Едва опасность быть вновь застигнутым лавиной миновала, Юэ объявил привал. Усталые люди попадали, даже не расседлав лошадей. Юэ тоже чувствовал, что его веки слипаются. Его охватило внезапное сожаление: кто знает, не отдай Фу Йи приказ подстрелить эту несчастную, быть может, они все бы сейчас остались живы…

" И маленький камушек может погубить город…"

К югу от Йоднапанасат лежат два озера, – Мон и Тхиба, которые поэты Ургаха уже много веков называют "очами Йодна". И действительно, словно два голубых глаза, чуть удлиненные, в оправе полей и лесов, смотрят они на путника с южных перевалов, откуда из далеких жарких стран, отделенных от Срединной империи горными хребтами, могучими реками и непроходимыми болотами, привозят в Йодна камни густо-красные, как кровь и прозрачные и искристые, как капли воды на солнце. Эти озера, по весне вбирая в свои берега талые воды с близлежащих гор сотнями маленьких ручейков, снабжают столицу Ургаха чистой и вкусной водой, которая, согласно древним трактатам, является лучшей из всех видов вод под девятью небесами. Потому берега их издревле считаются священными, дабы их не засорило нечистое дыхание человека или, и того хуже, нечистое дело рук его – убийство. В священных платановых рощах на берегах обоих озер без всякого страха ходят на водопой пугливые косули, гнездятся роскошные серебряные фазаны и дикие коты, манулы, весной дико завывают в зарослях тростника. Набирать воду из озера карается смертью, и об этом сложено немало красивых легенд. Однако местные жители и впрямь предпочитают брать воду из питающих озера ручьев, и окружают их тысячами различных суеверий. Только самые отпетые нечестивцы решаются приблизиться к озеру, не говоря уж о том, чтобы выловить оттуда гигантских, привольно резвящихся на водной глади карасей и тайменей, которых, кажется, руками можно наловить – до того их много.

Ешей, правда, был как раз из таких. А куда деваться бедному плотнику, если в год пришлось справить трое похорон? И одни-то похороны требуют таких трат, что потом полгода приходится вспоминать, когда последний раз едал досыта. А тут трое! И мать, и отец, и жена, – вот ведь какая напасть! Но Ешей был почтительным сыном и любил свою жену – как было не совершить все положенные обряды, не отвести тризну, не заплатить монахам, чтобы провели ночь над умершимм и проводили их в Страну Бессмертия?

Только вот все они, ставшиеся в этой юдоли печали, – и он сам, и тринадцатилетняя дочь, и младший сын, баловень матери, скоро отправятся следом – в доме уже три дня ни крошки! Вот Ешей и решился на неслыханный поступок: пусть его самого в аду будут терзать демоны, зато хоть дети выживут. Еще с утра Ешей тайком ушел из деревни к озеру Мон, что меньше по размерам и ближе к столице, детям наказал ждать. Смастерил наскоро бредни да и засел в прошлогодних тростниках. Холодно еще, к утру вода подергивается тонким, как слюда, ледком, но днем уже рыба плещется так, что слюнки текут!

Сидел долго, до темноты, пока не услышал, что в бредень набилась рыба, привлеченная приманкой. Рванулся, вытащил на сушу тяжелый бредень и, не веря своему счастью, ощупал добычу: целых три жирных тяжелых рыбины трепыхались, тускло взблескивая в лунном свете. Оглушил точным ударом, и трясущимися руками засунул в дырявый кожаный мешок, подавив острое желание вонзить в одну из рыбин зубы. Потом приладил мешок за спину на два ремня, чтобы не съехал, ежась от мокрой холодной воды, сочащейся сквозь дыры.

Он так увлекся, что сразу не заметил, как ветер стих. Луну закрыло облачко, а когда она снова выглянула, круглая и белая, как начищенное серебряное блюдо, Ешей закрыл себе рот руками, чтобы не закричать, и ничком упал наземь.

На тонком и хрупком льду, покрывавшем еще середину озера, расхаживали люди в длинных одеяниях. Расхаживали степенно и спокойно, будто по ровному полу дворца или храма. И разговаривали скучными высокими голосами, доносившимися как неразборчивое бормотание. Демоны! Это пришли за ним демоны! Сейчас увидят его – и конец! Взвыв от ужаса, Ешей не разбирая дороги кинулся прочь.

Настоятель школы Уззр проводил обезумевшего от страха Ешея долгим взглядом в спину, пожал плечами:

– Люди перестали уважать традиции, – негромко сказал он. Точнее, это сказал его ментальный двойник: все здесь присутствующие вполне владели этой техникой.

Цзонхав, новый глава секты Омман, пожал плечами, пытаясь толкнуть носком сапога проплывающую льдинку:

– Рыба гниет с головы.

– Истина, над которой следует поразмыслить, – Тхел, глава секты лекарей Бгота, несколько нетерпеливо переминался с ноги на ногу, – если так можно выразиться.

Дордже Ранг, – так звучало полное имя настоятеля школы Уззр,- быстро оглядел присутствующих. Все им приглашенные прибыли. Даже глава отвратительной секты Гхи Хух-Хото, и тот явился. Тоже нервничает, кстати.

– Зачем ты позвал нас? – то ли от своего отвратительного ремесла, то ли от природы, его лицо и голос тоже имели какое-то сходство со звериными, как и у чудовищ, создаваемых его сектой, – И кого ты с собой привел?

Взоры присутствующих уже неоднократно обращались на неподвижно стоящую немного поодаль закутанную фигуру. Дордже не без гордости отметил, что его маскирующее заклинание не смог пробить никто, хотя почти все пытались. Если создавать и передвигаться в облике двойника умели многие, то маскировать его, позволяя оставаться неузнанными, – почти никто. Это был секрет школы Уззр, весьма полезный.

– Уважаемые монламы, братья мои, – Дордже Ранг умиротворяюще поднял руки, – Я поступил так согласно обычаям наших предков. Ведь, во времена князя Ташилумпо, когда им была уничтожена секта Хумм, и после его смерти ее деятельность возобновилась, одобрение главы этой новой школы требовалось испросить у глав других важнейших школ, не только у Совета школы или секты, как это бывает при обычном назначении.

Двадцать пар глаз уставились на закутанную фигуру. Никто даже не сомневался, что Дордже Ранг имеет в виду запрещенную князем Ригванапади школу Гарда, чью верховную жрицу подвергли ужасной казни на площади несколько лет назад. Но ведь никто не видел ее мертвой, так? Примерно половина из присутствующих пытались угадать под длинными слабо колыхающимися одеждами фигуру женщины – сестры князя, Ицхаль Тумгор. Клятвоотступницы.

– Школы Гарда больше не существует, – пробормотал Тхел, – Князь велел разогнать их всех!

– Ну, ну, – чуть снисходительно качнул головой Дордже Ранг, – Естественно, у школы Гарда, как у любой крупной школы, есть свои тайные убежища. Есть отдаленные монастыри. Есть способы сноситься друг с другом. Конечно, они все это время предпочитали не обнаруживать себя, но так не может продолжаться до бесконечности. Поэтому они решили, что время настало, и созвали совет, на котором выбрали свою главу.

– Не побоялись? – усмехнулся Хух-Хото, – Ицхаль Тумгор еще может вернуться.

– Нет, не побоялись, – закутанная фигура, продолжая оставаться неузнанной, заговорила. Голос был женский, с уверенными интонациями: так говорят уже что-то повидавшие на этом свете люди.

– Представься, пожалуйста, – примирительно сказал Цзонхав, – Мы не можем вынести решения, не видя тебя.

Дордже Ранг сделал неуловимый жест рукой, и серое магическое покрывало упало с головы женщины, изящно растаяв при соприкосновении с водой. Женщина оказалась высокой, беловолосой, сероглазой, с умным и усталым, чуть длинноватым лицом и решительно сжатыми губами.

– Я знаю тебя, – медленно сказал Тхел, – Ты – Элира, правая рука Ицхаль Тумгор. Неудивительно, что внутри школы мнение было в твою пользу.

– До меня доходили слухи, что тебя разорвали гхи на площади в ту ночь, когда варвары выкрали Ицхаль Тумгор из ее клетки, – промурлыкал Цзонхав.

– Тебя интересуют подробности моего спасения? – в тон ему проворковала Элира, – Поверь, они были совершенно неинтересными… для тебя.