Козлов плюнул, взял Николку под руку, и они пошли по деревне. Немного еще посидели на дворе в телеге, поговорили о том, что дело можно считать проигранным. Надо было придумать что-нибудь новое. Но ничего нового не придумали. Николка вернулся в коммуну злой, прямо к ужину.

Над столом горела электрическая лампа, и вокруг нее вились белые бабочки. Николка вошел молча и сел. Все поняли, что дело прогорело.

Джек пришел с опозданием.

— Ну как? — спросил он бойко и принялся за винегрет. — Накрутил?

Николка махнул вилкой.

— Не соглашается Петр. Власть потерять боится, ясно.

— А Козлов?

— Козлов хоть сейчас.

Джек съел целую тарелку молча. Попросил еще, засмеялся:

— Придется к делу технически подойти.

— Это как?

— Да очень просто. Поезжай завтра в Чижи, объясни там, что мы начинаем электричество распределять. Дадим всем членам «Кулацкой гибели» по лампочке. Может, у них членов и прибавится.

Николка посмотрел на Джека внимательно.

— А энергии-то у нас хватит?

— Еще останется. Ведь у нас на двести ламп запас энергии есть.

— А провод где внешний возьмем?

— Снимем с изгороди колючую проволоку и размотаем.

— А пойдет по ней ток?

— Думаю, что пойдет. Потеря, конечно, будет. Но что ж делать…

— А ведь идея! — закричал Николка. — Электричество нашим союзником будет против Пети… Как я не додумался? Ведь козырь-то какой! Чем Петр Павлович его покроет, а?

На другой день под вечер на дворе у Козлова собрались все члены «Кулацкой гибели». Колхозники, босые, в расстегнутых рубашках, молодые, загорелые, расселись прямо на земле, полегли на пузо. Кто постарше, разместились на телеге и оглоблях, ребята — на изгороди. Козлов вынес маленький столик и сел за председателя. Докладчиком выступил Николка Чурасов.

Сначала он рассказал о предложении кооперации, упомянул и о тракторах и о ссуде. Большинству дело уже было известно. Поэтому решение приняли почти без прений: с докладом согласиться, предложить правлению действовать совместно с «Новой Америкой».

— Запиши, Гриша, — сказал Козлов брату. — Теперь другое дело, товарищи.

Колхозники насторожились, все думали уже, что собрание кончается, и стали подниматься с мест.

— Есть у нас в коммуне мысль, товарищи… — начал Николка с подъемом и остановился.

Начало заинтересовало.

— Ну, какая мысль, говори! — закричали колхозники.

— А вот какая мысль. Раз мы теперь вместе работать будем, хотим мы забросить электрический провод в Чижи и энергию подать, примерно по лампочке на двор. Хотелось бы знать ваше мнение…

Первыми с забора слетели ребята, бросились к столу. За ними — взрослые. Столик окружили, Николку забросали вопросами:

— Когда проведете? Что стоить будет? А ты не шутишь?

— Прошу занять места и относиться к делу выдержанно! — закричал Козлов.

Кое-как порядок восстановился.

Николка разъяснил, что подать ток можно скоро, как только столбы будут поставлены, и обойдется это удовольствие примерно по пяти рублей со двора.

Снова началось волнение, дешевая цена удивила. На дворе поднялся крик. Столик повалили, все лезли к Николке с заявлением, что хотят к току примкнуться и деньги могут внести хоть сейчас.

Николка поручил Козлову составить список желающих пользоваться электричеством и собрать двести столбов для подвески проводов. Потом быстро простился и ушел.

В Чижах начались чудеса. На двор к Козлову попер народ, который к нему сроду не захаживал. Все спрашивали об одном: можно ли к току примкнуться и какие будут условия? Козлов разъяснял всем, что проводить электричество будут только членам «Кулацкой гибели». Выводы отсюда ясны. Единоличники собрались на улице и решили послать делегацию в «Новую Америку» с просьбой осветить все избы сплошь.

У избы Козлова была толкучка до поздней ночи. Входили, уходили, кричали, спорили. Козлову надоело повторять всем одно и то же. В десять часов он потушил в избе свет и лег спать.

В полночь кто-то тихо постучался к нему в окно.

— Кто еще? — спросил Козлов сердито.

— Пусти.

— Кто, спрашиваю?

— Советкин.

Козлов впустил Советкина в избу и зажег свет. Советкин попросил завесить окно тряпкой и начал расспрашивать об электричестве.

— Да ведь к вам, дорогой товарищ, это не относится, — сказал Козлов с хитринкой. — Речь о наших членах идет, а ваших мы не касаемся.

— Неправильный подход, — возразил Советкин. — Мы тоже колхозники. И реку прудить опять же я помогал.

— Ничего сделать не могу. Такое постановление коммуна вынесла. У нас с весны большое дело затевается. Переходи в нашу артель — получишь лампу.

— Да ведь я не один. Со мной товарищей полтора десятка.

— Всех примем.

— Больно название у вас неподходящее: «Кулацкая гибель».

— Название что! Переменить можно.

Советкин крепко задумался.

— Ну, вот что, Козлов. Давай так договоримся: как загорится у тебя лампа в избе, я к тебе опять приду. Тогда потолкуем. До этого времени ничего сделать нельзя. Прямо говорю, не верят наши ребята в электричество. Говорят, это коммуна шутки шутит для интересу.

— Однако тебя прислали?

— Однако прислали.

— Ну хорошо. Заходи через десяток дней. Вот на этом самом месте будет огонек гореть в бутылке. Сам убедишься.

— Ладно, зайду. А вы как провод тянуть будете, нас в виду поимейте.

На другой день Козлов роздал наряды по артели: кому столбы в роще рубить, кому развозить, кому копать ямы. Решили работы провести ударно, придавали им большое значение.

Через три дня столбы повезли по полю. Была намечена линия проводки. Стали рыть ямы.

В коммуне в это время тоже шла работа. Джека послали в город за проводами, патронами, лампами. А Чарли, Булгаков и Маршев занялись размоткой колючей проволоки. Пришлось всю ее снять с изгороди, что была вокруг сада и огорода. Проволоку смерили и решили, что до Чижей хватит.

Разматывать проволоку было невесело, резала она руки и кололась, но выхода другого не было.

Николка считал, что первая же электрическая искра ударит в самый бок Петру Скороходову. Советкин как-то встретил Козлова и сказал ему по секрету, что восемнадцать дворов хотят отколоться от «Умной инициативы», чтобы получить свет.

Зеленая масса осела в башне, и надо было пускать силосорезку снова в ход.

Теперь на силос косили вику с овсом, наметили порубить и кукурузу. Возы с зеленым кормом заскрипели на дворе, машина застучала, вентилятор загудел. Чарли опять засучил рукава и стал у башни.

Пионеры в коммуне очень полюбили Чарли. Было в нем много повадок, приемов в работе, разных штучек, которые казались смешными, но нравились. Кроме того, он освоился немного с языком и рассказывал ребятам, как мог, разные истории. В смешных местах он хохотал первый, и это помогало разбираться в его рассказах.

После каждого часа работы Чарли делал перерыв на пять минут и за это время пытался рассказать что-нибудь очень коротенькое. Вообще он старался теперь говорить как можно больше по-русски, для практики.

В начале перерыва Чарли бил в ладоши и кричал:

— Стоп, ребята! Что я расскажу… — и выключал трактор.

Сейчас же на верху башни появлялось несколько человек. Это вылезали те, что утрамбовывали силос. Им не хотелось спускаться, и они кричали сверху:

— Громче рассказывай!

— Один раз, — говорил Чарли, — я был в инкубаторе, в Калифорнии. Инкубатор мистера Витстона Имплайна, у местечка Ларч.

— Ничего непонятно! — кричали сверху. — Где ты был?

— Он был в инкубаторе, — ответили снизу.

— В Америке инкубатор более, чем у нас, немножко. Его греют углем, а тепло идет по трубам вместе с водой.

— Сколько же яиц в него закладывают?

Чарли показал два пальца.

— Две тысячи, что ли?

— Нет, две тысячи тысяч…

— Ого-го! Что же с цыплятами делают?

— Отправляют в корзинах, почтой.