Они прогуливались по лужайкам, где с важным видом расхаживали павлины. Элайза рассказывала Нэйтану Коулу о своих достижениях (например, о черных учениках) и о своих трудностях (например, о непослушном Киппе).

– Он их просто ненавидит! – горячо говорила она. – Вот уж не думала, что индейцы способны на такой расизм!

– А что вы удивляетесь? Многие чероки относятся к неграм так же, как южане. Считают, что они выше африканцев. Пожалуй, индейцы даже высокомернее, чем белые.

– Я не могу смириться с наличием рабства. Это смертный грех.

– Знаю. Сердце подсказывает мне, что Господь против того, чтобы один человек принадлежал другому. Но в Священном писании немало мест, где упоминается о рабстве. Знаете, как поступают некоторые миссионеры? Нанимают рабов во временное услужение и специально платят им высокое жалованье, чтобы негры могли выкупиться у своих хозяев. Правда, таких миссионеров не много.

– Главное, что они все-таки находятся.

Элайза решила, что святые отцы поступают благородно и человеколюбиво. Она всегда считала, что каждый отдельно взятый человек может изменить мир. Вот почему она приехала в эту глушь учить индейских детей.

– Наверное, вы правы.

Павлины стали издавать пронзительные, немелодичные крики и встревоженно вертеть во все стороны головами. Элайза механически взглянула на дорогу, что вела через долину к усадьбе. Вдали показался скачущий всадник.

– Павлины надежнее, чем сторожевые псы, – сказала учительница, стараясь перекричать их пронзительный клекот.

– Такие прекрасные птицы, а голос просто омерзительный, – застенчиво улыбнулся миссионер. – Еще один гость?

– Это Клинок Стюарт. Ухаживает за Темпл и появляется здесь каждый Божий день.

Элайза старалась говорить небрежным тоном, но мысль о влюбленных вогнала ее в краску. Разве можно свободно говорить с Нэйтаном Коулом, слугой Божьим, на такую щекотливую тему? Элайза свернула в сторону, чтобы не видеть, как Темпл выбежит навстречу своему кавалеру. В каждом жесте, каждом движении, каждом взгляде молодых людей было слишком много неприкрытой чувственности.

– Расскажите-ка мне, как вы жили. Вы сказали, что ездили с проповедями в горы?

– Да. Многие индейцы живут в глуши, спускаясь в долину один-два раза в год.

Коул обвел взглядом аккуратные дорожки, подстриженные газоны и кусты, хозяйственные пристройки, внушительный господский дом.

– Не все индейцы так же богаты, как ваш мистер Гордон. Многие живут в жалких бревенчатых хижинах, возделывают маленькие клочки земли, едва сводя концы с концами. Вот с такими бедняками мы и стараемся работать.

Элайза вспомнила, что, отправляясь на за-пад, именно так и представляла себе жизнь индейцев.

– Они хорошо вас принимают?

– Да. – Священник улыбнулся, и его впалые щеки чуть округлились. – Знаете, миссионеров от разных церквей они наделили собственными прозвищами. Например, пресвитерианцы – Мягкоговорящие. Баптисты – Крестильщики. Методисты – Громкоговорящие.

Элайза рассмеялась, ибо определения были подобраны очень верно.

Ободренный ее реакцией, Нэйтан продолжил:

– Я был на одной ферме, где живет старый индеец по имени Истребитель Бизонов. Он попросил меня рассказать сказку из «говорящих листьев» – так они называют книги. Вы бы видели его, Элайза. То есть, я хочу сказать, мисс Холл, – быстро поправился он, залившись краской.

– Ничего, вы можете называть меня Элайзой.

– При условии, что вы будете называть меня Нэйтаном, – робко промолвил он.

– Договорились, Нэйтан.

– Так вот… Жаль, что вы не знакомы с Истребителем Бизонов. У него белоснежные волосы до плеч, на голове красно-желтая повязка с воткнутым пером. Рубашка домотканая, кожаные штаны и вышитые мокасины до колен. Во рту он все время держит трубку. Рассказал я ему о Господе Иисусе, объяснил суть христианского учения, показал Библию. Когда я закончил, Истребитель Бизонов помолчал, потом с важным видом кивнул и сказал: «Ты поведал мне о добрых вещах. Но я не пойму одного: если бледнолицые внимают посланию «говорящих листьев» уже много зим, почему же они сами не стали добрыми?»

Вспомнив о том, как складываются отношения между чероки и джорджийцами, Элайза подумала, что старый индеец совершенно прав.

– И что же вы ему ответили?

– Пришлось признать, что многие из белых не следуют учению Христа. По-моему, Истребитель Бизонов решил для себя, что правильнее было бы, если бы я отправился проповедовать среди бледнолицых.

– Иногда мне кажется, что так называемых джорджийских гвардейцев нужно было бы как следует выпороть.

– Элайза, что вы такое говорите! – укоризненно воскликнул Нэйтан, шокированный ожесточением, прозвучавшим в ее словах.

– Я знаю, что говорю, – сердито заявила она. – Джорджийцы ведут себя, словно злые и жадные мальчишки, зарящиеся на чужое добро. У себя в классе я бы таких безобразий не потерпела. Вас удивляют мои слова?

Он подумал, потом согласно покачал головой.

– Вы правы. Правительство должно было бы принять какие-то меры.

– Сейчас этим вынуждены заниматься сами чероки.

Элайза стала рассказывать о шагах, которые предпринимают вождь Росс и Национальный Совет. Недавно джорджийский суд приговорил к смертной казни индейца по имени Джордж Кукурузный Мешок. Адвокат Вильям Вирт воспользовался этим поводом, чтобы обратиться с жалобой в Верховный суд.

Нэйтану не понравилось, что Элайза с таким пылом рассуждает о юридических баталиях. Не женское это дело. Не пристало девушке совать свой нос в мужские дела.

Когда перед ужином Уилл Гордон вернулся с полей, Элайза познакомила его с гостем. Хозяин усадьбы настоял, чтобы молодой миссионер остался у них на ночь, и миссис Гордон присоединилась к просьбе мужа. Нэйтан попытался возражать, но в конце концов уступил.

После ужина, как обычно, все перешли в гостиную. Уилл Гордон налил себе и Клинку Стюарту бренди. Нэйтан от спиртного отказался.

По обыкновению Элайза села к пианино и начала наигрывать свой любимый ноктюрн. Одна мелодия естественным образом перерастала в другую. Элайза даже не заметила, как Виктория Гордон, извинившись, отправилась укладывать детей.

Немного поиграв, Элайза взглянула на Нэйтана, сидевшего в плетеном кресле.

– Может быть, сыграть для вас что-нибудь особенное?

– Нет, – покачал он головой. – Вы играете, как ангел небесный.

– Верно замечено, – кивнул Уилл Гордон.

Через некоторое время в гостиную вернулась Виктория.

– А вот у меня есть заявка, – сказал Клинок. – Умеете ли вы играть кадриль, мисс Холл?

Немного поколебавшись, Элайза сказала:

– Думаю, что да.

– Темпл говорит, что никогда еще не танцевала. – Он с укоризной взглянул на девушку. – Отличная возможность поучиться. Вы ведь знаете этот танец, Уилл?

Гордон чуть пожал плечами:

– Я много лет не танцевал, но думаю, что вспомню… Виктория, помнишь, как танцевать кадриль?

– Помню, – неуверенно улыбнулась она. – Более или менее.

– Однако для этого нужно четыре пары, – заметил Гордон.

– Ничего, хватит и двух.

Не дав никому опомниться, Клинок принялся раздвигать мебель, чтобы освободить пространство. Все помогали ему, кроме Элайзы, которая тихонько наигрывала мелодию, чтобы освежить ее в памяти.

Когда все было готово, Клинок кивнул аккомпаниаторше, и Элайза с силой ударила пальцами по клавишам. Для начала она взяла ритм помедленней, чтобы у Темпл была возможность освоить фигуры.

Потом она стала наигрывать все быстрее и быстрее, то и дело с улыбкой поглядывая на Нэйтана. Танцующие частенько сбивались, что всякий раз вызывало дружный хохот. Элайза задорно улыбалась, но играть не переставала.

Звуки музыки разносились в ночной тиши далеко за пределы господского дома. Дьетерономи Джонс сидел на жесткой деревянной скамье возле кухни и прислушивался к аккордам. Вдруг позовет хозяин? Окна дома светились янтарным светом, пронизывавшим тьму. Но Дье чувствовал себя более уютно здесь, во мраке.