Шайна вскочила, словно подброшенная пружиной. На горизонте, на фоне пылающего солнечного диска она увидела силуэт корабля. Нет, нет, это не мираж! Вот он плывет – красавец с белоснежными, наполненными ветром парусами. Плывет прямо сюда, к ее островку, за ней…

Судно прошло мимо.

Шайна проводила его взглядом, пока последний парус не исчез за горизонтом. Может, ей все это только привиделось?

Море по-прежнему было пустынным – только запах соли и шелест лижущих каменную кромку берега волн.

Шайна обреченно стала устраиваться на ночь, подложив под щеку вместо подушки свернутый комок кружев, оторванных от нижней юбки. Она не плакала – слезы давно кончились. Высохли навсегда.

Навсегда, навсегда. Даже это страшное слово больше не беспокоило ее – настолько притупились все чувства.

Она закрыла глаза, погружаясь в сон, спеша уйти в него, пока вокруг стоит свежая прохладная ночь и у нее есть несколько часов до возвращения беспощадного, палящего солнца.

В полусне она увидела Монткалм, его сады, благоухающие в летней ночи. Затем сразу, без перехода, она очутилась в Фокс-Медоу. С Габриелем.

Габриель… Стройный, высокий, пылающий страстью – и сжигаемый подозрениями. О, эти подозрения! Они-то и привели ее к этому печальному концу! Не стоит думать об этом. Лучше вспомнить объятия Габриеля, его глаза, губы… Как они любили друг друга! Как счастливы они были!

Шайна погружалась в сон, но он становился все тяжелее, все неприятнее. Вынырнуло откуда-то лицо Демьена де Фонвилля, и Йен Лейтон тут же оказался рядом. Отталкивая друг друга, они старались вырвать Шайну из объятий Габриеля. А в сторонке стоял Ле Корбье, и в глазах пирата было столько сочувствия, но за спиной у него бесновалась толпа, и оттуда летели выкрики, угрозы, брань…

С глухим стоном Шайна проснулась. Огляделась, дрожа всем телом.

Разумеется, никого.

Ни пиратов, ни призраков, ни Габриеля.

– Габриель, – прошептала Шайна, с трудом разлепляя распухшие, потрескавшиеся губы. – О Габриель, где ты? Ради бога, приди! Приди и спаси меня…

Она шептала эти слова словно заклинание, но при этом прекрасно знала, как бесполезны они. Нет, никогда ей больше не увидеть любимых зеленых глаз! Она одна, и до самого конца останется одна – на этом адском островке, ставшем ее безымянной могилой.

Габриель стоял на носу «Королевской Удачи», входившей в гавань Нью-Провиденса. Жадными глазами он обшаривал якорную стоянку, надеясь увидеть знакомый силуэт «Золотой Фортуны».

– Ты видишь ее, Форчун? – спросил капитан «Королевской Удачи» Эдвард Тич по кличке Черная Борода – гроза американского побережья.

Габриель покачал головой.

– Пока нет. О господи! Если ее нет здесь…

Тич любовно разгладил свою бороду – длинную, густую, иссиня-черную, спадающую на грудь, – от которой, собственно, и пошло его прозвище.

– И столько шума из-за одной женщины? – удивленно спросил он. – Может, сойдешь на берег? Знаешь, сколько здесь женщин – на любой вкус…

– Моя – особенная. Не сравнивай ее с этими шлюхами, – сказал Габриель. – Боюсь, ты просто не понимаешь, Тич, что это значит – любить женщину!

Тич хмыкнул в свою роскошную бороду.

– Что за чушь ты порешь, парень! – громыхнул он своей луженной ветрами и ромом глоткой. – Да я любил их сотнями! И скажу тебе, Форчун, что все они – хоть снаружи, хоть изнутри на один фасон.

– Я хочу жениться на ней, – грустно сказал Габриель и подумал, что, должно быть, безнадежно опоздал со своей мечтой.

– Ах, жениться? – торжественно пробасил Тич. – Ну это, само собой, совсем другое дело! Только я тебе так скажу, парень: хуже жены один только сатана! Поверь, я-то знаю! Как-никак, четырнадцать лет был женат!

Он закатился хохотом, который разнесся по всей гавани, и добавил, просмеявшись:

– А уж любил я их всех, голубушек моих, ну уж так любил! Зато, бывало, как разлюблю, так не мучаюсь: отдам очередную зазнобу в трюм, своим ребятам на забаву, – и дело с концом!

Габриель был готов вступить с Черной Бородой в глубоко философскую беседу о проблемах любви и брака, но в эту минуту увидел то, что так долго искал.

– Вот она! – закричал он с облегчением. – «Золотая Фортуна»!

– Ну да, вижу, – спокойно согласился Тич, посмотрев в ту сторону гавани, куда указывал Габриель. – Можешь считать, что тебе повезло, приятель. Наверное, ты сумел пронять судьбу до самых пяток своими причитаниями… Ну пошли, я сейчас прикажу кому-нибудь из своих дохлых кашалотов отвезти тебя на борт «Фортуны». Такого перца насыплю под хвост паршивым бездельникам, что доставят тебя – глазом не успеешь моргнуть!

«Глазом не успеешь моргнуть» несколько затянулось, и на борт «Золотой Фортуны» Габриель попал почти через час. Он немедленно прошел в капитанскую каюту и безо всяких предисловий резко спросил:

– Где она?

Ле Корбье виновато отвел глаза.

– Забудь о ней, приятель. Присядь, выпьем.

– Отвечай, – настойчиво повторил Габриель. – Ты же похитил ее, не станешь отрицать, а? Похитил из Фокс-Медоу, как только я уехал в Бат.

– Ну положим, – неохотно согласился Ле Корбье. – Так потребовал экипаж, и я вынужден был согласиться. Иначе был бы бунт на борту. Что мне оставалось делать? У меня не было выбора!

– Что же ты так распустил своих людей, Ле Корбье? – гневно спросил Габриель. – И почему ты идешь на поводу у матросов? Да вообще, черт побери, кто, в конце концов, капитан на этой старой калоше?

– Полегче, полегче, дружок, – предупреждающе заворчал Ле Корбье, бесстрашно подходя вплотную к собеседнику, которому едва доставал до плеча. – «Золотая Фортуна» теперь моя. Не забывай, что ты здесь в гостях, а не дома!

Ле Корбье отошел, сел в кресло. Присел напротив и Габриель. Помолчал, сверля коротышку пристальным взглядом.

– Что вы с ней сделали? – задал он вопрос, страшась последующего ответа.

Ле Корбье вздохнул:

– Для начала матросы предъявили ей свои обвинения. Ну, ты и сам знаешь, как это делается.

– А ты? Ты-то был в составе суда?

– Разумеется. Сидел между моим первым помощником и одним из старшин. Естественно, ее признали виновной.

– Естественно, – саркастически протянул Габриель. – Ну а дальше-то что?

Черноволосый коротышка задумчиво почесал переносицу.

– Мой бог, Форчун! Прошу тебя – забудь про нее! Я ничего не мог поделать. Они сами выбрали способ казни. Я пытался их отговорить, но они и слушать меня не захотели. – Он тяжело вздохнул. – Должно быть, она уже умерла, – мягко закончил Ле Корбье.

– Уже? – вскинул брови Габриель. – Дьявол тебя побери, что значит «уже»? И что вы с ней…

И тут до Габриеля дошла ужасная правда.

– Нет, – хрипло выдохнул он. – Нет. Вы не могли…

Выражение лица Ле Корбье подтвердило худшие опасения Габриеля.

– Высадили! – прошептал он. – Вы высадили ее на остров, ублюдки! Так?

Ле Корбье смущенно кивнул.

– Скотина! – рванулся к нему Габриель. – Слизняк безмозглый! Чтоб ты сдох, урод!

Он схватил тщедушного пирата и выдернул его из кресла. Швырнул на пол и принялся крушить все, что попадало под руку, – столы, кресла, бутылки, стаканы…

Покрасневший как рак Ле Корбье задыхался, извиваясь в руках Габриеля, стиснувших ему горло.

– Я пытался их отговорить… – хрипел он. – Я правда пытался!

– Ты соображаешь, что наделал? – прорычал Габриель, не отпуская своей хватки. – Ты бросил ее там умирать – медленно и страшно! От голода! От жажды!

– Но за дело же! – жалобно прохрипел Ле Корбье. – За все, что она сделала с тобой. И твоими…

В дверь каюты ввалилось с полдюжины пиратов, привлеченных шумом драки. Не без труда им удалось разнять сцепившихся, словно два бульдога, капитанов. Ле Корбье с трудом перевел дух, массируя пальцами красную, распухшую шею.

– За то, что она сотворила тогда в Виргинии, – упрямо закончил он фразу после того, как прокашлялся. – Она должна была заплатить за эту виселицу в Вильямсбурге!