О Морталис!… Он был большой друг! И он умел меняться…
Где-то между супом и жарким в залу вошла горничная и доложила, что пришел господин Гаук; и сразу после этих слов названный господин появился в проеме двери. Для Месяца и Морталиса приход Герда был неожиданным, хотя они все время помнили, что старушка «Сабина» стоит возле «Юстуса», а владелец ее, по всей вероятности, в Любеке. Они уже не сомневались в знании – кто есть Гаук, и полагали, что и он знает про их знание; они до этих пор думали, что Гаук с их приходом в Любек, если и не уберется из города, то хотя бы постарается избегать встреч с ними. Но ничуть не бывало! Герхард Гаук был отважен и дерзок. Он как будто даже развлекался этой дерзостью и любовался ею.
– Вот так встреча, господа!… – Гаук довольно искусно принял изумленный вид. – А говорили, что ваш «Юстус» поглотила морская пучина. И мы все так сожалели об этой утрате… А тут мои люди принесли мне добрую весть, сказали, что «Юстус» снова у причала да еще бок о бок с «Сабиной». Я ушам не поверил и решил убедиться сам. Я подумал, что эти любезные люди непременно сегодня захотят посетить гостеприимный дом Бюргеров. И вот я тоже здесь. И, как видите, не ошибся…
Месяц и Морталис, сохраняя спокойствие, переглянулись. Они поняли друг друга без слов и были не намерены пока вмешиваться в то представление, какое принялся разыгрывать Герд.
Прекрасное лицо Ульрике с приходом Гаука словно окаменело, губы ее плотно сжались, глаза потемнели. Бюргеру в возникшем положении увиделась неловкость: у его дочери два поклонника, ни один из которых как будто не собирается уступать; как эту неловкость разрешить, Бюргер не знал, а только предложил Гауку занять место и сказал служанке поухаживать за новым гостем. Эрвин Шриттмайер долго щурился, вглядываясь в Герда, а потом сам себе пробурчал: «Нет, это не тот норвежский юноша! Нет, не он!…».
Гаук сел с торцовой стороны стола – напротив хозяина дома. Слева от него оказалась Ульрике, справа – Месяц. Гаук не переставал говорить, должно быть, получая удовольствие от собственного притворства:
– Мне хочется отметить, господа: «Юстус» и «Сабина»… Вижу в этом непредсказуемую волю рока. Они как будто два голубка на насесте, как будто любовники, если хотите… впрочем, «Сабина» несколько старовата… Знаете, господин Иоганн, я подумываю, не построить ли мне новый корабль и не завести ли нам с вами общее дело?
– И развернуть это дело где-нибудь между Готландом и Эзелем? – Месяц не принял его нарочито притворного тона, хотя и никоим образом постарался не открыть своего истинного отношения к Гауку. – Зачем вам «Юстус» и зачем непременно строить новый корабль? Вы купите его – хороший трехмачтовый когг, поставьте на нем побольше пушек и не забудьте – на корме. И названия другого не надо; назовите свой когг «Сабиной» и воплотите прекрасную покровительницу обнаженной – в гальюнной фигуре. А если не хватит денег – о, это такие пустяки! – вам их наверняка одолжат британские купцы возле острова Борнхольм, или купцы датские недалеко от Аренсбурга, или немецкие купцы в виду Штрандендорфа…
– Разумно, разумно!… – согласился Герд; из глаз его на миг исчезла показная любезность, они стали жесткими и пронзительными, как прежде; но вот Герд справился с глазами, и они обрели недавнее бархатное выражение; Гаук принял вызов. – Я, пожалуй, именно так и поступлю. Совет умного человека в наши многотрудные времена многого стоит… – взгляд его стал насмешливым. – А то, знаете ли, стало боязно выходить в море. Никто не хочет заниматься делом – сплошной разбой. А недавно, представьте, меня обстрелял сам Штёртебеккер!… Это был бой с призраком, которому уже двести лет. Впечатляет, правда? Даже мне было не по себе. И я еле сладил с командой – люди так суеверны!… Кстати, судно Штёртебеккера очень походило на ваше судно, господин Месяц. И если бы я не знал точно, что господин Месяц купец, то мог бы подумать, что он капер…
Вот как повернул дело Герхард Гаук… Он был опасный хитрый противник; он преотлично знал, что человек, который обвинит его в каперстве, еще должен будет потрудиться, чтобы доказать это, – а как можно доказать, что вчерашний ветер наполнял паруса несуществующего судна? Разве капер «Сабина» не такой же призрак, как вереница кораблей-мертвецов; разве капитан его не так же бесплотен, как легендарный Штёртебеккер? Кто видел «Сабину»? Где они?.. Тронулись умом несколько матросов и рассказывают но трактирам небылицы, тем зарабатывая себе на кружку пива.
Но Месяц и не думал обличать Гаука, да еще за столом в Бюргерхаузе. Месяц хорошо знал длину своего меча и понимал, что сегодня ему до Гаука не дотянуться. Но он и помнил слова Даниеля Хольма: в море много дорог, нам не избежать встречи… И как когда-то на такую встречу рассчитывал шведский капер, так теперь на нее рассчитывал он сам.
Месяц ответил выпадом на выпад:
– Вряд ли придет кому-то в голову обстреливать старушку «Сабину». Она и так едва держится на воде и, возможно, доживает последние деньки… А что до «Юстуса», то – да! – он было схватился с одним кораблем недалеко от Данцига, но это был корабль под флагом короля Сигизмунда. Тот корабль никак не мог быть «Сабиной», которую мы все хорошо знаем…
– Господа, господа!… – вмешался в разговор хозяин дома. – Вы говорите загадками, не предлагая нам отгадок. Это нехорошо. Покупка любит оплату… Господин Гаук… Герд… расскажите лучше, давно ли вы вернулись в Любек.
Герд сделал это охотно. Он уже два дня как вернулся из плавания. У него была уйма дел в Штральзунде, где он (здесь Гаук с учтивой улыбкой кивнул Месяцу) собирается купить себе новый корабль. И непременно хочет назвать его «Сабиной». Какая все же прекрасная мысль – преемственность!… А старое судно давно пора сжечь вместе со всей, простите… хвостатой живностью… Попутно Гаук сообщил, что выполнил поручение Бюргера и побывал в той деревне, в которой, по слухам, хранились остатки от чьих-то кораблей:- Господин Бюргер может не волноваться: там в деревенской церкви лежат обломки совсем других кораблей – голландских или датских. Точнее не припомню… О судах же Фареркомпании – «Травемюнде» и «Брём-зе» – не только в Штрандендорфе, но и в тех краях вообще не слыхали…
Месяц и Морталис при этих словах снова переглянулись. Прозвучала слишком дерзкая ложь. Гаук отпустил удила коня, на котором скакал, и конь понес его по бездорожью и, кажется, оступился… Гаук, не знавший о том, что волею судеб «Юстус» побывал в Штрандендорфе, не подозревал о своей оплошке и продолжал:
– Но это ничего! Быть может, даже и к лучшему; быть может, суда еще отыщутся, ведь если они не вернулись в порт, это еще не значит, что они более не существуют. Может статься, что они ждут помощи на каком-нибудь острове, или занимаются починкой, или… Да мало ли что!… Скоро я куплю в Штральзунде новый корабль и займусь поисками тех судов… затем мы с Ульрике поженимся…
Ульрике вся вспыхнула при этих словах и тут же побледнела. Негодование ее было слишком велико. У кружки, которую держал Месяц, отломилась ручка – так крепко он ее сжал. Глаза Герда при виде сломанной кружки наполнились притворным удивлением. Герд уж было собрался сказать что-то насмешливое, но хозяин дома не дал ему этого сделать…
Негромким спокойным голосом Бернхард Бюргер произнес:
– Господин Гаук, пойдите вон!…
– Как это!… – не понял Герд, и глаза у него помертвели. – Объяснитесь…
– У меня нет желания объясняться со лжецом.
– Но это ошибка… Это какая-то страшная ошибка… – уже без всякого притворства засуетился Гаук; он не мог взять в толк, отчего произошли столь разительные перемены, и, подозревая, что произошли они не без участия Месяца и Морталиса, теперь бросал на них косые взгляды. – Это меня оболгали. И я почти не сомневаюсь – кто!… Что делают здесь эти господа? Вот эти двое!… Объяснитесь! Я дворянин, в конце концов!…
– Что ж, извольте… – господин Бюргер откинулся на высокую резную спинку стула; взгляд господина Бюргера был спокоен. – Не далее как вчера, в этой самой гостиной я принимал человека из Штрандендорфа, рыбака по имени Гартих, посланного общиной в Любек сразу после гибели кораблей «Травемюнде» и «Брёмзе». Он очень задержался, потому что, добравшись морем до Ростока, тяжело заболел и едва не угодил в мертвецкую, потом в Шверине он против своей воли был зачислен в ополчение, на границе герцогства Брауншвейг был обобран разбойниками и приведен в их стан, откуда ему едва удалось вырваться… И наконец Гартих в Любеке! И теперь Фареркомпании известно обо всех околичностях печальной кончины ее судов и об обломках тех судов, хранящихся в приходской церкви. К своему рассказу Гартих прикладывает опись тех предметов, какие рыбакам удалось подобрать на берегу. Даже если не верить Гартиху, то по одной той описи легко убедиться, что погибшие от пушек некоей «Сабины» корабли – мои «Травемюнде» и «Брёмзе».
