Гур был прав. Но тут я стоял непоколебимо. По той причине, что МИД практически не финансировал посольство. Мы жили как бы на хозрасчете. За счет тех денег, которые израильтяне оставляли в консульстве. Больше того. По указанию МИДа мы были вынуждены направлять значительные суммы другим посольствам, которые не располагали таким источником доходов. Сопротивлялись, но направляли. Как видите, формула Лившица “Надо делиться!” применялась задолго до того, как ее придумал Лившиц.
Впрочем, если взять за базу минимальную зарплату, то расценки израильского посольства в Москве значительно превышают уровень российских сборов в Израиле. Тем более, что мы даем визы гораздо быстрее, чем израильтяне. Этим успокаивали совесть.
Министерство не возражало против “корректировки” размеров консульских сборов. Но “при том понимании”, что они “останутся одним из основных источников финансирования посольства”. Мы это понимали очень хорошо. И поэтому не могли пойти навстречу тоже очень понятным пожеланиям наших израильских друзей. Дружба дружбой, а… Знакомясь с консульскими делами, я обратил внимание на то, что большинство анкет и прочих “форм” безнадежно устарели. Они требовали сообщения массы ненужной информации (типа — есть ли родственники за границей и непременно с фамилиями и адресами). “Обилие пунктов и граф, которые приходится заполнять, — сообщало посольство в МИД, — затягивает прием граждан, плодит ошибки и увеличивает время на их исправление, нервирует людей. И — главное! — толку-то никакого”. Мы просили МИД упростить бумаги. В принципе МИД согласился. Но пока в запасе оставались старые бланки, особых сдвигов не было заметно.
С делами консульскими еще придется встретиться. А пока отправимся на Мертвое море. Мертвое море (в разные времена его называли Соленым, Степным, Восточным, Содомским, Асфальтовым) — одно из чудес природы. Оно ниже уровня мирового океана примерно на 400 метров. Мертвое, потому что огромная концентрация солей губит все живое. Огромные скопления соли плавают как торосы. Удельный вес воды — 1,66. Поэтому лежишь, как на мокром матрасе. Брызгаться не рекомендуется, ибо попадание воды в глаза опасно. После моря обязателен пресный душ. На берегу современные лечебные комплексы. Не санатории в нашем понимании, а дорогие гостиницы с платным набором медицинских услуг. Назначают лечение не обязательно по назначению врача. За что заплатишь — то и получишь. Считается, что и соли, и микроклимат целебны. Особенно для больных псориазом.
На почтительном отдалении — огромный химический комбинат (официальное название — Предприятия Мертвого моря). Первые химические производства основал в 1929 году инженер из Иркутска Моисей Новомейский.
На берегу Мертвого моря четыре, кажется, киббуца, заповедники, национальный парк. По субботам все забито. Обмазываются грязями, лежат на море, жарят шашлыки.
При очередном посещении здешних краев получил сертификат, коим удостоверяется, что г-н Бовин спустился к низшей точке на Поверхности Земли, лежащей на 1298 футов ниже уровня мирового океана, и посетил район у Мертвого моря, где содомская пустыня стала процветающим краем. В сертификате цитируется пророк Иезекииль: «…и воды в море сделаются здоровыми, и куда войдет этот поток, все будет живо там». Пока пророчество сбылось лишь на первую половину.
Поездка на Мертвое море памятна еще и потому, что познакомился с чудесным человеком — Ильей Войтовецким.
Илья возник в 1936 году на Украине. С 1941 по 1971 — Урал. Учился, работал, жил. Инженер. В 1971 году с тещей, женой и двумя сыновьями добрался до Израиля и сразу осел в Беэр-Шеве, на границе с пустыней Негев. Участвовал в войне Судного дня. Потом и до пенсии трудился инженером по ЭВМ на Химическом комбинате Мертвого моря. На пенсии отрастил бороду, стал похож на Хемингуэя. Пишет стихи, иногда — прозу. Хобби — компьютер и все, что можно на нем выделывать. Главное хобби — слабый якобы пол. А вообще, повторяю, чудесный человек, настоящий товарищ, который не подведет…
24 прилетели дочь Женя с мужем и внук Макар Сергеевич семи лет от роду. Стало веселее.
ИЮЛЬ-92
«Черкесы» в Израиле — Письмо об антисемитизме — Виктор Викторович Посувалюк — Опреснения не получилось — «Я плачу вместе с вами…»
Правительству Рабина пришлось начинать в сложной обстановке. С одной стороны, а за этой «стороной» была половина израильтян, от Рабина ждали крутых перемен, выполнения заявленной программы (включая реанимацию переговоров с арабами, пересмотр национальных приоритетов с их ресурсным обеспечением, улучшение качества жизни). С другой стороны, а за ней была тоже почти половина Израиля, довлело наследие ликудовцев, ограничивала ситуация, которую нельзя было изменить за несколько дней и даже недель.
Один пример. Правительство Шамира вложило огромные деньги в создание и обустройство поселений, освоение «контролируемых территорий». Рабин поставил задачу резко сократить поток денег на территории, направить финансы на решение проблем в самом Израиле. Но строительство было в самом разгаре, его невозможно было прекратить. И, следовательно, переадресовка денежных потоков, перераспределение ресурсов откладывались на неопределенное время.
Кто-то из журналистов сравнил правительство Рабина с поездом, у которого сменили паровоз. Поезд — даже с новым паровозом — стоит на старых рельсах, на прежней железнодорожной колее и не может свернуть с нее, поехать в другую сторону. Для этого сначала надо уложить рельсы в новом направлении. Что требует и времени, и преодоления сопротивления мощных политических сил, которые вовсе не хотят сворачивать на новую колею.
16 июля — посещение «черкесской» общины.
Ставлю кавычки, поскольку и в Израиле, и в окрестных странах черкесами называют всех, кого царская власть вышвырнула с Кавказа в середине XIX века за нежелание «добровольно» присоединиться к России. Это были представители разных народностей. Они расселились по всему Среднему и Ближнему Востоку. Из «черкесов» — прекрасных воинов, верных людей — нередко формировалась придворная гвардия, элитные воинские части. Но основная масса продолжала заниматься своим извечным делом — обрабатывала землю. Именно это делали «черкесы», обосновавшиеся в Палестине и перешедшие «по наследству» к Израилю.
Израильские «черкесы» на самом деле — адыги. Их примерно 2500 человек (две «деревни»). Добротное сельское хозяйство. Мусульмане. Лояльные граждане Израиля. Служат (в отличие от арабов) в армии. В школе дети изучают четыре языка — иврит (язык страны), арабский (язык Корана), английский (язык мира) и адыгейский (родной язык). В честь российских дипломатов (нас было трое) в «столице» израильских адыгов Кфар-Каме был дан концерт самодеятельности. Шашлыки жарили на берегу Тивериадского озера, ибо на территории общины действует «сухой закон».
Лидер общины Тахуаго Яхья с нажимом говорил о том, что наконец-то после векового перерыва начинают устанавливаться связи с Адыгеей, с Майкопом. Но мешают всяческие бюрократические препоны. Яхья вручил мне послание на имя президента Ельцина, в котором адыги просили помочь им наладить устойчивые, постоянные контакты с родной землей. Разумеется, послание было незамедлительно отправлено адресату с рекомендацией пойти навстречу общине. Ответ так и не пришел. Несколько раз Яхья приезжал в посольство, спрашивал. Мне было стыдно…
17 июля в «Новостях недели» появилось мое интервью с Лазарем Дранкером.
— Если Вы не против, я хотел бы коснуться личности самого посла. Ваша персона не укладывается в традиционные рамки…
— Это естественно. Я вешу 130 кг. Уж какие тут рамки… Средний вес посла значительно ниже.
— Галстук не носите, в гольф не играете, верховой ездой не балуетесь…
— С лошадью проблема. Учитывая мой вес, жалко будет арабского скакуна… А привозить орловского битюга из России — накладно.
— Если быть точным, Вам и орловский не годится. Владимирский тяжеловоз был бы самым подходящим… Что же касается Вашего образа жизни в Израиле, говорят, Вы проявляете чрезмерный интерес к русскоязычной публике. Я слышал, что Вы даже получаете письма от репатриантов, в которых они просят помочь им получить амидаровскую квартиру. Почему Вам интереснее общаться с бывшими соотечественниками, чем, скажем, с коллегами по профессии?
— Почему же интереснее? Я стараюсь общаться с разными слоями общества, министрами, дипломатами, журналистами, потому что нет ничего интереснее людей. Чтобы хорошо узнать эту страну, надо бывать на всех ее «этажах». С «нашими» мне, разумеется, легче, здесь все мы — «русские». Общение с разными группами людей, которые по-разному видят Израиль, помогает мне создать объемное, стереоскопическое изображение страны.
Что касается просьб, с которыми ко мне обращаются репатрианты, но далеко не всегда могу помочь. Нет у меня ни квартир, ни рабочих мест. Ни денег. Но стараюсь успокоить тех, кому на первых порах здесь трудно. Поговорим, подушевничаем, и, может быть, станет человеку легче. К сожалению, мне часто приходится пользоваться словом «совланут» (терпение), которое многим репатриантам сильно надоело. Но я все-таки его повторяю… Я говорю им: вы изменили всю свою жизнь, вы с кровью оторвались от одной страны и с кровью прирастаете к другой. Это больно.
— … А хобби у Вас есть?
— Я собираю ощущения. Они не занимают много места, они всегда со мной и не надо заботиться об их сохранности. Собрал большую коллекцию ощущений.
— … Я вижу у Вас около стола лежат две гантели. Это для зарядки?
— Вы должны были заметить, что ни у меня, ни у посольства — в отличие от многих других послов и посольств — нет никакой охраны. Так что эти гантели призваны обеспечить мою безопасность.
— В том смысле, что можно и гантелей?
— Только в экстремальных случаях…»
