Честно говоря, в городе вообще трудно обнаружить признаки осени, куда выразительнее она в парках и предместьях. Больше всего я люблю бродить в это время года по незастроенным лугам районов Голдерс-грин, Эджвэйр, Уормуд-скрабс и Уимблдон-коммон. Но, пожалуй, больше всего меня привлекают парки Кенвуд и Хэмпстэд-хит, да и добраться до них куда легче. И хотя я бываю там раза два в неделю вне зависимости от сезона, осенние прогулки – самые любимые. Мне трудно рационально объяснить это, но я чувствую разницу, может и незначительную, между весенним и осенним пением птиц в этих краях. Однажды утром прошлой осенью я переходил через мостик над прудом и у меня неожиданно перехватило дыхание, когда я увидел пласт густого красного цвета на верхушках деревьев. Ниже этого красного пласта расположилась темная масса деревьев, за которыми раскинулись бесконечные свежие луга. Лишь несколько опавших багряных листьев среди необъятной зелени напомнили, что осень в разгаре. Ветер был по-осеннему холодный и свежий. Кроме юной леди, сидевшей под вязом, я был единственным на этом лугу. В это утро лебеди были оживленнее, чем обычно, казалось, они чувствовали, что близится зима и надо сохранить в себе побольше тепла для этих ветреных дней. Я решил, что мне куда приятнее смотреть на белое оперение лебедей среди красных листьев, чем на фоне зеленой массы. Мое настроение в то осеннее утро я попытался передать в строках:
Деревья в Кенвудском парке вспыхнули алым пламенем,
Внизу – зеленая долина.
Сосновый ветер мягко шелестит,
Ощущение холода пробуждается во
мне, и зябкость проникает в одежду.
Юная девушка в тихом уединении читает письмо возлюбленного.
Разве могут понять ее белые лебеди,
Бесшумно подкрадываясь, они украдкой взирают на нее.
И все-таки есть еще одно место в Лондоне, где можно наблюдать настоящую осень, – бор Эппин-Форест. За эти пять лет я нередко бывал там один или с друзьями. Чаще всего это случалось в сентябре. Пространство бора необозримо, и я до сих пор не могу с уверенностью сказать, побывал ли я в каждом его уголке. Я никогда не утруждал себя запоминанием названий, просто бесцельно бродил то тут, то там, не боясь заблудиться. Порой больше часа искал дорогу к автобусной остановке. Однажды я посетил эти места в компании трех друзей, которые были отличными ходоками. Мы долго бродили, говорили о том о сем, пока не подошли к пруду с огромным количеством прогулочных лодок. Я с любопытством разглядывал противоположный берег: что там, вдали за темным лесом? К счастью, мне удалось уговорить моих спутников отправиться туда. Дорога была слякотной, но подлесок весь пропах свежестью, кое-где лежали листья, уже успевшие пожелтеть под солнцем. Мои друзья были склонны к долгому хорошему разговору и потому не обращали особого внимания на то, что было вокруг. К тому же они временами были так увлечены разговором, что и меня не замечали. Иногда я что-то говорил вскользь, обозначая свое присутствие, а случалось, оказывался в полном одиночестве и, не отвлекаясь на беспросветное словоговорение, сосредотачивал внимание на том, что радовало глаз. Однажды, решив подразнить моих друзей, я заметил, что они достигли совершенства в английской манере ходьбы.
Еще в детстве дед рассказывал мне, что у англичан длинные прямые ноги без колен. Хорошо зная деда, я понимал, что он шутил, однако после длительного пребывания в Англии почти поверил в его версию. И мне стало казаться, что у англичан не только прямые ноги, но и очень длинные шеи. В парках и на тихих улочках они действительно ходят на прямых ногах, вытянув длинные шеи, смотрят прямо перед собой, не отвлекаясь на посторонние детали. Если они гуляют компанией, то сплетают руки и идут в ногу. И даже если оживленно разговаривают, то не смотрят друг на друга. Характер такого движения вы поймете, если будете наблюдать, например, за походкой гвардейцев перед королевским Сент-Джеймским дворцом. Услышав мои объяснения, мои друзья рассмеялись и, похоже, почувствовав гордость за свои успехи в ходьбе, продолжали шествовать в еще более английской манере, чем прежде. Вскоре на моем пути оказалась сосна необыкновенно красивой формы, и я, зачарованный, долго стоял, разглядывая ее. Когда понял, что мои друзья исчезли из виду, я ускорил шаг в надежде догнать их. Наконец, я обнаружил их на вершине небольшого холма, где они сидели и продолжали неоконченную беседу, хотя издалека казалось, что они наслаждаются закатом. Это был необыкновенный вечер и закат, куда восхитительнее тех, что я наблюдал когда-либо в городе.
Мне приходилось видеть превосходные закаты в Хэмпстэд-хит и Гайд-парке, где я смотрел на них сквозь вязы, но они уступали в красоте этому волшебству. Перед нами расстилались леса в вечерней возрастающей дымке, а когда я посмотрел вдаль, то показалось, что туман лежит тонкими слоями, один за другим, словно это была гряда утесов. Самый верхний слой тумана был серовато-зеленого цвета, который превращался в багряный, когда он встречался с краем заката. Пока мы сидели на холме, краски заката все время менялись. Поначалу солнечный круг казался больше и ближе к нам, а затем спрятался в блистающих облаках. По краю низлежащих облаков блистали золотистые краски. Небо светилось такими разными оттенками золотого цвета, какие невозможно описать. Спустя мгновение золотой цвет постепенно становился желтовато-красным, а затем рыжевато-багровым. Затем в середине он превращался в отчетливую красную массу, которую окаймляли тонкие голубовато-фиолетовые слои. Все вокруг напоминало некое зарево. Кроме некоторых чуть пожелтевших, листья деревьев все еще были зелены, но теперь в этом зареве они словно надели сказочный наряд необыкновенной расцветки, да и лица моих друзей изменились – стали красновато-желтыми. Эта сцена глубоко взволновала меня.
Однажды осенним днем я снова пришел сюда, в это удивительное место, где стояли гигантские деревья с большими стволами, на сей раз в полном одиночестве. Почти все листья стали желтыми, красными и коричневыми. Вся земля была покрыта этим толстым многоцветным одеялом. Подняв голову, я смог увидеть лишь небольшие пятна светлого неба в путанице ветвей и не смог ощутить истинную высоту неба. Вокруг меня было буйство красок. Даже стволы казались многоцветными. У меня было ощущение, что я на родине, в пекинском запретном императорском дворце или, быть может, в южном городе Ханчжоу, в большом монастыре, в котором величественные залы с большими деревянными колоннами темно-красного цвета украшены изображениями желтых и красных листьев. Когда я бродил среди деревьев, то ощущал себя бесконечно маленьким, не подающимся измерению, и слышал лишь шорох своих шагов по опавшим листьям. Позже я осознал, что в те мгновения моего растворения в природе, оказывается, шел дождь, но я этого не заметил. В своем воображении я нарисовал такую картину: карликовая фигура бредет в пелене дождя между огромными стволами деревьев под шелест осенних багряных листьев. Не правда ли, восхитительная картина? Впрочем, вот как я попытался выразить ее в стихах:
Эппипг-бор – там феерия ярких красок
Вьется пламенем в осеннюю пору.
Сноп огня метая в странника с Востока,
Что бредет по листьев красному ковру.
Ох уж эти красные листья. Я не смогу описать их лучше, чем английский поэт XIX века Сэмюэль Кольридж:
Не даст ветрам себя от лона оторвать
В камзоле красном лист – последний воин клана,
Что мечется в тревожном танце непрестанно,
Застряв, где не слышны земные голоса,
На верхней веточке, дразнящей небеса .