В этих условиях неизбежно обострение сепаратистских тенденций, причем не только в национальных республиках (Северного Кавказа, в Татарии, Башкирии, Якутии и Тыве), но и в Сибири, в первую очередь, на юге Западной Сибири.

Важный фактор — психологическая неустойчивость относительно молодой (до 35 лет) части современных работников, не имеющей опыта падения в кризис либо уже забывшей его (так как молодежь психологически легче переносит увольнение и быстрее находит работу). "Непадавшее поколение", не имея опыта выживания во внезапно ухудшившихся и кажущихся беспросветными условиях, будет впадать в отчаяние, цепенеть и спиваться так же, как 40-50-летние мужчины — в начале 90-х годов.

Рассмотрим коротко последствия кризиса для основных социальных страт нашего общества.

Пенсионеры и бюджетники: опережающий рост цен

При любых обстоятельствах государству придётся выполнять обязательства, взятые по повышению пенсий и зарплат бюджетников. Однако рост цен будет гарантированно "съедать" скудные прибавки; при этом быстрее всего будет дорожать именно то, от чего нельзя отказаться — услуги ЖКХ и лекарства.

Социальные льготы, предоставляемые за счет региональных и местных бюджетов, будут хаотично и судорожно свертываться, — по мере того, как основная часть этих бюджетов будет сталкиваться с сокращением доходной части в условиях отказа федерального центра от соответствующего увеличения масштабов помощи.

В ряде случаев сокращение льгот будет делать жизнь невыносимой; так, отмена транспортных льгот уже вызвала в Барнауле многочасовые перекрытия пенсионерами центральной части города, причем ни мэр, ни губернатор, ни милиция не предпринимали попыток разогнать пенсионеров, — вероятно, понимая в глубине души их правоту.

"Офисный планктон": расставание с детством

Первый удар кризиса уже пришелся по компаниям, связанным с финансовым рынком, многочисленными некоммерческими проектами, компаниями, ориентировавшимися на рост спроса. Так, некоторые медиа-холдинги еще в сентябре уволили две трети своих сотрудников.

Под ударом оказались также компании, не имеющие собственных активов и живущие за счет постоянного перекредитования (прежде всего, торговые сети, риэлторские компании, часть агро- и транспортного бизнеса, особенно авиаперевозок).

В первую очередь, сокращается непомерно раздутый персонал, обслуживающий производственный процесс: управленцы и рекламщики. На рынке труда уже появились феерические предложения — например, многолетний управляющий делами авиакомпании (понятно, что маленькой), согласный идти работать офис-менеджером за 25 тыс. рублей!

Теряющие работу офисные работники в основном сосредоточены в крупных городах, где смогут найти себе новые места, — но значительно худшие по

условиям и намного хуже оплачиваемые. Они не лишатся средств к существованию совсем, но их концентрация в центрах деловой активности весьма существенно ухудшит самочувствие общества. Части из них придется перестать быть "белыми воротничками" и в лучшем случае начать "бомбить" на своих машинах, а в худшем — бороться с гастарбайтерами за места дворников.

Основная часть офисных работников имеет сбережения, которые позволят им протянуть некоторое время, и первоначально будет пытаться сохранить прежний уровень текущего потребления. Однако отсутствие перспектив будет вынуждать их все жестче и все безысходней экономить на текущем потреблении.

Ключевая проблема этой категории людей, помимо резкого падения социального статуса, — огромные потребительские кредиты под существенные проценты, бездумно набранные в последние годы на самые мелкие и нелепые цели. Не просто потеря работы, не просто сокращение доходов, но даже простой рост расходов из-за увеличения цен резко усиливает гнет регулярных выплат и непропорционально сильно сжимает текущее потребление.

При этом психику офисных работников в наибольшей степени подтачивают разнообразные страхи, естественные в условиях кризиса: от потери работы до банкротства банка, в котором лежат сбережения.

Рабочие: безысходность

Рост стоимости кредита до 21-23% лишает возможности развития и даже поддержания производства, так как, в отличие от середины 90-х, подобная рентабельность (с учетом коррупции) является непосильной для основной массы производителей. Без кредита средний бизнес, не могущий рассчитывать на государственные деньги, обречен на закрытие; с кредитом — на банкротство или, в лучшем случае, на длительную долговую кабалу, лишающую его всяких надежд на развитие.

Сокращение производства означает рост безработицы. Уже сейчас по всей стране под крики официальной пропаганды о недопустимости "разжигания паники" предприятия переводятся на четырёх-, а то и трёхдневную рабочую неделю. Непрерывные производства (например, коксохимические комбинаты) предельно растягивают технологический цикл, чтобы сократить выпуск потерявшей спрос продукции. Ужесточение ценовой конкуренции заставляет работодателей сокращать издержки, в первую очередь — зарплату бесправных рабочих (стоит напомнить, что Трудовой кодекс лишает их даже права проводить забастовки без предварительного согласия работодателя).

В целом ряде случаев сокращаемые рабочие, несмотря на сохраняющуюся общую нехватку рабочих рук, гарантированно не смогут найти новую работу и практически лишаются средств к существованию. Это касается, в первую очередь, даже не гастарбайтеров (массового увольнения которых и, соответственно, разгула преступности пока удается избежать за счёт огромной и расточительной поддержки строительного комплекса), а занятых на градообразующих предприятиях.

Так, ОАО "Новатэк", добывающее газ в Ямало-Ненецком округе, объявило о 20% сокращении занятых к середине 2009 года, причем в отдельных дочерних предприятиях (например, "Таркосаленефтегаз"), сокращение достигнет 50%. В условиях Крайнего Севера люди не смогут найти себе другую работу, не смогут уехать (зарплата рабочего при северных ценах не позволяет делать значимых накоплений) и, соответственно, будут лишены средств к существованию. Помимо прочего, это означает отключение тепла и света за неуплату и выбрасывание значительной части их семей на улицу уже следующей зимой.

Крестьяне: к натуральному хозяйству

Огромный урожай опять стал бедствием: государство, подыгрывая спекулянтам, не препятствует падению цен на зерно до уровня, не позволяющего вернуть кредиты. Соответственно, крестьянские хозяйства оказываются на грани разорения; при этом перекупщики, привыкшие жить за счет перекредитования, из-за удорожания и сокращения кредитов также не могут скупить зерно, хотя бы для того, чтобы оно не испортилось вне элеваторов.

Животноводство в значительной степени также не может вернуть кредиты, даже несмотря на обещанное сдерживание импорта (производственные проекты финансировались рядом последовательно получаемых и возвращаемых кредитов; прекращение или удорожание кредитования не дает вернуть промежуточные кредиты, сжатие спроса — завершающие).

Результат — резкое замедление роста сельхозпроизводства в целом из-за переориентации части хозяйств на обеспечение нужд своих работников, то есть, по сути дела, возврата к натуральному хозяйству.

Малый и средний бизнес: "из-под глыб"

В начале 90-х годов колоссальное социальное напряжение снималось за счет массового и практически полностью свободного развития малого бизнеса. Однако сегодня малый бизнес раздавлен административным, а часто и коррупционным контролем бюрократии и потому не способен адаптировать значимую часть высвобождающегося населения.

Тем не менее, он наиболее устойчив в кризисе — с одной стороны, из-за максимально интенсивной эксплуатации (в том числе самоэксплуатации), некапиталоемкости, оборачивающейся гибкостью, с другой, из-за малой доступности кредитов, оборачивающейся относительным финансовым здоровьем.

Малый и средний бизнес жестоко страдают из-за неплатежеспособности банков (ибо их средства, в отличие от депозитов населения, не застрахованы и уже "горят"). Однако свертывание перекредитованного федерального бизнеса открывает для них качественно новые возможности — и не только в торговле (хотя, в первую очередь, в ней), — но и во многих других сферах.