Идти домой в одиночестве? Далеко, холодно, тоскливо.
Ребекка протянула Габриелю руку, и он легко поднял ее в седло.
Они ехали молча. Ребекка впереди, ближе к холке, Габриель позади. Жеребец стучал копытами по промерзшей земле, всхрапывал, выбрасывая из ноздрей в морозный ночной воздух струи пара. Ребекка смотрела на ночной лес, мелькавший по сторонам, и в сердце ее рос, тяжелел камень застарелой ненависти к Шайне.
Снявшись с якоря в Окракоук, «Золотая Фортуна» легко бежала по глади спокойного изумрудно-зеленого моря. Было тепло и безветренно. Окна капитанской каюты, распахнутые настежь, блестели в лучах заходящего солнца, словно огромные сигнальные огни.
А внутри просторной каюты стояла Шайна – со связанными пеньковой веревкой руками. За столом, перед которым она стояла, сидел важный, торжествующий Ле Корбье, а по бокам – четверо матросов из прежнего экипажа «Золотой Фортуны», плававших еще под началом Габриеля.
Шайна посмотрела на своих судей с напускным спокойствием. На самом деле она умирала от страха. Да и как иначе, когда в их глазах столько ненависти! На что ей можно надеяться, если приговор заранее читается на их угрюмых лицах с хищными, горящими глазами!
Какими страшными бывают капризы судьбы! Смертный приговор Шайна услышит в той самой каюте, где она впервые принадлежала Габриелю. Здесь она стала женщиной, здесь испытала боль и наслаждение, здесь сделала тот шаг, что отделяет в сердце человека ненависть от любви. Вот и последний в ее жизни шаг ей предстоит сделать в этих стенах.
Она старалась заставить себя забыть о Габриеле. Мысли о нем немедленно пробивали брешь в той броне, которую она надела на себя. Нельзя, чтобы эти самозваные «судьи» увидели ее слабость.
Шайна справилась с собою вовремя и твердо взглянула на сидящих за столом в ту минуту, когда Ле Корбье медленно начал:
– Вы обвиняетесь в предательстве Габриеля Форчуна и членов его экипажа. Вы обвиняетесь в том, что стали причиной их смерти. Таких поступков не прощают. Свидетельские показания…
– Показания! – огрызнулась Шайна. – Какие еще показания? Какие, к черту, свидетельства? Дурацкий клочок бумаги! А покажите-ка мне хоть одного человека, который подтвердит, что видел, как я писала эту проклятую бумажонку! Покажите хоть кого-нибудь, кто слышал, как я говорила что-нибудь кому-нибудь о Габриеле и его людях!
– Довольно! – оборвал ее смуглый хозяин каюты. – Мы уже слышали все это много раз. Пора принимать решение. Что скажете вы? – обернулся он к сидящим по левую руку от себя.
Неуклюжий, лохматый пират бросил со своего конца стола пристальный взгляд на Шайну.
– Виновна! – пророкотал он.
– Виновна! – согласился с ним сидевший рядом.
Затем и с другого конца стола словно многоголосое эхо прозвучали те же слова.
Ле Корбье окинул Шайну долгим взглядом и подытожил:
– Виновна!
Он снова оглянулся на сидевших слева и справа от него матросов.
– Наказание? – коротко спросил он, и весь трибунал в один голос выдохнул:
– Смерть!
Шайна прикрыла глаза и слегка покачнулась на ослабевших ногах. Приговор не был для нее неожиданностью. Собственно, ничего другого она не ждала, да и ждать не могла. Но даже ожидаемый, предопределенный приговор поверг ее в состояние шока.
«Судьи» сблизили головы, понизили голоса и стали негромко что-то обсуждать. Активнее всех вел себя Ле Корбье. Он энергично жестикулировал руками, попеременно обращаясь к каждому из членов трибунала.
Шайна наблюдала за ними со странным отрешенным спокойствием. Несомненно, пираты выбирают сейчас для нее вид казни, и Ле Корбье, похоже, не нравится тот способ, на котором настаивают остальные. Но те, как видно, уступать ему не собираются.
Наконец Ле Корбье смирился с общим мнением, обернулся к Шайне. Всматриваясь в глубину потемневших глазок смуглого пирата, она приготовилась услышать худшее.
– Вас высадят на острове, – с явной неохотой объявил Ле Корбье. – И оставят там одну – без воды, без пищи и без оружия.
– Проклятие! – выдохнула Шайна.
Умереть медленной и мучительной смертью от голода и жажды на безымянном клочке земли, затерянном среди океана, – это была самая жестокая казнь, какую только можно было придумать!
Только теперь силы оставили ее, и Шайна осела на пол в глубоком обмороке.
26
Остановившись на ступеньках родного дома, Ребекка окликнула:
– Габриель!
Он нехотя обернулся. Ему было жаль бесполезно потраченного – да еще с риском для жизни! – времени на вылазку в Виргинию. Габриель чувствовал себя опустошенным, уставшим, озабоченным. Сейчас он хотел только одного – найти спокойное местечко, где можно отдохнуть пару часов, а затем – снова вперед, на сей раз на поиски Ле Корбье, в руках которого – Габриель теперь совершенно не сомневался в этом – находилась Шайна.
– В чем дело? – коротко откликнулся он. – Мне нужно спешить, ты же знаешь, Ребекка.
– Зачем? – спросила она, возвращаясь и берясь за стремя. – Пусть пираты сделают с Шайной то, что задумали.
Габриель пристально взглянул на нее.
– Ты сама не понимаешь, что ты говоришь!
– Ну пожалуйста, Габриель, – продолжала настаивать Ребекка. – Я люблю тебя! И всегда любила – всегда, всегда! И вечно буду любить! А Шайна… Ну что Шайна? Ведь она не стоит тебя! Забудь ее! Не рискуй из-за нее еще раз жизнью. Хватит!
– Я должен, – убежденно ответил Габриель. – Я ничего не могу с собой поделать. Я люблю ее.
– Нет! – задыхаясь, закричала Ребекка. – Нет! Не верю!
– Но это так, – заверил он. – Все, прощай, Ребекка!
Габриель тронул поводья и услышал за спиной яростный шепот:
– Будь ты проклят! Катись в ад, скатертью дорога! Ведь ты обещал жениться на мне! На мне! Ты же обещал! Ты мой!
Габриель придержал жеребца, обернулся.
– Ребекка, – успокаивающе сказал он. – Еще раз повторяю: я ничего не могу с собой поделать. И поверь – у меня никогда и в мыслях не было сделать тебя несчастной!
– Неужели ты так и не сможешь понять? – горько воскликнула она. – Ты не должен, не смеешь оставлять меня! Я не могу без тебя жить! Не хочу! Не хочу! И знай, если ты все-таки оставишь меня, то Шайны тебе все равно не видать как собственных ушей!
– Ну а ты-то что можешь сделать? – ответил ей Габриель. – Ничего. Ровным счетом – ничего!
– Ты так думаешь? – усмехнулась Ребекка. – Ты дурак, Габриель Сент-Джон! А теперь давай, катись, ищи свою Шайну! Люби ее – пока не поздно! Не долго тебе осталось! На сей раз ты не скроешься! Запомни это хорошенько!
Усталый мозг Габриеля пропустил мимо это любопытное признание, эту многозначительную оговорку. Пришпоренный конь рванул с места в галоп и резво помчал своего всадника к лесу. Там Габриель направил вороного к маленькому полуразрушенному домику, затерявшемуся среди чащи. Габриель знал о его существовании и собирался отдохнуть там несколько часов перед тем, как продолжить поиски Шайны.
Проснулся он ближе к полудню. Последними словами обругал себя за то, что так долго проспал. Сон ничуть не освежил Габриеля – устало ныли все кости, туман стоял в голове, но о том, чтобы задержаться здесь еще хоть ненадолго, не могло быть и речи. От него сейчас зависела жизнь Шайны, и он спешил сделать все, что в человеческих силах, чтобы спасти ее.
Вороной негромко заржал, когда Габриель взнуздал его и уселся в седло. Животы у всадника и у коня подвело от голода, но Габриель решил нигде не останавливаться даже для того, чтобы слегка перекусить, пока не покинет смертельно опасную Виргинию и не пересечет границу Северной Каролины, где ничто не будет ему угрожать.
Так же, как и накануне, Габриель поскакал по окраине плантаций Монткалма. Все было как вчера, когда он похитил Ребекку, приняв ее за Шайну, – то же ровное, белое поле…
Стоп! Сквозь крупные медленные хлопья снега взгляд Габриеля выхватил стоящую возле дерева пару. Рыжий конь привязан к стволу. Мужчина и женщина стоят рядом и о чем-то доверительно беседуют.