– Вот это мило! – искренне обрадовалась Анна, а Билли прибавил: – Я так и рассчитывал.

– Мистер Чэттертон только что получил телеграмму, – продолжал Кент, – и, конечно, вся программа изменилась.

Он завтра днем едет ее встречать. Билли, а вы, кажется, собираетесь в Сан-Матео?

– Я как раз убеждал мисс Эспинозу, что сумел бы помочь ей выбрать рождественские подарки.

Действительно ли Кент и Анна обменялись быстрым, многозначительным взглядом, или это только показалось ей? – спросила себя Жуанита. Хотя она не поняла значения этого взгляда, кровь ударила ей в лицо. Она отрицательно покачала головой, смягчая отказ улыбкой, и вошла вслед за Анной в дом.

Билли снова спустился в сад, Кент же с равнодушным видом пошел за девушками. Когда Анну кто-то кликнул наверх, и она убежала, Кент слегка дотронулся до плеча Жуаниты.

– Как дела? – спросил он, когда они остановились у широко раскрытого французского окна, откуда был виден, как на ладони, сад, весь залитый сегодня золотым светом. Даже тени, казалось, были пронизаны им.

– Все прекрасно, – отвечала Жуанита. – Но ведь ничего неизвестно, – прибавила она с легкой тревогой, – пока не приедет миссис Чэттертон и не решит.

– Думаю, что она решит в положительном смысле, – улыбнулся Кент, прищуривая глаза. – А вам бы хотелось остаться?

– О, да! – И затем она прибавила немного сдержаннее: – Это очень хорошее место, и мне здесь так нравится!

– Вы сумели освоиться со всем, на удивление, просто, – заметил дружески и одобрительно Кент. – А как обстоит дело с поисками? Сделали вы уже что-нибудь?

Жуанита оглянулась вокруг и понизила голос.

– Я просмотрела весь указатель Сан-Франциско и адресный календарь Окланд и Берклей – я нашла их в здешней аптеке… – Глаза ее стали снова печальны.

– И что же? Никаких следов? Ничего?

– Ничего!

– У него ведь несколько необычное имя? – предположил Кент.

Жуанита не дала поймать себя на эту удочку. Она серьезно взглянула ему в лицо.

– Я скажу вам это имя, но только в том случае, если ничего не добьюсь сама. Ведь я обещала матери…

– Да, да, я понимаю, но мне бы хотелось помочь вам… Мне кое-что пришло в голову… Одно, во всяком случае, достоверно, что вы малюткой были привезены на ранчо из Сан-Франциско?

– В этом я почти уверена.

– В таком случае, надо думать, что этот человек (мне все думается, что это ваш отец), находится или находился когда-то в Сан-Франциско.

– Да, и я так полагаю.

– Ваша мать, – помните, вы мне говорили – упоминала о старой Миссии, упорно твердила это в последние минуты.

– Да. И я несколько раз ходила туда. Я просмотрела все старые церковные книги за 60–70 лет, – не найду ли записи о моем крещении. Но такого имени не оказалось.

– А приходило ли вам в голову, как и мне, что сеньора, быть может, говорила о старой миссионерской церкви в Сан-Франциско? Ведь и здесь есть такая, насколько я знаю.

По всему было видно, что Кент искренне хотел помочь девушке. Горячий румянец вспыхнул на ее щеках, глаза заблестели. Она так и впилась в лицо собеседника. Сквозь маску беспечного равнодушия в этом лице, казалось ей, сквозил ум, доброта, – она внезапно почувствовала, как все в ней тянется к нему, как страстно ей хочется понять его, стать чем-то в его жизни. Она, не отвечая, неподвижно стояла возле него.

– Пожалуй, стоит попытаться, – бросил он небрежно.

– Стоит попытаться, – как эхо повторила Жуанита. – Но как мне это устроить?

– Вы можете попросить миссис Чэттертон отпустить вас как-нибудь в город. Она часто уезжает в Санта-Барбара и в Сан-Франциско, может быть, она даже захватит вас с собой туда. И… я хотел бы так устроить, чтобы побывать там вместе с вами, – прибавил он озабоченно, словно вспомнив что-то неприятное. – Постараюсь это сделать после праздников… Да, кстати… – он отвернулся, – вы идете сегодня в Сан-Матео?

– Да, по четвергам мне разрешается отлучаться по своим делам. И я хочу сегодня закупить кое-что к рождеству.

– Вы пешком? – спросил Кент, словно не придавая значения ответу.

– Я еще об этом не думала… Но ведь это всего лишь в двух милях отсюда, а я так мало гуляю… – рассуждала вслух Жуанита. – Пожалуй, правда, пойду пешком – это идея!

– Часа в три?

– Да, я думаю, после завтрака. – Жуаниту удивил его тон, но еще больше удивилась она, когда Кент сказал:

– Подождите меня. Я пойду с вами.

И они отправились вдвоем, когда солнечное утро сменилось прохладным тихим днем. Дороги были чисто выметены ветром, только у заборов собирались в кучи опавшие листья. В некоторых окнах уже висели зеленые гирлянды, а когда Кент и его спутница вошли в деревню, то в окне почти каждой лавки они видели маленькие елочки, корзины фруктов, весело пестреющие украшения. Повсюду толпились дети, болтая и глазея в окна, пока старшие закупали все необходимое к празднику.

Жуанита с воодушевлением принялась за свои скромные покупки. Кент наблюдал за ее оживлением с удовольствием и легкой завистью. Она казалась такой юной в своем простеньком, наглухо застегнутом черном жакете, такой миловидной с этими весело блестевшими голубыми огоньками глаз и непослушными вьющимися локонами, словно ангел с рождественской открытки.

Для Лолиты, Долорес и Луизы были приобретены носовые платки, для ребятишек – целая гора игрушек и сладостей, для старой Лолы – эффектный чемоданчик из блестящей коричневой кожи «под крокодила» ценой в два доллара.

– Она часто ездит навещать родню, – объяснила Жуанита, – и таскает с собою свертки просто в газетной бумаге. Она будет в восторге от этого чемоданчика!

Кент смеялся, вникал во все подробности, то обращая ее внимание на какую-нибудь вещь в лавке, то споря с ней:

– Я не дарил бы этого мальчугану, – ему надо купить что-нибудь такое, что он не сможет ни проглотить, ни сломать.

Когда все было закуплено, короткий день уже перешел в сумерки, и Жуанита порядком устала. Кент предложил зайти выпить чаю.

– Чаю! – обрадовалась она. – А куда же мы пойдем?

– В «Дейзи Чейн». Там хорошо.

Она пошла за ним по темной улице мимо светящихся в синеватом сумраке окон. В маленькой уютной чайной, где пахло свежим печеньем, Жуанита с блаженным ощущением опустилась на стул.

Когда чай был подан и девушка пересчитала свои пакеты и свертки и проверила, все ли закуплено, она спросила, вдруг став серьезной:

– Надеюсь, в этом нет ничего нехорошего?

– В чем? В том, что вы зашли со мной выпить чаю? – спросил Кент с легкой насмешкой. – Это одна из привилегий самостоятельных женщин!

Он внезапно впал в мрачное настроение. Это смутило Жуаниту, и она сказала с неуверенной улыбкой:

– Но одной из этих привилегий является и право платить за себя.

Вместо ответа он посмотрел на нее так хмуро, что сердце у нее упало: он обижен, это ясно.

– Терпеть не могу этого рода заявлений! Все мужчины их терпеть не могут, – сказал он резко.

Жуанита была утомлена. Кроме того, близость рождества, вопреки ее мужественным стараниям быть веселой, больно напоминала ей о ее одиночестве. Она сидела, опустив глаза на голубую тарелочку с мармеладом, и тарелочка расплывалась в тумане набегавших на глаза слез. Жуанита уже жалела, зачем посвятила Кента в свой план, пошла с ним вместе, зачем согласилась зайти выпить чаю.

Они оба молчали, и Жуанита, борясь со слезами, медленно ела свой бутерброд и пила чай из бледно-зеленой чашки.

Маленькая лампа на столе освещала ее пылающее, опечаленное лицо и гладкое черное платье на тяжело дышавшей от волнения груди.

Когда она немного успокоилась и решилась поднять глаза на Кента, она увидела, что он, опершись локтем о стол и склонив подбородок на руку, наблюдает за ней. Щеки ее еще ярче заалели, но опасность уступить слезам миновала, и она спросила с участием:

– Что это с вами, отчего вы такой?

Он поспешно занялся своей чашкой и, отпивая из нее, сказал:

– Простите, я разозлился из-за пустяка. Но не такой уж я бедняк, чтобы маленькая… чтобы такая девушка, как вы, не могла выпить со мною чаю, не жалея меня.