За день до взрыва на Дизенгоф прогремел другой взрыв — политический. Было объявлено, что парафирован мирный договор между Израилем и Иорданией.
Иордания, хотя и воевала два раза с Израилем, выделялась на фоне арабских соседей Израиля. Выделялась относительной умеренностью, желанием найти какой-то modus vivendi с Израилем. 24 февраля 1950 года было парафировано соглашение о ненападении между двумя странами. А 20 июля 1951 года первый король Иордании Абдалла ибн Хусейн, прямой потомок пророка Мухаммеда в 37-ом колене, был застрелен в Иерусалиме на ступенях мечети Аль-Акса как раз за то, что он пытался договориться с израильтянами (встречался с Моше Даяном, с Голдой Меир). Рядом с ним находился его внук, будущий король Хусейн. Сын Абдаллы Талил был болен, и 11 августа 1952 года иорданский парламент принял его отречение в пользу сына Хусейна, который был провозглашен королем 2 мая 1953 года. Все рассматривали его как временную, проходную фигуру, но новый король задержался на престоле — он скончался в возрасте 63-х лет 7 февраля 1999 года.
Хусейн взял курс на сосуществование с Израилем. В сентябре 1963 года в Лондоне состоялась его первая тайная встреча с израильтянами. Потом такие встречи проходили, чуть ли не каждый год. Но существовала еще арабская солидарность, с которой король не мог не считаться. Он балансировал на тонком и скользком льду.
В 60-е годы в Иордании плотно осела штаб-квартира ООП со своими довольно многочисленными военными отрядами. Возникло нечто вроде «государства в государстве». Арафат вел себя вызывающе, дело шло к двоевластию с незавидной перспективой для короля. Но Хусейн проявил характер. 16 сентября 1970 года он ввел военное положение и дал команду верным ему бедуинам навести порядок. Бедуины постарались. «Черный сентябрь» покончил с засильем ООП в Иордании. Потом Хусейн и Арафат «помирились», но я никогда не замечал у Арафата какой-либо симпатии к «иорданскому брату».
После Мадрида, после «Осло-1» король решил, что его час пробил. В хорошем темпе был подготовлен проект мирного договора. Израильтяне не стали чиниться с «мелочами». Согласились на «уточнение границы» в пользу Иордании (там было спорных 320 кв. км.). Согласились ежегодно давать Иордании 30 млн. кбм. воды (в 1997 году это количество было увеличено до 55 млн. куб. м.). Финансовую помощь обещали американцы.
Итак, договор готов к подписанию. Но как это будет? Кто присутствует? Кто выступает? Ведь мы же — коспонсор! Как раз вечером 18-го у меня в Савьоне ужинали израильские мидовцы. Но они сами толком ничего не знали. «Проявляйте, — сказали, — инициативу».
На следующий день я был у начальника канцелярии премьера Эйтана Хабера. У него голова шла кругом от теракта в Тель-Авиве, но он сказал мне то, что знал на тот момент. Церемония подписания состоится 26 октября недалеко от Эйлата, на территории Иордании. Козырев приглашен. С речами выступают Рабин, Хусейн и Клинтон. Договор подписывают премьеры Израиля и Иордании, скрепляет их подписи президент США. Президент прилетает утром 26-го на четырех «Джумбо» в сопровождении (тут Хабер схватился за голову) 1200 человек. Козырев может прилететь, когда ему удобно.
В общем, дело шло с явным проамериканским креном. Я злился. Москва нервничала. Требовала добиться, чтобы Козырев и выступал и прикладывал к тексту руку, точнее, — ручку. И я, и В.И.Носенко продолжали хождения по кабинетам.
Решающего прорыва в последний момент добился мой амманский коллега А.В.Салтанов. Он позвонил мне и сказал: «Порядок!» Но израильтяне об этом не знали. Вечером 25-го я получил от израильтян бумагу.
«Почетные гости будут поочередно приглашаться на подиум. В первом ряду среди десяти почетных гостей — российский министр иностранных дел…
Выступают премьер-министр Израиля И. Рабин, король Иордании Хусейн, президент США Б. Клинтон. Приветствия других гостей не предусмотрены».
А в программе церемониала, которую утром 26-го иорданский протокол раздавал гостям, значилось: речь министра иностранных дел России Андрея Козырева. Тут уж возмутились американцы и израильтяне: если Козырев, то почему нет Кристофера и Переса!? Пришлось вставить. Так что из-за Козырева его коллегам в спешке пришлось готовить речи… И вслед за Клинтоном американский и российский министры поставили свои подписи.
В Эйлат летели на каком-то старом, дребезжащем «Боинге». Пустыня. Трибуны с размеченными местами. Жарища. Кто-то сострил: «Холодная война лучше горячего мира». Всем раздали кепочки с козырьками. Выделяется нарядами, точеными лицами и изящными руками бедуинская знать. Слишком знатные даже не встали, когда появился король. Нудно говорили мулла и раввин. Скучно — начальствующие лица. Козырева все время заслоняли шустрые почетные гости. Я тихо радовался, что Козырев — не мой гость, а Салтанова. И все-таки — поступь истории…
Впрочем, течение истории не всегда выносит туда, куда должно было бы вынести. Эйфория, вызванная подписанием договора, в Аммане стала довольно быстро спадать. Не было «реальных дивидендов», на которые рассчитывал король. Израильтяне сняли политические пенки и расслабились. Не вырос экспорт иорданских товаров. Мало туристов из Израиля и уж очень они экономные. С приходом к власти Нетаньяху шероховатости стали преобладать. В книге Нетаньяху «Место под солнцем» есть тезис: «Иордания — это Палестина». Иорданцы намекнули Нетаньяху, что было бы хорошо, если бы он откорректировал свою мысль. Не откорректировал.
В результате — мир, может быть, и не такой холодный, как с Египтом, но и не слишком теплый.
Суета и мельтешение по поводу нашей коспонсорской роли, сопровождавшие подготовку к подписанию мирного договора между Израилем и Иорданией, высветили двусмысленность и ущербность нашей позиции. В официальном плане израильтяне не уставали говорить о конструктивной роли и больших возможностях России в ближневосточном урегулировании. Однако слова расходились с делами. На деле к нам относились как некоей обузе, от которой невозможно отделаться, но которую не имеет смысла принимать всерьез. Это было и раньше. Это лишь рельефно показали последние события.
Печально то, что мы сами были виноваты. Наше коспонсорство не наполнялось конкретным политическим содержанием. А если и наполнялось, то, как правило, это сводилось к подталкиванию израильтян к новым уступкам. Но и это как-то неуверенно, обтекаемо, невесомо. В общем, мы были пассивны. Опаздывали с реакциями на важные события. Не выдвигали конструктивных идей. Уходили от нестандартных решений. Тут есть множество причин. Но, пожалуй, одна из главных — отсутствие у МИДа России интереса, желания «влезать» в мирный процесс. Мы держались за форму, упуская из вида содержание.
В июле 1996 года Москву посетил министр иностранных дел Египта. По итогам посольство получило бумагу, подписанную Посувалкжом, где сообщалось, в частности, что Египет заинтересован в энергичном и весомом присутствии России на Ближнем Востоке. Тут я не выдержал и отправил Посувалюку письмо.
«Хотел бы поделиться с Вами своими соображениями в связи с визитом А. Мусы в Москву.
Переговоры подтвердили, что египтяне заинтересованы в энергичном и весомом присутствии России на Ближнем Востоке» — такова оценка МИДа. И она вызывает у меня большие сомнения.
Наше «присутствие», если иметь в виду день сегодняшний, — это прежде всего та реальная роль, которую Россия играет как коспонсор мирного процесса. Вам хорошо известно, что американцы стремятся свести наше коспон-сорство к удобной для них фикции. Им часто подыгрывают израильтяне. Так вот, я не могу припомнить ни одного конкретного случая, чтобы Мубарак (или наш лучший друг Арафат) серьезно говорили с американцами (и с израильтянами) на эту тему. Вспомните обычную формулу Арафа-та: «Вы можете сказать Израилю (и/или США), что мы за ваше присутствие на такой-то церемонии». И не более того. Скольжение по касательной… Сами же они от сколько-нибудь серьезной постановки вопроса уклоняются.
Но вернемся в Египет. Мубарак заинтересован в таком «присутствии» России на Ближнем Востоке, которое, мало чего давая самой России, работало бы на интересы Египта. Мы нужны Мубараку для того, чтобы поддерживать его «ведущую роль» в арабском мире. Мы нужны Мубараку для того, чтобы выкручивать руки Израилю. «Конструктивный, но жесткий сигнал» — так это, кажется, было названо в Москве. А как в таком случае назвать поведение Мубарака, который выступил перед Нетаньяху «в формате Клинтона»? Разговоры о том, что в Каире был «другой» Нетаньяху, не стоят выеденного яйца.
В дипломатической толчее последних дней обсуждали все, что угодно. Но ни один наш «друг» (Арафат, Мубарак, Арафат, Асад, король Хусейн) ни разу не вспомнили даже о «российском коспонсоре». Им это не нужно. Они играют в свою игру. И наше место в этой игре — по их представлениям — более, чем скромное.
Нам очень нравилось (и, видимо, продолжает нравиться), когда нам (и про нас) говорят хорошие, приятные для нашего слуха слова. И под эти слова мы давали оружие, кредиты, помощь, золотые звезды…
Гегель как-то заметил: единственный урок истории состоит в том, что никто и никогда никаких уроков из истории не извлекал. Не кажется ли Вам, что Гегель прав?
Если уж в чем и заинтересован Мубарак, так в «энергичном и весомом» присутствии американцев. Они его вооружают. Они его прикармливают. Они его пока еще держат на плаву. Что же касается заигрывания с Россией, то оно — в нынешних условиях — имеет исключительно тактический, преходящий характер. Примерно по такому принципу: удастся Россию малость подоить — хорошо, не удастся — обойдемся.
Иногда складывается впечатление, что наша политика по отношению к Египту, Сирии, Ираку, палестинцам имеет некий сентиментальный привкус Мы продолжаем исходить из того, что это — наши «старые друзья». Объятия и поцелуи. Да полно-те. Иллюзии все это Жизнь, политика — суровы, не сентиментальны. Все эти деятели были достаточно расчетливы и хитры даже в прежние времена. А теперь и подавно. Так что, по-моему, хватит обманывать себя самих.
В большой политике «друзья» стоят больших денег. У нас их нет. И, ergo, нет друзей. Но мы вполне без них проживем, если научимся не наживать себе врагов.
Надеюсь, Вам не скучно было читать это письмо. Если хотите — покажите, Е. М. Ответ не обязателен».
