– Молчать! – грубо приказал капитан. – Вы обе достаточно подозрительны. Нет у меня времени с вами разбираться. Ла Жасент!

– Я здесь, мой капитан!

– Отведи этих девок и запри в сарае. Позже, когда дел поубавится, мы с ними разберемся. Может, они шпионки. Это еще надо проверить.

Я была готова выцарапать Мьетте глаза, вцепиться в волосы, убить ее на месте. Никогда еще у меня не появлялось столь непреодолимого кровожадного чувства, желания зарезать, задушить, застрелить. Бросив на Мьетту взгляд, не предвещавший ей ничего хорошего, я пошла вперед, решив быть послушной, чтобы меня не связали. В конце концов, правда останется правдой: у меня не нашли ничего краденого. Доказательств, что я шпионила, также нет. Они не могут задержать меня надолго…

Во дворе к капитану бросилась, заливаясь слезами, Маргарита.

– Отпустите ее, гражданин, Христом Богом вас прошу! Ну, какая из нее преступница? Вы только взгляните на нее! Это же просто ангел. Она в жизни никому зла не делала… Заберите только эту стерву, Мьетту, она во всем виновата…

– Уберите эту старую ведьму! – приказал капитан. – Я смотрю, тут у них целое гнездо! Все эти вопли мне страх как надоели…

Ла Жасент с ружьем наперевес провел нас по улице к казармам. Мы пересекли широкий двор, миновали конюшни и кордегардию. Солдат втолкнул нас в сарай и запер дверь.

Дрожа от бешенства, я села на связку прелой соломы. Надо успокоиться, надо поскорее успокоиться, твердила я себе, иначе я наделаю глупостей. Но рядом сидела Мьетта, и это изрядно мешало трезвому размышлению.

– Какая же ты дрянь и сволочь, – сказала я, не скрывая ярости, клокотавшей в голосе. – Сукина дочь! Воровка ты дерьмовая, тебя мало повесить за то, что ты сделала!

Меня душила злость. Из-за этой стервы я вернулась в дом – вернулась, чтобы быть арестованной. А она еще и оговорила меня перед капитаном!

– Вы меня своей бранью не донимайте, – огрызнулась она. – Вы что, думали, я одна захочу тут сидеть? В компании оно веселее.

Внутри у меня все похолодело. Она ввязала меня в это дело, чтобы ей было веселее! А у меня там дети. Что они будут делать одни в этом захваченном синими городе? Господи, да ведь им даже переночевать негде.

На миг мне показалось, что я не смогу дальше жить, если не убью эту девку. Существование нас двоих в этом сарае совершенно невозможно. И такая холодная, тяжелая ярость завладела мной, что, не в силах больше сдерживаться, я рывком поднялась с соломы, разъяренно бросилась к Мьетте и, прежде чем она успела опомниться, кулаком ударила ее по лицу.

Вскрикнув, она попыталась увернуться, но я, с какой-то дикой интуитивной мстительностью угадав ее движение, бросилась за ней и снова ударила по лицу. В меня словно дьявол вселился, я не способна была контролировать себя. Я видела, как у нее из носа побежала кровь – по щеке, по шее, прямо на лиф, но ярость моя не уменьшилась. В эту минуту я действительно готова была убить эту дрянь.

– Ну что, мерзавка, теперь тебе весело? Подожди, сейчас будет еще веселее, – яростным шепотом пообещала я, чувствуя, как мною все сильнее овладевает бешенство. Я находилась в состоянии какого-то невероятного аффекта.

Угадав, что я вне себя, и, видимо, испугавшись выражения моего лица, Мьетта вырвалась и, не переставая вопить, отбежала к двери.

– Что я такое вам сделала, не пойму! – прокричала она мне. – Если уж на то пошло, то обижаться я должна! Да, я! Где, интересно, то изумрудное колье, что вы мне пообещали за мои услуги?! Где оно?

– Что?

Я не верила своим ушам. Она еще и обвиняет меня после того, что натворила! Лицо у меня стало совсем белым. Прикусив губу, я медленно пошла к ней.

– Ну, погоди, дрянь, сейчас я тебе покажу изумрудное колье. И колье, и еще кое-что…

В ответ Мьетта истошно завизжала, прижимаясь к двери.

– Не подходите ко мне! Не подходите, а не то я позову солдат и расскажу им, кто вы такая на самом деле!

– Попробуй только. Отправишься на гильотину вместе со мной, ты, невинный голубок!

Не слушая меня, Мьетта визжала не переставая, как свинья на бойне:

– Эй, сюда! Сюда! Скорее, на помощь!

– Замолчишь ты или нет?! – Я схватила ее за платье и попыталась оттянуть от двери. Ткань треснула и поползла с плеча.

– Ой, убивают! – раздался новый вопль Мьетты.

Солдаты во дворе, разумеется, ее услышали. Задребезжал открываемый замок, и дверь распахнулась. Поток лучей заходящего солнца хлынул в темные внутренности сарая.

– Ба, да наши суки, кажется, сцепились!

Этими словами нас приветствовал один из четверых, заглянувших в сарай. Их вид не предвещал ни мне, ни Мьетте ничего хорошего, но она этого словно не понимала.

– Граждане! Спасите меня! – кричала она так же громко, как торговка на базаре. – Эта сумасшедшая убьет меня.

– Заткнись, шлюха! – не слишком любезно оборвал ее один из солдат. Мьетта послушно умолкла. – Ну, что здесь происходит?

– Да и так ясно, Жосслен, что тут спрашивать, – самоуверенно и хрипло ответил полупьяный синий, стоявший ближе ко мне. Его мундир был расстегнут, и сквозь дыру в грязной рубашке проглядывала грудь, поросшая черными волосами. – Подрались бабы.

– Поглядите-ка на эту красотку! – добавил усатый солдат, пальцем указывая на Мьетту.

Она действительно выглядела весьма жалко: под глазом синяк, лицо в крови, платье на плече изодрано и тоже испачкано кровью.

– Из-за чего драка вышла, девки? – спросил тот, кого называли Жоссленом.

– Да уж не знаю, гражданин, – вновь затараторила Мьетта, воспользовавшись тем, что ей позволено было открыть рот. – Я ее не трогала, сидела себе тихо-мирно. Может, ей в голову что-то стукнуло, а может, она просто больная, сумасшедшая от рождения. Если бы вы не пришли, она бы меня убила.

– А ты что скажешь? – обратился Жосслен ко мне.

От него несло потом и перегаром, и я брезгливо отвернулась.

– О, да это еще штучка с характером!

Грязными пальцами он схватил меня за подбородок и насильно повернул мое лицо в свою сторону:

– Не смей отворачиваться, белая дрянь, когда с тобой разговаривает солдат революционной армии!

Глазами, полными ненависти и отвращения, я смотрела на этого грязного потного субъекта, именующего себя солдатом революционной армии, и ничего не отвечала. Самым унизительным для меня сейчас было бы разговаривать с этим сбродом.

– Молчишь? Ну молчи. После ужина мы навестим тебя, научим быть поразговорчивее.

Он с силой оттолкнул меня и направился к выходу.

– Пошли, ребята! Придем после ужина, развлечемся.

– До вечера, бабы, – бросил блондин и последовал за Жоссленом.

– А я, как же я? – закричала Мьетта.

Жосслен обернулся и грубо приказал:

– Возьмите эту стерву, ребята. Заприте в соседнем сарае.

…Темнело. Сквозь щели в двери уже не пробивался солнечный свет. Воздух становился прохладнее – как-никак, шел уже сентябрь… Забившись в самый угол, сидя на охапке прелой соломы, я наблюдала, как угасает день. Влажный сумеречный воздух казался голубым, со двора ветер доносил запахи подгоревшей каши.

Внутренне я вся была напряжена. Усталость и страх давно бы сломили меня, если бы не этот странный внутренний стержень, заставлявший меня высоко держать голову. Я не могла ни уснуть, ни забыться. Я слишком хорошо помнила слова того негодяя, его обещание вернуться после ужина, и слишком хорошо знала, что грязная солдатня вернее всего исполняет именно эти обещания.

Когда они приходили, они уже были пьяны. Можно представить, до какой кондиции они довели себя сейчас. Я уже раскаивалась, что так неистово набросилась на Мьетту, довела ее до ужаса. Она, конечно, большая мерзавка, но лучше бы она молчала и не поднимала крик. Тогда солдаты, может быть, оставили бы нас в покое.

Силы у меня были на пределе. Больше всего на свете мне хотелось уткнуться лицом в колени и расплакаться – громко, отчаянно, чтобы ощутить облегчение. Разве можно все время подавлять и скрывать тревогу и ужас, терзающие меня? От этого можно сойти с ума, помешаться!