Размышления о лунянках и перспективе брака. Страшная мысль. Полноземие. Земля в первой ц последней фазе. Сколько времени занимает путешествие на Луну. Нежные воспоминания об осиротевших квартирантах. Лунные часы. Первый обед за четыре недели.

Во время этой лихой езды пан Броучек, примостившись за спиной скорбно-задумчивого спутника, размышлял о недавнем приключении и горестном своем положении.

«Ах, Броучек, Броучек, — сокрушался он про себя, — вот какому страшному наказанию подвергся ты за то, что в минуту ослепления возроптал на свою земную судьбу! Земля тебя, видите ли, не устраивала. Ну и сиди теперь на этой распрекрасной Луне! Ты тут уже бог знает сколько времени, а у тебя еще росинки маковой во рту не было… Зато ты навидался и наслушался стольких глупостей, что голова идет кругом. Если так будет продолжаться, то в конце концов и сам полунеешь. В хорошенькую историю влип ты с этой Эфирйей! На Земле ты уже столько лет не знал никаких треволнений из-за женщин, а тут вдруг в первый же день вроде бы кралю подцепил… Да еще этакую прозрачную кисейную барышню, небось одна кожа да кости. Тоже мне удовольствие!.. А ведь шут его знает, может, сия паутина и: вправду в тебя влюбилась… Сердца у лунян такие же ненормальные, как и головы. И как знать, может, лунянки сами выбирают себе мужей! Недаром тут с бабами так цацкаются. Еще, чего доброго, пронюхают, что на Земле ты счастливо обогнул гавань супружества, и окрутят на старости лет с какой-нибудь лунатичкой! Правда, Эфирия обошлась бы мне недорого — вид у нее такой, будто она питается одним воздухом, а уж тележку маргариток и одуванчиков для ее туалета ты сообразил бы почти задаром. А надоест — сдунешь ко веем чертям и баста!» Но тут пан Вроучек утратил свой юмор. Глаза его обратились к небу, к пылающему серпу Земли, и тотчас увлажнились. Он вспомнил, как, возвращаясь из трактира домой, частенько смотрел в радужном настроении на золотистый, лукаво улыбающийся месяц, как еще совсем недавно любовался с Градчан полной луною.

И в голове его мелькнула ужасная догадка…

Ему вспомнилась глава из уже знакомой нам брошюры, где шла речь о том, какой предстала бы Земля наблюдателю с Луны.

Там говорилось, что продолжительность лунных cутoк от полуночи до полуночи составляет двадцать девять с половиной земных суток, то есть почти целый земной месяц. За этот срок Земля демонстрирует селенитам (если таковые вообще существуют, — по невежеству делал оговорку автор брошюры) все четыре превращения, какие за то же самое время претерпевает на наших глазах Луна, — только в обратной последовательности. Когда у селенитов полночь, нам, землянам, Луна не видна, наступает новолуние, зато они лицезреют Землю во всей ее красе. Когда же у селенитов утро, мы видим Луну в первой фазе, а они Землю- в последней, В лунный полдень мы наблюдаем полную Луну, а для лунян наступает, так сказать, новоземие. Когда у селенитов вечер, Луна предстает нам в последней фазе, а Земля лунянам — в первой. Последний раз пан Броучек видел ночное светило в полнолуние, когда для селенитов наступал полдень и «новоземие». Сейчас с Луны он видит Землю в последней фазе значит, на Луне утро, и с той злополучной ночи прошло уже три четверти лунных суток, то есть больше трех земных недель. А значит, миновал срок взимания квартирной платы!..

Эта кошмарная мысль молнией пронзила пана Броучека, и сраженный ею, он едва не свалился с Пегаса.

Тщетно пытался он отогнать от себя чудовищное предположение. Сомнений быть не могло. По чистой случайности пан Броучек хорошо помнил и то место в книге, где говорилось, сколь далеко отстоит Земля от Луны… Наш курьерский, согласно усвоенному паном Броучеком ученому опусу, добрался бы до Луны лишь за несколько лет. Воздушному шару, делай он в сутки по пятидесяти миль, потребовалось бы на такое путешествие почти три года, и даже на крыльях стремительного вихря мы преодолели бы расстояние от Земли до Луны лишь за пять месяцев. Таким образом, вполне вероятно, что пан домовладелец летел в мировом пространстве не какие-нибудь там недели, а целые месяцы или даже годы. Подумать страшно!

«Срок миновал, — сокрушался в душе пан Броучек, — а деньги с жильцов не получены… Возможно, господин советник причитающуюся с него сумму депонировал, но это сулит мне одни убытки; а остальные съемщики, разумеется, и не почесались. Только дурак раскошелится в отсутствие того, кому должен. Не часто так повезет!.. То-то благодать — ни сроков тебе, ни квартплаты, живи в свое удовольствие! Лопну от злости!.. То-то, наверно, довольны, ручки потирают… Портной с сапожником небось целый месяц баклуши бьют. А я как раз собирался с нового срока накинуть им квартирные — опять же убыток… А какой, наверно, кавардак в доме! Воображаю, как они там без меня хозяйничают! Свет еще не видывал, чтобы съемщики оставались без домовладельца! Представляю, как они распоясались и. заважничали, небось обивают штукаТУРКУ на углах и хлопают дверьми; на окнах, выходящих на улицу, развешивают перины и выколачивают ковры друг у друга над головой. А что, хотел бы я знать, вытворяет эта сви… сви… — прости, господи, прегрешения мои! — этот волосатый пачкун в шутовском. колпаке, которого я собирался по истечении срока вышвырнуть на улицу? Такого не бывало: задолжал за квартиру и хоть бы что, ни тебе крика, ни ругани! Поди на голове ходит от радости. Наверное, весь дом испакостил своим штукарством, а то еще и кроликов начал разводить прямо в комнате — этот прохвост на все способен! Да ведь он-то и есть главный виновник моего несчастья. Не допеки он меня тогда, я бы в жизнь не стал читать у Вюрфеля эту проклятую книжицу, развлекался бы себе вместе со всеми и не помышлял распроститься с Землей, а, стало быть, не сидел бы сейчас на Луне. Если мне удастся выбраться отсюда, то первым делом вышвырну этого мазилу прямо из окна вместе с его кистями и красками — всего и добра-то!» В негодовании пан Броучек затряс кулаком над головой селенита, — тот испуганно обернулся.

К счастью, голод, который опять дал о себе знать, сообщил мыслям пана домовладельца иное направление. Ему вдруг пришло в голову, что если б его падение продолжалось годы, месяцы или даже недели, то за это время он ввиду отсутствия пищи наверняка бы уже умер с голоду. Даже завзятые постники выдерживают всего четыре недели, да еще небось жульничают напропалую. А уж видок у них потом! Однако пан Броучек не замечал у себя никаких признаков похудания… Есть он хотел, но не больше, чем обычно по утрам после плъзенского, к тому же чувство голода легко можно было объяснить огромной затратой энергии при падении на расстояние стольких тысяч миль и при этой шальной лунной скачке. Вполне вероятно, что он долетел до Луны за один день, а может, и за один час, ведь, к примеру, свет преодолевает этот путь меньше чем за две секунды. Да, но как же быть с Землей в последней фазе? А, ерунда! Наверняка в книжке, там, где говорится о превращениях Земли на лунном небосклоне, все наврано! Откуда ученым знать, как выглядит Земля с Луны, если они там отродясь не бывали?!

«Тогда, может, срок уплаты еще и не прошел!» — утешал себя пан Броучек. Но утешение было слабым.

Ведь он скитается по Луне, откуда, может, вовеки не вернется на Землю, и если бы жильцы узнали о нынешнем местопребывании своего хозяина, то показали бы ему нос, охальники!

Ах, Земля, Земля! Пан Броучек вновь засмотрелся на ее полукружие, и ему показалось, что он различает контуры Европы. Глубоко растроганный, искал он место, где лежит Чехия, где находится Прага. «Ах, золотая Прага, драгоценная Чехия, дорогой шар земной! Только теперь я понимаю, что мы ежедневно должны благодарить за него господа бога. Пусть не все на нем в идеальном порядке, человек там как-никак среди своих, среди порядочных людей, а не среди полоумных, тощих, будто жерди, ломак, у которых на уме одно искусство. Да и чехи они какие-то липовые. Что это за чехи?! Прошло целых полдня, а пивом и не пахнет! Да и образованность, которой они без конца похваляются, тоже не ахти какая. Это видно уже по тому, что все друг другу «тыкают», как простолюдины. Я тоже хотел было начать «тыкать» Лазурному, раз он так со мной, но у хорошо воспитанного человека язык не поворачивается разговаривать так грубо. Ах, Земля, золотая моя Земля! Будь моя воля, на коленях приполз бы к тебе! Если, даст бог, попаду когда-нибудь в Прагу, буду тише воды, ниже травы, стану примерным домовладельцем, плату за квартиру не повышу ни портному, ни сапожнику, да, пожалуй, и этого… нет, о нем лучше не вспоминать! Буду сносить все безропотно. Словом не обмолвлюсь ни о магистрате, ни о налоговом ведомстве, буду поддерживать все мероприятия властей, и даже — Хвалить нашу политику! Ах, господи, только помоги мне вернуться на нашу прекрасную, единственную, дорогую Землю!» Броучек не совладал со своими чувствами и громко расплакался.