Какая все же коварная вещь – эти мемуары! Стоит только за них засесть и уже не оторваться: столько всяких воспоминаний приходит в голову! Хочется написать о том, о сем, о многом другом… И ты пишешь, пишешь, пишешь… Но ведь когда-то нужно и остановиться! И поставить точку, даже если тебе не очень хочется этого делать. Вот и я ставлю сейчас большую жирную точку – чернила в авторучке еще есть, на них можно не скупиться! – и с легкой грустью закрываю свою тетрадь. Кто знает, может быть, я и вернусь к писанию мемуаров: приключений в моей жизни было немало. Но пока – прощайте!