На одной из почтовых станций я встретился с абадзехскими переселенцами, не успевшими переселиться в прошлом году. Когда я раздавал там мальчикам деньги на орехи, смотритель той станции, по всей вероятности, заметив во мне смущение, подошел ко мне также со слезами и, взволнованный чувством негодования, сказал:
– Ваше Превосходительство, какое сердце не заплачет, видя эту печальную картину. Ведь надо Бога бояться. Земля их родная, зачем мы их гоним Бог знает куда? Я их спрашиваю, куда они едут. Говорят, что в Турцию, но что с ними будет там, они сами не знают.
Из сказанного смотрителем я убедился в том, что правительство русское поступает в действиях своих против русской натуры.
Приехав в г. Ставрополь, я остановился у командующего войсками гр. Евдокимова.21
Он хорошо знал генерала Лориса (называл его армяшкой), из любви ко мне советовал мне решительно ни в чем ему не верить и быть осторожным с ним в делах и разговорах.
Он был доволен моим личным переселением в Турцию. (Тайну эту еще никто не знал из начальствующих лиц).
В первых числах октября я приехал во Владикавказ. Явился к Лорису и сообщил ему о согласии Порты охотно принять кавказских переселенцев в Турцию. Он в тот же день донес об этом начальнику главного штаба ген. Карцеву, через которого получил приказание Великого Князя держать это в секрете до особого распоряжения (по всей вероятности, пока русское правительство не снесется об этом с Портою). Между тем Лориса потребовали в Тифлис, а я отправился к себе домой.
24 октября 1864 года я получил письмо от Лориса с приглашением меня к нему во Владикавказ. По моем приезде Лорис рассказал мне, что Великий Князь из Константинополя получил от Полномочного Министра Игнатьева подробные сведения о моих тайных переговорах с турецким правительством относительно переселения кавказских горцев в Турцию и что Его Высочество, смеясь, сказал: «Мы, не предупредив министра о поездке туда ген. Кундухова, сильно подшутили над ним».
Затем Лорис сказал мне:
– Его Высочество очень и очень доволен Вами, но вместе с тем сильно тревожиться, опасаясь беспорядков в Чечне и вообще в крае. И в самом деле, есть о чем подумать. Сохрани Бог, если что-нибудь случиться подобное, то само собою разумеется, что все это падет на нас с вами.
Тут я решился открыть Лорису вожделенное мое желание и сказал ему, что раз приняв на себя устройство этого переселения, готов делать все, что может осуществить его без кровопролития. Как мне кажется, для этого ничего больше не нужно делать, как только стать самому со всеми родственниками во главе переселенцев.
– Бог мой! – воскликнул Лорис. – Неужели вы готовы на это решиться!
Убедившись, что я готов пожертвовать всем своим состоянием для того, чтобы исполнить удачно желаемое переселение, он сказал:
– Да! Это большая жертва с вашей стороны. Вы, открыв долголетнею службою завидную карьеру, согласны ее потерять. Да, кажется мне, что ни Великий Князь, ни Государь Император не согласятся на ваше переселение.
– В таком случае не могу ручаться за успех, – ответил я.
– Зачем же Вы поторопились принять поручение и поехать в Константинополь? – сказал он.
– За тем, что я не предвидел того, чего и теперь не понимаю: какое может встретиться препятствие к моему переселению. Согласитесь, что в этом никто ничего не теряет, а если есть здесь потери, то теряет только Мусса, больше никто, ответил я.
Считаю лишним продолжать здесь изложение нашего спора о возможности и невозможности личного моего переселения. Спор наш кончился тем, что Лорис на другой же день поехал в Тифлис к Великому Князю единственно по этому делу и через 4 дня, возвратившись назад, обрадовал меня, что Его Высочество не находит большого затруднения в моем переселении, если только иначе нельзя будет устроить дело.22
В конце февраля 1865 года Лорис получил приказание Великого Князя приступить к подготовке чеченцев к переселению. Вместе с этим всем начальникам областей было предписано следить за движением вверенных им народов.
Тогда и я получил от Лориса официальное письмо о начатии переселения. Не теряя времени, пригласил я к себе в дом чеченского многоуважаемого наиба Саадуллу и почетного карабулакского старшину Алажуко Цугова с почетными людьми. Объяснив им прошлое и настоящее их положение, я спросил их, что ожидает их в будущем на Кавказе.
Они в один голос ответили, что, кроме нищеты и обращения в христианство, ничего лучшего не предвидят. Убедив их в истине этой, я предложил им оставить со слезами Кавказ и переселиться со мной в Турцию, где, правда, не найдем таких удобных земель, какими завладели у нас по праву сильного русские, но где при труде не будем иметь ни в чем недостатка и будем всегда готовы, как только представится случай, с помощью турок прогнать врага нашего с Кавказа.
Когда некоторые из них, предпочитая скорее расстаться с жизнью, нежели с родиной, начали говорить в пользу восстания (попробовать еще раз свое счастье), то я им сделал следующий вывод:
– Мы знаем, – сказал я, – что на земном шаре нет нации, стоящей ниже евреев. Все народы название их употребляют вместо многозначительного ругательства. Всякий, назвавший в порыве сильного гнева противника своего не только в глаза, но за несколько сот и тысяч верст жидом, чувствует, что гнев его смягчается. Но между тем было бы несправедливо отрицать, что в этой нации есть много честных, умных, образованных и благомыслящих людей. Следовательно, дело в том, что эти несчастные жиды не имеют своего отечества, не на что им опираться, нечем гордиться и не к чему им стремиться; вот по этой-то несчастной причине лишились они даже человеческого достоинства и униженно живут и хлопочут только для живота своего под гнетом народов, на земле коих они живут.