Первая мировая война, потом революция, потом — гражданская. И оказался офицер Новиков, который честно сражался на германском фронте, в армии Деникина. А куда ему было деваться — ведь за ним пришли из ЧК, хотели арестовать в его же имении, а он попросил разрешения попрощаться с любимым конём, да и ускакал к белым. И вот — разгромлена Белая гвардия, и Ольга Алмазова, даже ещё и не жена Новикова, только невеста его, сшившая подвенечное платье, мечтавшая встать со своим возлюбленным перед алтарём в воронежском соборе, теперь бежит — из Воронежа в Ростов, из Ростова в Новороссийск, из Новороссийска в Крым, даже и не видя своего жениха, который во главе Смоленского белогвардейского полка неустанно сражается с красными. Автора романа, может быть, можно упрекнуть в некоей идеализации белогвардейского движения, даже героизации его. Белогвардейские офицеры, как правило, выглядят в романе людьми мужественными, честными, благородными. Красноармейцы, опять же, как правило, не выведены на страницы романа. Красная армия, под пером автора, это некая безликая сила, которая ломит и ломит, теснит и теснит Белую гвардию, и эта гвардия, хотя и сражается доблестно, но вынуждена отступать, скатываться к морю, к кораблям, бежать, исчезать с Русской земли. Таков суд истории. И, наверно, он не случаен.

Самые поразительные и очень удавшиеся автору страницы книги — это описание последних, отчаянных боёв белогвардейцев в Крыму, осенью 1920 года. Когда на Литовском полуострове, под Перекопом белогвардейский Дроздовский полк двенадцать раз ходит в атаку на прорвавшихся через ледяную воду Сиваша красных и не может сдержать натиск Красной армии. И тогда дроздовцы — элита Белой гвардии — втыкают в крымский песок штыки. Всё, гражданская война закончилась…

Да, закончилась гражданская война, но не закончилась трагедия жизни и любви Ольги Алмазовой. Её ждут ещё суровые испытания. Её муж, Вячеслав Новиков, с которым она, по сути, почти и не жила, произведённый Врангелем в генералы, после разгрома Крыма бежит за границу, там станет одним из лидеров белогвардейского движения. В конце двадцатых годов он тайно проберётся в СССР, чтобы возглавить на Дону восстание недовольных коллективизацией казаков (подготовка этого восстания, кстати, хорошо описана в известном романе Михаила Шолохова "Поднятая целина"), здесь будет арестован органами ОГПУ, расстрелян в июне 1930 года… Но Ольга Алмазова этого никогда не узнает! Никогда, хотя проживёт долгую и сложную жизнь. Она всегда, до конца дней своих будет ждать своего возлюбленного, единственно дорогого ей человека. И, словно вознаграждая свою героиню за такую роковую несправедливость, всю жизнь тяготевшую над ней, автор романа Михаил Фёдоров пишет, домысливает последнее, предсмертное письмо Вячеслава Новикова своей возлюбленной из секретной тюрьмы на Лубянке. Это письмо составляет последнюю главу книги, как бы расставляя все точки над i, раскрывая читателю то, что не могла знать сама Ольга Алмазова, от лица которой написана книга.

Никогда не прочтёт это письмо Ольга Алмазова, и впереди у неё будет долгий трудный жизненный путь. За связь с Вячеславом Новиковым пострадает её семья, отец её, бывший "прогрессивный" помещик-толстовец, умрёт

в ссылке. Сама она переживёт полтора года лагерей на строительстве Бело-моро-Балтийского канала. В 1942 году вынуждена будет ещё раз бежать из Воронежа — на этот раз от наступающих немецко-фашистских войск, потеряет во время этого бегства мать. Дочь её умрёт рано от болезни, оставит ей внучку, которую она воспитает. А внучка её и сейчас живёт в родных своих краях, под Воронежем, в сердце России, восстанавливает сгинувшее имение своей бабушки, а значит, русская жизнь не закончилась, не прервалась. Жива Россия, сквозь боли и трагедии XX века прошла она путём любви и надежды. Вынесли этот груз на своих плечах русские женщины, которые часто на себя принимали все удары судьбы и, может быть, смягчали эти роковые удары для своих мужчин. Прекрасными русскими женщинами жива Россия и не погибнет никогда!

Такое стойкое ощущение возникает у читателя, перевернувшего последнюю страницу романа Михаила Ивановича Фёдорова — незаурядного современного русского писателя, публиковавшего свои произведения и на страницах нашего журнала.

Станислав Зотов

С. С. Козлову, автору повести "Зона Брока" ("Наш современник", N 12,2008)

Уважаемый Сергей Сергеевич!

Думаю, что это письмо нескоро к Вам дойдёт, знаю — Вы живёте в Сибири. Но хочу сказать, что великую и важную надежду порождаете Вы своими трудами, образами и мыслью.

Иногда тяжко до невыносимости из-за "державной недостаточности" у правителей, безверья, обманов и пошлости, цинизма "культурованцев". В 1994 году на съезде писателей я сказал, что отечественная литература заморозилась. Конечно, не так это было. Но было много плача, скорби, страдания. А как же иначе? Ведь потеряли, казалось, почти всё. И государственное, и человеческое. И забывать стали, что было светлого и возвышенного, что просто было доброго, семейного (помню, когда жил в сибирско-омской деревне и после войны на Полтавщине, ни разу не слышал в присутствии детей и стариков мата и мерзкой ругани). Сейчас ругань сплошь и рядом от темноты, невежества, от цинизма и наглой спеси новых хозяев жизни.

Пятнадцать лет я пытаюсь сплотить сотоварищей, писателей России, писателей истинно русских и нерусских. Всё время говорил о необходимости ободрить народ, дать ему веру и надежду, показать, что он выходил из разных сложных и глобальных испытаний ещё более окрепшим и прекрасным, как Иван-царевич, окунувшийся в кипящий котёл. Я старался и в предсейс-мические перестроечные годы прочерчивать линию созидания и самопожертвования. Искать героев, на которых можно было бы опереться, увидеть результат их усилий. Я, как и Вы, историк, поэтому искал их в прошлом. Да, это было мне близко и не вызывало молниеносных гонений — после того, когда в конце 1980 года меня освободили от обязанностей главного редактора "Комсомолки" за серию разоблачений взяточников Северного Кавказа, а главное, за то, что ввёл на страницы газеты русских писателей — за два с половиной года более 200 человек, что воспринималось как "невиданное проявление шовинизма". Бог даровал мне после изгнания творческую свободу и время. За эти годы я написал романы и повести "Росс непобедимый", "Тульский энциклопедист", "Флотовождь". В центре герои, подвижники — "дела делатели" (Болотов). Мне казалось, что из рутины, некой исторической беспечности ("застоя") надо вырываться созиданием. Это и герои "Росса", в конце XVIII века разгромившие турок, создавшие Новороссию, красавцы-города Одессу, Херсон, Николаев, Таганрог, Ростов, Елизаветград, Севастополь, выстроившие Черноморский флот. Это Андрей Тимофеевич Болотов, выведший сотни сортов яблонь, слив, вишен, смородины, создавший первые образцы русского садово-паркового искусства, организовавший первый русский детский театр, выпустивший первые экономические газеты России -

"Сельский житель" и "Экономический магазин", "лучший экономист России". И ещё, это уж совсем по нашей линии, он написал 350 (!) томов или, скажем, блокнотов-тетрадей сочинений о времени, событиях, о людях и духе эпохи. Я читал их в "Ленинке", библиотеке Салтыкова-Щедрина, Пушкинском доме, в архивах. Трогал пальцами, всматривался и восхищался авторской неутомимостью, энергией, наблюдательностью. Ну и, конечно, главная радость, отпущенная мне с небес, это почти тридцатилетняя работа над книгами о Фёдоре Фёдоровиче Ушакове. Ещё в Николаеве, куда я приехал после окончания Киевского университета в 1956 году, я упивался духом XVIII века, его героями и подвижниками Потёмкиным, Румянцевым, Фалеевым, де Рибасом, Безбо-родко. Чтил Екатерину, и вот повезло на всю жизнь.

Началась перестройка, и я понял: надо выдвинуть на первый план героев победительных, созидательных, неунывающих. И был уверен, что нам понадобятся Суворов, Ушаков, Болотов. Огорошил своих коллег лозунгом: "К топору зовите Русь!" Кое-кто зааплодировал, а потом осёкся, когда я завершил лозунг: "Но не к топору разбойника и ушкуйника, а к топору плотника, к топору строителя!" Мне казалось, что вот сейчас и развернется созидательная работа. Но до неё руки не доходили: митинги, многоречивые тусовки внедряющих в наше общество гнилую мысль, что мы безнадёжно отстали от мировой цивилизации, от её стандартов и героев.