Я уже говорил, что короли обещали платить подать на дружину. Однако, когда начали прибывать первые телеги — по большей части полупустые, да и того, что в них было, не стоило везти в такую даль, — стало ясно, какой бой предстоит выдержать следующим.

— Зачем они так поступают? — Артур в отчаянии указал на скудную поклажу, которую несли из телеги в амбар.

— Держи предводителя в черном теле, и ты сможешь ему приказывать, — отвечал Мерлин. — Тому, кому приказывают, не повинуются.

— Проклятье им! — в запальчивости воскликнул Артур. — Так я силой возьму обещанное!

— Ты ничего этим не достигнешь, — промолвил Мерлин.

— Что ж нам, умереть с голоду?

— Никто голодать не будет. Не бойся, Кустеннин и Меуриг помогут нам пережить зиму.

— А потом? Когда еще мы начнем сеять и жать!

— Умоляю! — вскричал Мерлин. — По одной печали за раз, Артур. Не занимай у завтрашнего дня его треволнений.

— Мы должны все это обдумать.

— Согласен, вот почему я уже решил, что предпринять.

Артур пнул землю кончиком сапога.

— Тогда ради чего ты заставил меня все это терпеть? Или тебе приятно видеть, как я бешусь?

— Если ты ненадолго прекратишь бушевать, я расскажу тебе, что надо делать.

Вот как я оказался на борту корабля, идущего в Арморику по морю, что зовется Муир Нихт.

Я никогда прежде не плавал на корабле и нашел путешествие в высшей степени неприятным. Хотя море оставалось спокойным, из-за постоянного движения — вверх, вниз, с боку на бок — я чувствовал себя так, словно пьян и скачу на необъезженном жеребце.

Путь занял целый день и большую часть следующего, и ни один путешественник не ликовал сильнее меня, завидев вдалеке бурые всхолмья Арморики.

Они стояли темные на алом фоне заката, над ними громоздились серо-багряные облака, а еще выше уже зажигались первые звездочки. Я смотрел на эти холмы и стремился к ним так, словно всю жизнь провел на утлом суденышке, слушая предания о мифической суше, которую будто бы видел кто-то из странников. И вот, благодарение Богу, чудо свершилось — на горизонте возникла земля. Глаза мои затуманились от радости.

Мерлин легко переносил путешествие. Он беседовал с кормчим и командой, стараясь как можно больше из них вытянуть. Так, еще до прибытия он узнал, что творится в Арморике, и мог не страшиться неожиданностей.

Сойдя на берег, Мерлин послал гонца сообщить о нас королю здешней земли, которая зовется Бенвик. Ночь мц провели в прибрежном поселке, где всегда останавливаются корабельщики, а народ дружелюбный и охотно привечает заезжих. Ужин был на славу, а такого чудесного вина я не пивал в жизни. Местные жители много рассказывали о событиях в Галлии, к которой себя не причисляли, считая свои земли скорее частью Британии, что подтверждалось и сходством наших наречий.

Спал я в ту ночь прекрасно, хотя меня и во сне качало на призрачных волнах. На следующее утро, когда мы завтракали, вернулся гонец с приглашением к королю.

Король Бан Бенвикский приходится родичем Хоэлю, тому самому, что укрыл от Вортигерна юных Аврелия и Утера. Этот же Хоэль посылал дружину на помощь Аврелию, когда тот сражался с саксонским предводителем Хенгистом. Таким образом, имя Мерлина было хорошо известно Бану, как и многим другим в этой стране.

Мы сели на коней (я дал себе зарок никогда больше не роптать на тяготы путешествия в седле) и тут же поскакали в Бенвик, где нас с нетерпением дожидался король Бан. Ехать было недалеко, и мы векоре увидели свою цель: Каер Кадарн — большую, заботливо ухоженную крепость на холме. К северу и западу от нее расстилалось море.

— Здрав будь, Мерлин Эмбриес! — вскричал король, встречая нас верхом у городских ворот. — Давно мечтал я с тобой свидеться. — Он наклонился в седле и взял моего господина за плечи, как родича. — Привет тебе, добро пожаловать в мой дом. Мой очаг — твой очаг, доколе ты здесь, и я молю Бога, чтоб это было подольше.

Мой господин отвечал учтиво:

— Здрав будь, король Бан! Мы наслышаны о гостеприимстве и любезности армориканских владык. Уверен, ты, который так приветствует чужаков, более всех достоин этой хвалы.

Ответ этот пришелся по сердцу королю Бану. Армориканцы падки на лесть и порой на нее напрашиваются.

— Однако вы не чужие, государь мой, — промолвил Бан. — Имя великого Эмбриеса чтится в нашем народе. Ты друг, которого мы досель не имели счастия лицезреть.

Как я сказал, армориканцы стараются непременно произвести хорошее впечатление. С нами это удалось сразу и без лишнего труда, так они в этом искусны.

Нас провели в чертоги короля Бана, где уже было накрыто небольшое угощение: хлеб, сыр и густое сладкое вино. Мы ели, пили и слушали, как Бан рассказывал о событиях этого лета, когда они вместе с братом Борсом, боевым вождем Бенвика, одержали три победы над англами и ютами в Галлии.

— Я хотел бы познакомиться с твоим братом, — сказал Мерлин.

На это Бан отвечал:

— Я заметил, что удачливые люди приносят с собой счастье: мы ждем Борса послезавтра. Он тоже будет рад тебя приветствовать.

Весь день мы провели в седле за нескончаемыми разговорами: Бан стремился во что бы то ни стало показать нам королевство и услышать наши восторги. Что ж, нам не пришлось кривить душой: Бенвик — прекрасная страна, изобильная полями, лесами и охотничьими угодьями. Король Бан воистину богат.

Подобно многим состоятельным людям, он весьма гордился своими владениями и даже чересчур охотно показывал их, говорил о них, превозносил их и выслушивал чужие хвалы.

Впрочем, народ уважал его за спокойный и ровный нрав, а также за неизменную щедрость. Любовь к богатству не помешала ему остаться справедливым. Он никого не притеснял и не обманывал.

Брат его Борс был воин с головы до пят, порывистый, несдержанный, готовый чуть что схватиться за оружие, любитель попоек и бахвальства. Никто не мог его перепить, но и на поле боя ему не было равных, как и в умении вести за собой. Этот отчаянный рубака напоминал медведя и силой, и норовом.

Оба брата одинаково любили жизнь и ненавидели варваров. Всякий воюющий с врагами справедливости и порядка мог рассчитывать на помощь Бана и Борса. А при их богатстве помощь эта была значительной.

Вот зачем Мерлин прибыл в Арморику: рассказать об Артуре и заручиться поддержкой братьев. Он надеялся, что Бан поможет Артуру, как его родич Хоэль помог в свое время Аврелию.

Но имелась и другая причина. В черной дубовой воде провидческой чаши из арсенала друидов, к которой Мерлин иногда прибегал, чтобы проникнуть на спутанные тропинки времени, он разглядел нечто тревожное. Что именно, он не говорил, но хотел непременно выяснить, в чем дело.

На второй день нашей жизни у Бана вернулась дружина. В королевском доме подали обильную трапезу — полагаю, не только в честь дружины, но и в нашу честь, — и мы замечательно поужинали. Борс, развеселясь (возвращение домой привело его в отличное состояние духа), с кружкой в руке повернулся к Мерлину:

— Что я про тебя слышу? Говорят, ты бард. Так ли это?

Мерлин не обиделся, понимая, что Борс не стремится его унизить, а в самом деле не знает.

— Государь мой, — смиренно отвечал он, — я и впрямь порою касаюсь струн арфы, и кое-кто находит мое бренчание сносным.

Борс расплылся в улыбке и грохнул ладонью по столу.

— Великолепно, клянусь Лудом! Арфа, говоришь? Ну, лорд Эмбриес, ты меня покорил!

— Не говори таких слов, пока не услышишь моей игры, — отвечал Мерлин. — Быть может, она не угодит армориканскому уху.

На это Борс только громко расхохотался.

— Так сыграй, чтобы мне оценить британский напев.

По слову хозяина я сходил за арфой, настроил ее и протянул ему. Женщины, которые, согласно обычаю этой страны, ели отдельно, вошли в покой, чтобы послушать песню. Они расселись за столом рядом с мужчинами или у очага.

У Бана был при дворе свой арфист, юноша по имени Риддерх, которого все звали просто Рис — тощий, долговязый, примечательный только своими глазами цвета древесного дыма, большими и на удивление выразительными. Его игру мы слышали в прошлый вечер.