Интересно, приезжает ли Джексон полюбоваться делом своих рук? Вряд ли. Рассказывают, что экс-президент совсем плох: оглох, ослеп на один глаз, страдает провалами в памяти. Да и с финансами у него дела обстоят неважно. Видимо, справедливость на свете все-таки есть. Во всяком случае, от индейцев сочувствия он не дождется, усмехнувшись, покачал головой Стюарт.

Ксандра, шагавшая рядом с ним, споткнулась на скользкой грязи. Клинок хотел ее подхватить, но от холода движения его стали не столь быстры, и девушка упала.

– Ты цела? – склонился над ней он.

Ксандра кивнула и хотела подняться, но руки скользили по грязи.

– Я тебе помогу.

Он обхватил ее за талию и внезапно замер. Живот у Ксандры был выпуклый, твердый, набухший. Опомнившись, Клинок осторожно поднял девушку на ноги. Она отвернулась, отказываясь смотреть ему в глаза, и укуталась в одеяло.

– Ты ждешь ребенка? – спросил он ровным голосом, хотя внутри у него все клокотало от гнева.

Она кивнула и прошептала:

– Но никто не должен знать.

– Ксандра, они должны об этом знать, – вздохнув, ответил он.

– Нет! – Она всхлипнула и побежала вперед.

Когда хвост колонны наконец прибыл к месту ночлега, морось сменилась монотонным, нескончаемым дождем, от которого земля превратилась в сплошную жижу. Невозможно было найти ни единого сухого клочка. Переселенцы собирали мокрые сучья и ветки, чтобы развести костры. Под натянутой парусиной готовили горячую пищу, пытались хоть немного обсушиться.

Клинок налил в оловянную кружку кофе, поставил миску на плоский камень, нагретый огнем.

Ксандра, сжавшись в комок, сидела под парусиной, стараясь не обращать на себя внимания. От Клинка она теперь держалась на отдалении, лелея свой страшный и постыдный секрет.

Клинок сделал вид, что не обращает на нее внимания. Он ждал, пока появится Элайза, которая залезла в фургон, чтобы покормить горячей похлебкой Викторию.

Под навес нырнула Темпл. Коротко взглянула на Клинка и подсела к огню, протянув вперед руки. Ее тело била дрожь. Как ему хотелось подойти к ней, согреть, ободрить, но она ясно давала понять, что не нуждается ни в его обществе, ни в его знаках внимания.

Тем обиднее было видеть, как увивается вокруг нее этот лейтенантик. Неужели она не замечает, что он в нее по уши влюблен? Темпл упряма, вспыльчива, своенравна, но ведь не слепа же! Почему тогда она его поощряет? Просто удивительно, что Пармели до сих пор не подсел к костру. Впрочем, все еще впереди.

Из фургона на землю спрыгнула укутанная в одеяло женская фигура. Клинок отставил кружку и шагнул под дождь. По дороге ему встретился Кипп, тащивший целую охапку мокрых сучьев. Элайза так торопилась поскорее забраться под навес, что налетела на Клинка с разбегу и воскликнула:

– Вы меня напугали!

Она нервно рассмеялась.

– Извините.

Из фургона донесся душераздирающий кашель. Клинок взглянул на миску, что держала в руках Элайза, увидел, что она пуста лишь наполовину.

– Ну как она?

Элайза лишь пожала плечами:

– Ее сильно растрясло. Да и этот холод, сырость… Кашель стал хуже.

Элайза хотела шагнуть под навес, но Клинок удержал ее.

– Я хотел бы поговорить с вами наедине.

– Хорошо. – Она взглянула на него с любопытством, словно сбросив груз усталости. – О чем?

– О Ксандре. Она беременна.

Клинок произнес эти слова с нарочитой резкостью, чтобы скрыть обуревавшие его эмоции.

– Нет!

Элайза отшатнулась от него в шоке, потом обернулась к навесу, пытаясь разглядеть в темноте съежившуюся фигурку.

– Ей страшно, стыдно. Нужно, чтобы с ней поговорила женщина. Она нуждается в вас, Элайза.

Больше ему говорить ничего не пришлось. Элайза медленно шагнула вперед, потом решительно нырнула под навес. Стряхнув дождевые капли с одеяла, она положила его к огню, мысленно повторяя: «Бедная Ксандра, бедная, бедная Ксандра». Это несправедливо! Девочка и так настрадалась. Но Элайза знала, что Ксандре сейчас нужна не жалость.

Она подошла к девушке, села с ней рядом, оправила на ней юбку. Ксандра повесила голову, вся дрожа – то ли от холода, то ли от страха.

– Ксандра, я все знаю, – мягко сказала Элайза. – Клинок рассказал мне.

Ксандра задрожала еще сильней.

– Посмотри на меня, пожалуйста.

Никакого ответа. Тогда Элайза насильно подняла ей лицо и увидела, что из зажмуренных глаз Ксандры ручьем текут слезы.

– Ну открой же глаза. Все будет хорошо.

– Нет, не будет, – всхлипнула девушка.

И все же Элайза несказанно обрадовалась. Впервые после того ужасного случая Ксандра хоть как-то ответила на обращенные к ней слова.

– Нет, все будет хорошо. И не думай, что мы тебя не любим. Мы тебя очень любим и всегда будем любить.

Ксандра открыла глаза, стиснула зубы, лицо ее исказилось от сдерживаемых рыданий.

У Элайзы и самой из глаз текли слезы. Она обняла Ксандру, прижала к себе.

– Теперь все узнают, да? – простонала Ксандра. – Какой позор!

– Тише, не плачь. Все будет хорошо.

– Они будут смотреть на меня так же, как смотрят на Клинка. Они меня возненавидят.

– Нет, милая. Нет.

Но Ксандра ее не слушала. Элайза дала ей как следует выплакаться, с горечью думая о том, как несправедливо устроена жизнь. Неожиданно кто-то положил Элайзе руку на плечо.

– Что случилось? – спросила Темпл.

Элайза заколебалась, понимая, что не может оставить этот вопрос без ответа. Тщательно подбирая слова, она сказала:

– У твоей сестры будет ребенок.

– Она сама тебе сказала?

Элайза покачала головой и показала на Клинка.

– Ксандра думает, что все мы теперь будем ее ненавидеть, а я говорю, чтобы она не болтала глупостей. Правда ведь?

– Правда… – пробормотала Темпл, уязвленная тем, что муж сообщил эту новость не ей.

Она выпрямилась, взглянула на Клинка. Тот пил из кружки, не сводя глаз с Темпл. Его мокрые волосы поблескивали в свете костра.

– Почему? – срывающимся от обиды голосом спросила у него Темпл. – Почему ты сказал ей, а не мне? Ведь я ее сестра! Отвечай!

– Потому что… мне показалось, что Элайза сможет утешить и ободрить девочку.

– А я не смогу?

– Не так хорошо, как она.

– Откуда тебе знать?

– А ты посмотри на себя. Сейчас твоя сестра нуждается в участии, но с ней сидит Элайза, а не ты. Ты выясняешь отношения со мной. Почему? Потому что чувствуешь себя обиженной, твои чувства задеты. Тебя всегда интересуют только твои собственные чувства, а не чувства других людей.

– Неправда!

– Ты вспомни, как ты от меня ушла. Тебе было на меня наплевать. Тебе и сейчас на меня наплевать.

Он порывисто поставил кружку и, поднявшись, вышел под дождь.

Темпл хотела крикнуть ему вслед, что он очень ошибается. Он сам во всем виноват. Почему он к ней не приезжал? Но слова эти так и не были произнесены. Темпл подсела к сестре и стала вытирать ей заплаканное лицо.

Три дня караван отдыхал в Нэшвилле, готовясь к трудному переходу через Камберлендские горы. Нужно было подлечить больных, починить повозки, закупить провизию. Два дня подряд лил холодный дождь, и лишь на третий день удалось немного обсушиться.

Приближалась зима, а караван преодолел менее одной трети пути. Начинало сказываться отсутствие теплой одежды. Индейцев согнали в лагеря посреди лета, не дав захватить с собой все необходимое, поэтому теперь единственной защитой от холода были армейские одеяла, выданные властями. Многие индейцы были без обуви или, подобно Темпл и Элайзе, не имели ничего, кроме обычных башмаков, которые давно протерлись и пришли в негодность из-за долгого и трудного пути.

Люди ослабли от усталости, простуд, болезней, ночевок на сырой холодной земле. Когда караван покинул Нэшвилл, тронувшись в сторону Кентукки, он был похож на какой-то бродячий госпиталь.

Вдоль дороги то тут, то там виднелись холмики свежих могил. Здесь похоронили тех, кто умер по пути следования предыдущих караванов. Возле Хопкинсвилла на деревянном памятнике, раскрашенном под мрамор, висел белый флаг. Здесь похоронили престарелого вождя по имени Белый Путь. Когда процессия поравнялась с могилой, Темпл и ее отец остановились, чтобы помолиться за усопшего. А заодно и за себя.