Описывая дальнейший ход событий, бирманские хроники явно многое замалчивают. Они сообщают, что по всей Верхней Бирме запылали монастыри, а монахи бежали в джунгли, но утверждают, что монастыри жгли только китайские войска. Между тем известно, что львиную долю прибавочного продукта, выжатого из крестьян, богомольный Пиндале передавал именно монастырям. Общая же обстановка в Бирме к моменту прихода крестьянской армии, как уже говорилось, была весьма напряженной. Поэтому вполне возможно допустить, что в ряды армии Ли Динго влилось значительное число местных крестьян и события 1659–1661 гг. в Бирме приняли характер крестьянской войны.

После битвы при Ветвине, где была разгромлена регулярная бирманская армия[42], бирманское правительство практически потеряло контроль над страной и в мае 1659 г. было осаждено крестьянскими войсками в Аве. Первый штурм был отбит огнем португальских артиллеристов, которые со времени Анаупхелуна верой и правдой служили бирманским королям. На стенах Авы стояло много пушек, а у крестьянской армии не было артиллерии. Но войско Ли Динго после этого не отступило от бирманской столицы. Оно окружило ее частоколом и более двух лет держало в осаде [142, с. 197].

В 1660 г. на Юге страны вспыхнуло мощное восстание монов с центром в Мартабане. Непосредственным поводом для восстания послужила массовая мобилизация монских крестьян для походов на выручку Авы. Вновь набранное войско выступило в поход под командованием губернатора Мартабана. Уже на первом этапе пути солдаты начали разбегаться. Губернатор приказал сжигать дезертиров на кострах. Тогда восстало все войско и, перебив офицеров, двинулось на Мартабан. Овладев городом, повстанцы расправились с находившимися там бирманскими феодалами и призвали на помощь Сиам.

Между тем в осажденной столице положение становилось все более критическим. Горожан терзал голод, хотя в государственных амбарах хранилось еще достаточное количество риса. Придворные, в том числе королевские наложницы, открыто спекулировали рисом, который с трудом доставлялся с юга по реке — единственной артерии, не перерезанной повстанцами. В мае 1661 г. терпение жителей столицы иссякло. Они собрались у дворца и потребовали короля к ответу за творящиеся безобразия. До насилия не дошло, но феодалы поняли, что их власть висит на волоске. Короля надо было срочно менять. Выбор знати остановился на энергичном младшем брате Пиндале, принце Пье. Его и рекомендовали народу, как будущего «хорошего короля». Во главе восставших Пье ворвался в королевский дворец и арестовал короля и наиболее одиозных временщиков. Низложенного монарха со всей семьей, как водится, утопили (29, с. 102; 207, с. 138].

Пье действительно оказался подходящим человеком для той критической ситуации, в которой находилась феодальная верхушка Бирмы. Он принял энергичные меры против коррупции, организовал раздачу риса населению и довольно быстро создал боеспособное войско, которое смогло перейти в контрнаступление. Ему, конечно, очень помогло то, что осенью 1661 г. в Бирму вступили войска У Саньгуя и крестьянские отряды оказались между двух огней. Если верить хроникам, У Саньгуй вторгся в Бирму, чтобы потребовать выдачи бывшего императора Чжу Юланя, но более вероятно, что он это сделал в порядке классовой солидарности по просьбе самого Пье. Ведь как только с крестьянскими повстанцами было покончено, он, получив Чжу Юланя[43], ушел обратно в Китай, не попытавшись даже отобрать у Бирмы те спорные районы, из-за которых в 1651 г. воевал с Пиндале Чжу Юлань.

Упрочив свое положение на севере, Пье двинулся на юг, где бушевало монское восстание. Мартабан, поддерживаемый сиамцами, держался до мая 1663 г. Когда Пье наконец овладел городом, пришло известие, что сиамская армия вторглась в Чиангмай. Пье с большой частью своего войска бросился на север, но опоздал. Сиамцы захватили Чиангмай. Между тем моны снова овладели Мартабаном, и восстание на юге разгорелось с новой силой. Только в 1664 г. Пье удалось подавить последние очаги сопротивления в провинциях Мартабан и Тавой, но ему досталась почти необитаемая земля: монское население этих районов почти целиком бежало в Сиам [72, с. 179][44]. Таким образом, после трех с половиной лет войны Пье сумел восстановить королевство Ава в прежних границах. Но, сплотив вокруг себя феодалов в критический час, он должен был расплатиться с ними льготами и привилегиями, которые были немыслимы при прежних монархах.

Теперь бирманские феодалы стали не чиновниками, а скорей соратниками короля. В их руки, в частности, окончательно перешел вопрос о престолонаследии. При жизни Пье королевская власть еще поддерживалась авторитетом его незаурядной личности, но его наследники стали простыми марионетками в руках феодальной знати. Такое положение сохранялось вплоть до середины XVIII в.

В царствование Тиритудхаммы (1622–1638) торгово-пиратское государство Аракан процветало, население столицы страны Мрохаунга в 1630 г. достигало 160 тыс. человек [107, с. 81].

Аракан поддерживал активные дипломатические отношения с Батавией, своим главным контрагентом по торговле рабами и рисом. В то же время и Португалия искала дружбы с Араканом, чтобы повернуть его грозную морскую силу в нужном для себя направлении. В 1630 г. в Мрохаунг прибыло португальское посольство, в составе которого был и августинский монах Себастьян Манрик, оставивший ценные мемуары о своем пребывании в Аракане [187].

В ходе переговоров португальским послам удалось убедить Тиритудхамму отказаться от санкций против португальцев, которые вновь поселились в Дианге, и договориться о совместных действиях против Могольской империи, которая в это время начала наступление на португальские опорные пункты в Восточной Индии. Во исполнение этой договоренности араканский король в 1631 г. послал свой флот на помощь осажденному могольским войском португальскому городу Хугли на одноименной реке в Бенгале. Из-за штормовой погоды флот Тиритудхаммы опоздал. К моменту его прибытия город уже пал. Однако араканцы атаковали и разгромили могольский флот, возвращавшийся с добычей [38, с. 277].

В 1663 г. в Мрохаунг прибыло новое португальское посольство во главе с Каспаром де Мескитой. Послы и король опять строили планы совместной войны против Могольской империи и завоевания Бенгала, но военная мощь Португалии была к этому времени уже настолько подорвана борьбой с более молодыми колониальными хищниками — Голландией и Англией, что араканский король вскоре потерял интерес к этому союзу. К тому же голландская Компания явно демонстрировала свое недовольство заигрыванием Аракана с Португалией, закрыв свою факторию в Мрохаунге, а Тиритудхамма не хотел лишаться столь выгодного торгового партнера. Поэтому, едва проводив посольство де Мескиты, араканский король в том же, 1633 г. направил посольство в Батавию с предложением вновь открыть в его стране голландскую факторию. Руководство Компании, выдерживая характер, вновь открыло факторию в Мрохаунге только через два года, когда стало совершенно ясно, что португало-араканский союз распался [38, с. 278].

Рабов и рис снова стали вывозить в Батавию. Обе стороны хорошо на этом наживались, но вскоре между Тиритудхаммой и главой голландской фактории ван Мандере начались серьезные трения, так как каждый считал, что другой наживается больше. Ван Мандере не нравилось, что араканский король установил государственную монополию на торговлю рисом, а Тиритудхамма был раздражен тем, что голландский торговый агент тайно скупал рис на черном рынке, где цены были ниже, чем в казенных амбарах. Кроме того, Тиритудхамма рассчитывал, что голландцы сменят португальцев в качестве союзников в войне против Могольской империи, и руководство голландской Компании, видимо, сначала его обнадеживало в этом отношении. Когда же араканский король узнал, что посольство ыогольского императора Шах-Джахана с почетом принято в Батавии, он послал голландскому генерал-губернатору Антони ван Димену решительный протест. Дело шло к разрыву, но дальнейшему развитию конфликта помешала внезапная смерть Тиритудхаммы в 1638 г.