Шум раздался возле двери, скрипнул замок. Словно какая-то пружина подбросила меня – так быстро я вскочила на ноги, лихорадочным взглядом следя за дверью.

– Вижу, ты дожидалась нас, шлюха!

На пороге стояли Жосслен и двое солдат, которые раньше явились на крики Мьетты. Не было только четвертого, совсем молодого юноши, – уж не знаю, почему; может быть, ему было стыдно. Вид у всех троих был отвратительный: мундиры нараспашку, рубашки грязные, ремни полураспущены… И этот противный запах пота, дешевого вина и давно не мытого тела!

– Что вам надо? – процедила я сквозь зубы, не скрывая своего отвращения.

– Чтобы ты стала чуть-чуть полюбезнее, стерва!

В несколько шагов Жосслен преодолел разделявшее нас пространство и, схватив горячими руками меня за плечи, рванул к себе так неистово, что у меня на мгновение потемнело в глазах. Невыносимо противные губы прилипли к моему рту, отвратительные грязные руки шарили по телу. Дурнота прихлынула к моему горлу, меня вот-вот должно было стошнить. Нет ничего на свете, что было бы хуже этого, ничего… От ужаса, гнева и брезгливости у меня помутился рассудок, а этот кошмар все не кончался, и тяжелые запахи пота и табака душили меня. Изо всех сил я вцепилась ногтями в эту мерзкую физиономию, прижимавшуюся ко мне все сильнее. Я слышала смех солдат и почти физически ощущала, как мои ногти оставляют на коже этого негодяя кровавые борозды. Он резко оттолкнул меня, лицо его было перекошено от бешенства.

– Мерзкий индюк, мужик, деревенщина! – закричала я так пронзительно, что у меня самой зазвенело в ушах.

– Ах, вот ты как, сука?!

Мне было ясно, что мне придется поплатиться за то, что я – посмела сделать. Я оказалась еще и виновата. Ко мне приставали, и теперь я сука только потому, что защищалась!

– Мы тебе сейчас устроим!

Он осыпал меня такими грязными нецензурными ругательствами, каких я даже раньше не слыхивала.

– Похоже, тебя только трое и могут урезонить! Эй, Поль, Жан Луи! Давайте сюда, будем действовать по очереди!

Я забилась в самый угол, но за мной никто не пошел, никто не попытался удержать, на меня попросту не обращали внимания. Все трое прекрасно понимали, что я убежать не могу, что я всегда буду под рукой.

– Ну, идите же! Поможете мне. Эта дрянь способна кому угодно глаза выцарапать.

Поль и Жан Луи, потоптавшись, поспешили на его зов. Меня словно окатила ледяная волна. Я прекрасно понимала, что со мной будет; ненависть, отвращение и ужас охватили меня.

Все это было как в кошмарном сне. Страх так парализовал меня, что я даже не способна была сопротивляться. Железные пальцы обхватили мои запястья, опрокинули на солому, прижали к земле; потом те же руки обхватили мои лодыжки и, как я ни старалась держать колени вместе, легко разомкнули мои ноги. Я оказалась в положении распятого, пригвожденного к земле грязными руками солдатни. Я не слышала уже ни хохота, ни сальных насмешек, я чувствовала только, как эти мерзавцы, путаясь в застежках, срывают с меня одежду, добираясь до нижнего белья. От ужаса спазмы сжали мне горло; меня стошнило, и я на миг потеряла сознание.

Увесистая пощечина привела меня в чувство. Я видела, как Жосслен, склонившись надо мной, самым бесстыдным жестом расстегивает свои кюлоты. Его мерзкая морда рыжего кабана показалась мне в это мгновение воплощением всего безобразия самого Сатаны.

– Что здесь происходит, черт бы вас побрал?!

Как в тумане, я увидела вошедшего в сарай незнакомого мне синего. Это был здоровенный парень, косая сажень в плечах, и кулаки у него были такие, что, казалось, ими он может оглушить быка.

– На карауле никого нет, в кордегардии тоже! Вы что, все продались белым? Я пошлю вас на гауптвахту, ублюдки!

Руки, державшие меня, разжались. Потрясенная, я лишь машинально оправила платье, не веря, что еще живу. Этот здоровяк, вероятно, был унтер-офицером и командовал мерзавцами, которые хотели меня изнасиловать. О, наверное, есть Бог на свете, если он пришел сюда.

– Валяйте, сержант, ругайте нас, – хрипло ответил Жосслен, подымаясь. – Да только вы прервали чудесную забаву. Желаете присоединиться? У этой девчонки все на месте, и кожа прямо как лепесток.

– Проваливай отсюда на пост! – обрушился на него сержант. – Убирайтесь все, иначе я напишу на вас рапорт капитану!

Солдаты побрели к выходу. Было видно, что ничего, кроме ненависти, они сейчас к сержанту не испытывают. Обернувшись, Жосслен хрипло и едко произнес:

– Когда закончите, сержант, уж потрудитесь нас позвать!

– Ты договоришься когда-нибудь до трибунала, идиот! Ко мне вернулись чувства и способность соображать.

Этот сержант так неистово орал на своих подчиненных, называл их ублюдками и осыпал такой бранью, что каждое его ругательство действовало на меня словно бальзам. У меня самой на языке вертелось столько ругательств, что я насилу сдерживалась, – не потому что боялась обидеть своих мучителей, а потому что горло мне до сих пор сжимали спазмы. Адский кошмар закончился; нужно было время, чтобы в это поверить.

Я, кажется, даже не сразу заметила, как склонился надо мной сержант. Он посветил мне в лицо фонарем, а потом, поставив фонарь на землю, схватил за плечи и сильно встряхнул.

– Эй, красотка! Пора прийти в себя. Здесь не пансионат, а армия, тут не принято падать в обморок.

– Я не в обмороке, – произнесла я почти резко. – И, пожалуйста, не хватайте меня за плечи!

Его лицо, освещенное тусклым светом фонаря, было бы красивым, если бы он как следует побрился. Он был жгучий брюнет с такой смуглой кожей и черными глазами, какие во Франции бывают только у уроженцев Юга. У меня почему-то екнуло сердце. Сержант говорил с акцентом; но из-за волнения я не могла разобрать, что именно это за акцент. Кто он – гасконец? Беарнец? Может быть, он из Прованса или Лангедока? Впрочем, какая разница! Я определенно схожу с ума, если меня интересуют такие вещи.

– Э-э, да ты недотрога! Предупреждаю, здесь это мало кому понравится, да и мне в том числе.

Эта фраза меня насторожила. Где-то в подсознании у меня уже возникло убеждение, что я зря считала этого здоровяка благородным ангелом-спасителем.

– Не будь такой ледышкой, детка. В твоем положении это ни к чему. Ты же видишь, желающих поразвлечься с тобой тут пруд пруди. Если бы ты так не хмурилась, они бы тоже вели себя более любезно.

– Что вам нужно? – прямо и враждебно спросила я.

– Да того же самого, что и им, черт побери!

Расширенными от гнева и жестокого разочарования глазами я в упор смотрела на сержанта. Как об этом сказала бы Маргарита? Из огня да в полымя! Я снова подумала об его акценте и снова одернула себя за такие нелепые мысли.

– Похоже, крошка, до тебя мои слова еще не дошли. Послушай-ка…

Он попытался взять меня за руку, но я вырвала ее с такой брезгливостью, что он нахмурился.

– Да ты настоящий дракон, да? Свирепая, как дикая кошка! Не мудрено, что мои ребята так разъярились, ты кого угодно выведешь из себя.

Оцепенение прошло, и я почувствовала, как во мне горячей волной поднимается ярость. Нет, какой негодяй… И еще минуту назад я испытывала к этому подонку почти благодарность!

– Послушай, красавица. – Сержант, казалось, изменил тон и заговорил мягче. – Я вовсе не таков, как они, так что не гляди на меня так зло. Я тебе кое-что предложу взамен.

– Взамен? – переспросила я. – Взамен за что?

– Черт побери, за веселую ночку, разумеется!

Кровь отхлынула у меня от лица.

– Проваливай отсюда, ты, индюк! Если ты останешься и посмеешь меня тронуть, я разукрашу тебе физиономию так, что и через три месяца не заживет!

В бешенстве я уже хотела угрожающе показать ему свои ногти, но он только расхохотался в ответ, и я принуждена была умолкнуть.

– Ты девица с перцем, это я вижу. Не беспокойся. Если ты меня прогонишь, я просто позову сюда тех ребят. Позову всех троих. Зачем мне мешать их забаве? Они хорошие солдаты, надо же им когда-то отдохнуть.