Юэ хватило одного взгляда на лицо проводника, – низенького сморщенного человечка с приплюснутым носом и неприятными светло-серыми глазами, как его подозрения превратились в уверенность. Проводник мялся, жалостно оглядывался на неприступное лицо провожавшего их начальника крепости, и вся его фигура просто-таки излучала обреченность.

Дорога пошла вверх, и скоро на ярком солнце те из воинов, что провели ночь весело, уже кляли себя на чем свет стоит: ощутимо припекало, особенно в тяжелых и плотных кожаных доспехах, да еще и верхом. Лошади тоже начали довольно быстро выказывать признаки усталости, карабкаясь одна за другой по извилистой и сравнительно крутой тропе. Неудивительно, что Фу Йи милостиво распорядился удвоить время, отводимое на привалы, и к сумеркам они не одолели и половины подъема.

Здесь уже кое-где, в местах, куда не заглядывало солнце, начали попадаться островки снега, но наверху, – Юэ, закинув голову, поглядел на седловину между двумя горами на головокружительной высоте, – снега будет больше, чем достаточно. Перевал Косэчу был явно самым высоко расположенным из всех ведущих в Ургах путей. Настоятель это, конечно, знал, а вот Пан Цун и Фу Йи явно не догадывались. Вопрос в другом – знал ли князь Ригванапади? Не умышленно ли он направил их встретить в снегах свою смерть? Хотя, пожалуй, это бы противоречиво общей картине.

Охваченный внезапным подозрением, Юэ спал плохо, к тому же начала сказываться высота: закладывало уши и не хватало воздуха.

Утром весь лагерь оказался схвачен инеем. Солнце висело в густо-бирюзовои небе, бросая длинные причудливые тени и Юэ вдруг показалось, что его окружают одни только тени, – бесплотные, белесые призраки. Нехорошее предчувствие нарастало.

Над ними принялись потешаться, когда Юэ велел каждому своему воину обмотать копыта кусками войлока. Однако те, кто бывал с Юэ на перевалах, подчинились безоговорочно и сносили насмешки с достойным окружавших гор равнодушием.

Подъем стал еще более крутым, камни, на которых еще не просохла влага, скользили под копытами. Юэ, пожалев своего чалого, спрыгнул и пошел рядом, удерживая узду и время от времени поглаживая обиженную морду коня: привыкший за зиму к спокойной утренней кормежке, конь явно не понимал, за что ему такое наказание. Однако это был выносливый и умный чалый, пусть и неказистый с виду: Юэ провел его осенью через перевалы и был уверен, что ни грохот падающих камней, ни скользкая дорога не заставят его усомниться в том, что хозяин все делает правильно.

Они поднялись над линией снегов, и мигом похолодало. Снег слепил глаза, тропа обледенела, и воины Юэ последовали примеру своего командира, не обращая внимания на то, что отрываются от основного отряда. Ближе к полудню они, наконец, достигли высшей точки перевала. Дальше дорога пошла вдоль крутого скалистого утеса, который, словно нос, выдавался над пропастью. Тропа еще сузилась. Юэ посматривал на нависающие над головой камни и ежился, Однако утес казался слишком массивным, чтобы обрушиться им на головы. Они ехали в полутьме.

Далеко впереди Юэ увидел солнце: всадники один за другим выбирались из-под тени утеса на солнечный свет. Вокруг сверкал снег, снежные глыбы причудливыми фигурами громоздились над освещенной часть долины.

" Вчера и сегодня солнце светило ярко. Снег тает…"

Некоторые ноздреватые голубые в солнечных лучах ледяные глыбы выглядели устрашающе подточенными веселыми ручейками, стекавшими на дорогу, пересекавшими ее тут и там и исчезавшими в пропасти слева. Цокот копыт разносило долгое горное эхо.

Потом эхо донесло до него женский голос, напевавший беззаботную песенку на незнакомом языке. Голос взлетал почти до визга, потом снижался до шепота, оставляя какое-то рваное, неприятное чувство. Откуда здесь женщина?

Поначалу ему показалось, что голос звучит совсем поблизости, однако, приглядевшись, Юэ рассмотрел маленькую фигурку далеко впереди. Человек сидел над тропой, на снежном валуне, беспечно свесив ноги. Длинные черные волосы трепал ветер. Фу Йи слегка замешкался, движение колонны замедлилось, однако потом выровнялось опять. Видимо, на женщину решили не обращать внимания.

Однако она сама решила не оставлять без внимания проезжавших внизу. Пронзительно расхохоталась, потом вскочила, и принялась кидать в проезжавших воинов куски льда, выкрикивая незнакомые слова " Дархан! Хэчу! Дархан! Хэчу!". Юэ поднял руку, приказывая остановиться: он и его воины как раз должны были вывернуть из тени утеса, а оттуда солнце будет слепить глаза. Впереди что-то происходило, и Юэ изо всех сил всматривался в далекую маленькую фигурку, нелепо плясавшую на снегу в такой опасной близости от края, что это пугало.

" Она сумасшедшая," – промелькнуло в голове.

Фу Йи, видимо, это тоже начало нервировать. Снизу легким безобидным прутиком прилетела стрела, вонзилась женщине в живот: Юэ видел, как она вдруг недоуменно остановилась, рассматривая торчащее из живота оперение. Медленно, словно во сне, упала на колени, съехав еще ближе к краю. А потом она закричала: пронзительно, долго, на одной высокой вибрирующей ноте. Чалый Юэ всхрапнул и попятился. Крик звенел, метался в ущелье, отражаясь от стен. Потом к нему вдруг прибавился долгий, нечеловеческий звук, словно в глубине гор со скрипом открывались гигантские ворота. Воины впереди как завороженные, смотрели вверх, раскрыв рты. Горы задрожали.

– Назад, под утес! – проорал Юэ. Теперь ему стало наплевать, что делает командующий, и что он соизволит приказать. Он краем глаза успел увидеть, что впереди по склону клубится широкой полосой снежное облако, приближаясь с ужасной быстротой. Дальше он не стал смотреть, – развернул чалого, вскочил в седло, и рванул назад что было мочи. Коня уговаривать не приходилось: он несся как обезумевший, кусая в круп скачущих впереди лошадей.

Юэ почувствовал, как лавина обрушилась на тропу сзади, всем телом, и лошадь тоже: чалый взвизгнув, присел на задние ноги, беспомощно кося на раскрывавшуюся внизу пропасть. Юэ буквально вынесло из седла, когда он потянул коня вбок и прижался к скале: следом за вторым долгим стоном пришла ударная волна из бешено несущегося снега и камней. Какое-то время Юэ ничего не соображал, его вместе с конем мгновенно по горло засыпало снегом, пронесло несколько корпусов вперед и оставило. Оставило.

Рев и грохот затихали далеко внизу. Сверху осыпался еще целый сугроб снега, но уже без той ужасной разрушительной силы, что приносит лавина. Юэ выплюнул снег, вытер запорошенное лицо и осторожно глянул вверх: тихо. Видимо, утес спас их: лавина нашла себе более пологое русло и низверглась по обе стороны от него, сохранив жизни людям, укрывшимся у его подножия. Рядом один за другим, отряхиваясь и отплевываясь, выныривали из снега его воины, – оглушенные и напуганные. О том, что впереди кто-то мог остаться в живых, не могло быть и речи: русло лавины пришлось как раз туда, где проезжал Фу Йи, и снежный ком увлек за собой всех: его, все его войско, безумную умирающую женщину… Юэ спасло, прежде всего, его промедление, за что он какое-то время страстно и косноязычно благодарил каждого из богов Великой Девятки по отдельности и всех вместе.

Придя в себя настолько, чтобы не тряслись колени и голос не срывался в сип, Юэ отдал приказ немедленно возвращаться. Это было непросто, учитывая, что тропу засыпало на высоту его роста, а кое-где и выше, а расчищать завалы было нечем, однако люди подчинились без возражений. Кто знает, может, лавина повторится, – вон еще сколько снега осталось наверху. Иные не дошли до тропы совсем немного, – плотные слежавшиеся голубоватые глыбы, наверняка тяжелые, как камень. Говорить о том, что следует работать молча, не было необходимости.

Им удалось пробиться сквозь засыпавший тропу снег только уже практически в темноте. Копыта коней, обмотанные войлоком, тихо ступали по тропе, когда они, – молчаливые, усталые, подавленные, принялись спускаться туда, откуда так недавно приехали в количестве, впятеро превышавшем оставшихся в живых. Да, не только человек может быть безжалостным убийцей.