Оказалось — колесо частного автомобиля, самопроизвольно навигирующее в неопределенном направлении. Возможно где-то поблизости подмыло ремонтную мастерскую. Лучше бы клуб яхтсменов подмыло. Впрочем, очень кстати!

В этот момент рука Амалии выскользнула из его руки, а вода поднялась. Некрасов крикнул хрипло и стал судорожно шарить вокруг себя, и колесо снова ударило его — в грудь, и еще раз — в подбородок. Он качнулся назад, отступил, и задел ногой что-то податливое. Метнувшись, перевернувшись на живот, он схватил Амалию за ляжку. Потянув ее на себя, он взял ее за волосы и приподнял над поверхностью. Или так ему показалось. А вдруг — нет? Ничего не видно!

— Отпустите волосы, больно! — закричала вдруг Амалия.

Снова волна — и на этот раз колесо ударило Некрасова в плечо, и он, изловчившись, захватил его рукой. Не выпуская волосы Амалии, он подтянул ее к колесу, крича «Сейчас! Сейчас!» Она схватилась обеими руками за край колеса.

— Держитесь! — крикнул Некрасов. — Я буду вас толкать!

Она не расслышала, но, возможно, поняла.

Снова сверкнула молния, и Некрасов даже удивился исследовательски-отстраненно, несмотря на дикость положения. Оказывается, их оттащило на середину улицы. Положив одну руку на колесо, а другую на плечо Амалии, он стал продвигаться обратно к стене, и дошел до стены почти без затруднений. Еще раз сверкнула молния. Амалия обхватила колесо с обеих сторон, а подбородок уперла в протекторы. Некрасов повернул и пошел вдоль стены, стараясь задевать ее, стену, плечом. Невероятно — но вода продолжала прибывать.

— Доберемся, — громко сказал Некрасов в ухо Амалии.

Она что-то промычала.

— А?

— Я вообще боюсь воды, — крикнула Амалия. — И мне страшно!

Солнечные горы, тучные стада, маленькая горная страна, первой принявшая христианство. Носит жителей этой страны по всему свету. И попадаются среди них такие вот экземпляры. Как ее сестра. Как она сама. Еще волна — и Амалия крикнула пронзительно и нечленораздельно. И еще волна, и снова крик.

Тогда Некрасов, продолжая двигаться вновь стены и подталкивать Амалию, балансирующую руками и подбородком на колесе, насколько мог склонил голову к уху спутницы и громко запел, отмечая интервалы шагами-качаниями:

Два раза пришлось делать паузу — находила волна. Но Амалия больше не кричала. Банальная мелодия, интервалы которой были в Бель-Эпокь нагло украдены из вердиевского «Риголетто», наверное, подействовала, пробудив в Амалии — кто знает, может, чувство юмора. С юмором оно легче как-то.

Снова молния. Некрасов прикинул, сколько еще осталось идти, и решил больше об этом не думать. А колесо явно было от дорогой какой-то машины.

Закончив песню, Некрасов запел снова. При переходе через очередной переулок, волна ударила сбоку и накрыла их с головой, но Некрасов не выпустил Амалию, и не выпустил колесо. В следующем квартале пришлось обходить поваленное дерево. А потом идти стало труднее — вроде бы дорога пошла в гору.

И вот вода уже по грудь. По пояс. Амалия встала на ноги. Впереди мелькнул свет, потом опять мелькнул. Некрасов вгляделся. Похоже, что кто-то припарковал машину бампером к тротуару, и яркие фары освещают бетонную стену «Русского Простора».

Теперь, в непосредственной близости от гостиницы, ему подумалось — именно сейчас никто за ним не следит. Можно переплыть реку и скрыться в лесу. И что же? Жить там, как Маугли, всю жизнь? Или сбежать — в Питер, в Москву… и… всё рассказать. Но там его найдут. Да и Амалию все же надо довести до гостиницы. Она обещала его спрятать, хотя в ее состоянии она вряд ли на что-нибудь способна. Впрочем, кто этих армянок знает. Живут до ста лет, рожают до шестидесяти, и на ведьм все похожи. Впрочем, Амалия не похожа на ведьму. Это Демичев похож на ведьму. За пятьдесят метров от входа воды было по щиколотку, а у самого входа — совсем не было. Гостиница стояла на возвышенности. Ветер продолжал дуть нескончаемыми хлесткими порывами, и Некрасову показалось в какой-то момент, что по суше еще труднее идти, чем по воде.

— Идите сразу за мной, — сказала Амалия, пошатываясь.

Двое в хаки, приглядевшись, расступились, давая Амалии дорогу. Некрасов шел сразу за ней, рассчитывая ее поймать, если она упадет. Но она вдруг подобралась, выпрямилась, и вошла в вестибюль бодрым шагом. Вадим, направлявшийся в этот момент в бар, остолбенел.

— Спасибо за добрые намерения, — сказала ему Амалия.

— А мы про вас…

— Да. Вы намеревались меня подбросить, тем более что вам было по пути. Но забыли. Забывчивость — это не так уж страшно.

— Хмм… — сказал Вадим. — Простите нас… меня…

— Вадим! С кем ты там треплешься?

Демичев вышел в вестибюль — и тоже остолбенел.

— Да… да. Так. Забыли вас… впопыхах. А Некрасова вы не видели?

— Я и вас не вижу. В упор, — сказала Амалия, следуя к лифтам. Некрасов шел за ней вплотную.

— Вы нас простите!.. — громко сказал Демичев.

— Трувор…

— Вадим, что же это вы… мы… Женщину оставить в такую погоду! Шла три километра… под дождем…

Двери лифта раскрылись тут же. Амалия нажала кнопку пентхауза. Лифт пошел вверх, и Амалия тут же осела на пол.

— Это ничего, — сказала она. — Я сейчас встану, не волнуйтесь. Я только немножко посижу. Пока не приедем.

И уснула.

Дверь, ведущая к пентхаузовым номерам и бассейну оказалась почему-то открытой и даже застопоренной — кто-то воткнул щепку рядом с петлями. Некрасов, подняв Амалию с пола, напрягся, перекинул ее через плечо, шагнул сквозь проем, двинул дверь. Щепка упала, и дверь закрылась и защелкнулась у него за спиной.

— Поставьте меня на ноги, — велела Амалия, просыпаясь.

Он подчинился — так осторожно, как смог. Амалия некоторое время критически смотрела на дверь. Потом подошла к ней вплотную и повела рукой около компьютерного замка. Раздался щелчок, и, повернув ручку, Амалия вошла в номер.

— Заходите, — сказала она. — Мне надо в душ.

Некрасов зашел в номер. Амалия опустилась на пол рядом с кроватью, повалилась на бок, и снова уснула — на этот раз, видимо, очень крепко. Из-за телевизора выскочили две девочки лет десяти.

— Кыш отсюда, — испуганно прикрикнул на них Некрасов.

Девочки шмыгнули к двери и выскочили из номера. Некрасов повернул замок на два оборота и накинул цепочку. Посозерцав некоторое время свернувшуюся в клубок Амалию в мокрой одежде, с мокрыми волосами, закрывшими полностью ее лицо, он подумал, что, скорее всего, он погиб. Подтащив одно из кресел к окну, он сел в него и некоторое время ждал, представляя себе, как они выбивают дверь, как стреляют в него — или сперва его будут бить? Да, скорее всего так. Будут бить, пока не забьют до смерти.

Сидеть в мокрой одежде и дрожать — от страха и от холода — было очень неприятно. Некрасов встал и стащил с себя пиджак. Стало холоднее. Тогда он, кое-как справившись с пуговицами, снял рубашку. Расстегнул ремень, спустил брюки до щиколоток. Догадался, что сперва нужно снять ботинки. Присел на кресло. Шнурки не поддавались — намокли, затянулись. Некоторое время он с ними провозился, а потом просто упер носок правого ботинка в пятку левого и соскреб левый. С правым дело оказалось сложнее. Но он совладал и с правым. Снял носки. Ноги были холодные, белые, и влажные. Скинув наконец мокрые брюки, он в трусах прошел в ванную. Снял трусы, включил душ.