Дверь открылась, и за ней появилась Виола Леттерс, почти опустившаяся на колени и державшая терьера за ошейник. Она была в тех же самых прочных туфлях, что и вчера, в твидовой юбке, слишком плотной для такой жары, и в столь же плотной блузке. Глаза настороженно смотрели на Чарли.

– Я зашла извиниться, – сказала Чарли.

Глаза старухи, выглядывавшие сверху из-за щек, делали ее похожей на краба, глазеющего из мокрого песка. Глаза же ее собаки напоминали черные кусочки мрамора, посверкивающие яростными искорками.

– Я ужасно виновата, но я вовсе не желала подшутить над вами. Я не знала, что ваш муж умер.

Женщина потянула дверь на себя.

– Вы не хотите зайти? – Ее голос звучал как резкий лай.

Едва Чарли вступила в холл, собака свирепо уставилась на нее в тревожном молчании.

– Закройте дверь. Тогда он успокоится.

Чарли повиновалась, и собака сердито затявкала.

– Кухня!

Миссис Леттерс оттащила пса за шиворот, слегка шлепнула его по заднице и захлопнула за ним дверь ближней комнаты.

– Извините. Обычно он ведет себя с гостями хорошо. К старости вот стал немного сварливым. – Когда она говорила, ее рот открывался и закрывался, словно потайная дверца в складках плоти.

– Он, по всей вероятности, почуял запах нашей собаки.

Старуха посмотрела на Чарли, и выражение ее лица снова стало подозрительным.

– Вы сказали, что вы миссис Уитни.

– Да. – Чарли явственно почувствовала запах алкоголя. – Боюсь, что вчера я совершила ужасную ошибку. Не знаю, как это получилось. Должно быть, я совершенно неправильно расслышала то, что сказал тот мужчина.

Помолчав, Виола Леттерс спросила:

– Могу я предложить вам выпить?

Пахло полировкой. По всему было видно, что за домом ухаживали. Выкрашенные в теплые цвета стены холла контрастировали с белыми деревянными рамами окон и дверьми. Здесь стояла замечательная старинная мебель, и на стенах висели картины – много картин, в основном морские пейзажи и портреты, было еще несколько любительских работ в дешевеньких рамках.

Чарли последовала за миссис Леттерс в гостиную. На раскладном столике лежал номер «Дейли телеграф» с заполненным кроссвордом. Виола Леттерс указала ей на небольшой продолговатый диван.

– Джин с тоником? – пролаяла она. – Виски с содовой? Шерри? – Старуха говорила на повышенных тонах, похоже, она была глуховата.

Пол гостиной украшали персидские ковры. По покрытым кружевными скатертями столам разбрелись серебряные табакерки и фигурки животных из слоновой кости вперемешку с фотографиями в рамках. На каминной полке стояла старая фотография морского офицера в орденах с бородкой в духе короля Эдуарда.[5] На полу, у медного ведерка для угля, стоял небольшой военный барабан.

– Вообще-то я предпочитаю безалкогольные напитки, минеральную воду или пиво, если можно.

Чарли ощутила странный металлический привкус во рту, который замечала и раньше.

– Воду?! – Виола Леттерс произнесла это слово так, как будто речь шла о болезни. – Чепуха! Солнце уже почти зашло. Пинкерса налить? Или скотча? Чем вы травитесь-то?

– Может быть, немного шерри? – сказала Чарли, не желая обижать старуху.

Она села на диван.

– Надеюсь, мы сумеем утащить бутылочку из корабельных припасов, – сказала Виола Леттерс, направляясь к застекленному шкафчику из красного дерева.

Что-то потерлось о ногу Чарли и мяукнуло. Сначала она опустила руку пощекотать кошку за ушами и под шейкой, а потом посмотрела вниз. Кошка уставилась на нее пустой глазницей.

– Мы тут как на корабле, затерянном в море. Если я могу быть вам чем-либо полезна, просто позвоните мне или заходите в любое время. Нас тут не много. Я стараюсь за всеми присматривать. Здесь редко появляются посторонние, но теперь, видно, дело пойдет похуже: болван журналист расписал наши края в книге о загородных прогулках. Там пониже, у пруда, есть общественная тропа. А вы не знали?

– Она выглядит так, будто по ней ходят не часто.

– Все еще впереди. Боюсь, что скоро здесь повсюду будут сновать орды проклятых туристов.

В старухе было нечто смутно знакомое, но Чарли не могла понять, что же именно. Она спросила:

– А вы давно здесь живете?

– С 1950-го, но меня не признают за местную. Они такие странные, эти сельские сообщества. Здесь не доверяют никому, кто сюда переезжает. Здесь, видите ли, надо родиться. Есть тут два фермера, которые даже не кивают мне по утрам, а я ведь вижу их едва ли не каждый день последние сорок лет.

– Одного я видела сегодня на полпути.

– Но самое странное, – старуха понизила голос, – это скрещивание пород, ну, здесь вокруг много подобных вещей. – Она снова повысила голос: – А вы из Лондона?

– Да.

– Деревенская жизнь покажется вам немного необычной. Если вам кто-нибудь тут понадобится, ну, доктор там, или ветеринар, или еще кто – вы только покричите.

– Спасибо. А возможно ли, чтобы сюда доставляли газеты и молоко?

– Я дам вам телефонный номер молочной фермы. Насчет доставки газет есть один хороший агент в Элмвуде, черномазый, разумеется, но тут уж ничего не поделаешь.

Кошка потерлась пустой глазницей о ногу Чарли, но она не взглянула на животное.

– Нельсон! Пошел вон! – Виола Леттерс промаршировала по комнате, ухватив массивное судно, наполненное до краев. – Иди вон туда. – Она вернулась к шкафчику, налила бокал неразбавленного джина, расплескав немного, и села напротив Чарли.

– Ваше здоровье.

– Ваше здоровье. – Чарли отхлебнула шерри.

– Ваш муж, я полагаю, не моряк?

– Он адвокат. Специалист по разводам.

Они помолчали. На кухне затявкал терьер. Миссис Леттерс внимательно посмотрела на гостью:

– Извините, если вчера я показалась вам грубой, но вы в самом деле чертовски меня разволновали.

Чарли для храбрости хлебнула еще шерри.

– Я, должно быть, ослышалась… не так поняла адрес… или имя…

Чарли замолчала. А крабьи глаза старухи скользнули вверх.

– Нет. Я думаю, что вы в самом деле видели его, мою старую любовь. – Она наклонилась вперед, лицо ее оживилось. – У вас очень чувствительная психика, дорогая?

– Да нет, я не думаю.

Виола Леттерс принесла из другой комнаты фотографию в серебряной рамке и показала ее Чарли. На черно-белом фото по стойке «смирно» стоял высокий серьезный мужчина в форме морского офицера. Лицо его было отчетливо видно, и сходство с мужчиной, которого Чарли видела накануне, поражало. От его пристального взгляда ей стало не по себе, и она отвернулась. Через край рюмки на ее ладонь выплеснулось немного шерри.

– Как раз лейкопластырь меня и убедил, – сказала Виола Леттерс, садясь на свое место. – Перед тем как уйти навсегда, он ударился лбом о полку, чуть повыше правого глаза.

Чарли вздрогнула. Именно там был пластырь.

– Мы собирались с ним пойти позавтракать, а он ушел ловить рыбу, обещая вернуться пораньше. Кажется, он потерял свои часы. Они принадлежали его отцу, которого наградили ими после Ютландского сражения, так что он ими очень дорожил. Он тоже служил командиром. – Старуха набрала полный рот джина и проглотила, словно заправляясь им, как горючим. – Он попросил предупредить меня, что запаздывает, что вы и сделали. – Она дважды мигнула и тускло улыбнулась. – Он был здоровым человеком, и никогда раньше сердце у него не болело. Несколько часов спустя я нашла его на берегу. Доктор сказал, что к тому времени он лежал мертвый как минимум час.

Ледяной туман закружился внутри Чарли.

– А… кто-нибудь… хоть когда-то… видел его… раньше?

– Нет. Спустя примерно год я ездила повидать одного из спиритуалистов… какого-то медиума… только ничего не прояснилось. Я-то надеялась узнать, не хотел ли он сказать мне чего-нибудь. – Заглотнув новую порцию джина, она продолжала: – Вчерашняя гроза… Возможно, это имеет отношение к атмосферным явлениям… И все-таки это очень хорошо, что на нашей улочке появилась молодая кровь, – сказала она, пытаясь сдержать слезы и улыбнуться. – В ближайшее воскресенье у нас состоится благотворительный матч по крикету. Как вы считаете, вы не смогли бы испечь пару кексов?