Назначение главнокомандующим графа Воронцова. – Царпинский старшина Бехо. – Последствия даргинского похода. – Приход Шамиля в Большую Кабарду. – Приезд князя Воронцова во Владикавказ. – Восстание в гор. Кракове. – Переговоры с Шамилем.
В 1845 году последовало назначение наместником и глав нокомандующим генерала графа Воронцова, одного из лучших русских генералов, пользовавшегося в России и Европе популярностью.
В этом же году пошел он с двадцатипятитысячным отрядом через Андию в Дарго (резиденция Шамиля) с полной уверенностью окончить войну в один поход.
Экспедиция эта до того была несчастна для русского оружия, что вышло наоборот. Шамиль, хотя не сумел вполне воспользоваться оплошностью русских, но все таки остался победителем и много возвысился8, а Воронцов при всех своих отличных дарованиях, потерял много не только в глазах горцев, но даже в войсках, где бывало говорили: «Воронцова легче бить, чем кого-либо другого».
Так как я был участником Даргинского похода, то окончу о нем говорить тою истиною, что русский главнокомандующий и наследный принц Александр Госсенский были бы у Шамиля военнопленными, если бы он, действуя решительнее, неотступно преследовал разбитого бегущего противника9.
Во время проезда Воронцова в Даргинский поход через Владикавказ я был представлен ему Нестеровым, с весьма похвальной стороны. Но главнокомандующий, не знаю по чьей рекомендации, знал о небывалой переписке моей с Шамилем и потому, несмотря ни на отзыв ближайшего моего начальства, ни на личные мои заслуги10, обласкал меня гораздо менее, чем менее меня достойных!
Поняв в чем дело, я отправился к себе на квартиру, где застал знакомых гостей в главном штабе. В числе их был полковник Альбранд, назначенный походным дежурным штаб-офицером. С ним я делал два похода в Дагестан и в Абхазию, Из любви ко мне он советовал мне подать докладную записку о позволении мне отправиться в Даргинский поход. Этот поход он и все его товарищи называли последним враждебным походом русских в Дагестан. Убедив Альбранда, что его много походов придется нам делать с новым главнокомандующим, а за себя предложив ему младшего брата моего корнета Индриса и родного дядю поручика Габиса Дударова, отказался от его предложения.
В тот же день явился к графу Воронцову из Нагорной Чечни царпинский старшина Бехо с изъявлением, с. целым обществом, покорности правительству.
Главнокомандующий до того был обрадован приобретением царпинского общества, что считал это верным шагом к скорому покорению всего Дагестана. В этой уверенности, наградив Бехо и его товарищей ценными подарками, поручил Нестерову причислить их общество к Владикавказскому округу, о чем доложил и Государю Императору. Старшина Бехо был одним из людей, у которых нет ничего священного. Он несколько раз изменял Шамилю и русским, пользуясь выгодными случаями и переходя от одного к другим. А в 1830 году, пригласив к себе троих из лучших тагаурских алдар, изменническим образом убил их всех. С того времени, боясь мщения, до приезда Воронцова не смел никогда показываться в наши края. Теперь, считая себя под покровительством главнокомандующего, подняв высоко голову, отказался не только от разбирательства по существовавшему народному обычаю, но даже не хотел избегать встречи с наследниками убитых алдар, которые, зная всем горцам объявленные статьи закона11, сами избегали встречи с ним.
Видя наглость Бехо и слабость моих дальних родственников, я дал себе обет при встрече с Бехо употребить против него свое оружие. Me стараясь особенно отыскивать к тому случаю, раз, в четыре часа пополудни, выходя от начальника округа, как раз у ворот крепости наткнулся на него. Он со свитою в числе семи человек шел также к начальнику округа. Тут выстрелом из пистолета своего исполнил данный мною обет и Бехо был убит (в чем раскаиваюсь). Из свиты его сделали также по мне два выстрела, они меня миновали и убили лошадь под одним из при мне находившихся.
Тот же час в крепости ударили тревогу и если бы войска скоро не подоспели, то между сородичами Бехо и тагаурцами неминуемо была бы кровавая схватка. (Слава Богу, что ее не было).
Затем, вскорости я был потребован к начальнику округа, которому объяснил истину, побудившую меня решиться на то, что уже случилось, а также готовность свою выдержать безропотно должное за это наказание.
Благородный Нестеров, хорошо зная фальшивое обо мне мнение главнокомандующего и силу статей закона, даже при мне не мог скрыть своего опасения, говоря: «Право, не знаю, как написать теперь главнокомандующему и как убедить его, что в убийстве царпинского старшины, кроме кровной мести, ничего не скрывается». При этом изъявил искреннее свое сожаление и приказал мне отправиться под арест в главную гауптвахту.
Спустя пять суток собрались тагаурские алдары и объявили Нестерову, что арестом меня за убийство Бехо, который должен народу еще две крови, они сильно оскорблены,
Нестеров, имея это предлогом, приказал тотчас же меня освободить из под ареста, а главнокомандующему донес в том смысле, что это дело для спокойствия края необходимо предоставить народному обычаю. На что последовало согласие главнокомандующего и тем кончилась вражда между тагаурцами и царпинцами.
Воронцов из несчастного Даргинского похода или лучше сказать, из ужасного своего поражения извлек огромную пользу. Он, убедясь, что все меры и средства, которые правительство употребляло на Кавказе, служили лишь средством начальству его достигать чинов, орденов и ложной славы, изменил решительно образ войны и управления на Кавказе, где до того всякий новый начальник творил свои законы и систему войны по произволу.
Поэтому горцы, вследствие беспрерывных противоречий начальства, не верили и благим намерениям князя Воронцова. Вследствие этого, после Даргинского похода многие из влиятельных лиц в Кабарде и в Тагауре начали переговариваться с Шамилем и, приглашая его к себе, готовили народ к всеобщему восстанию. Между ними некоторые из моих родственников и хороших знакомых обратились ко мне, чтобы вместе с ними готовить народ к восстанию, Хотя я от всей души желал им полного успеха, не зная Кабарду, Тагауры и Дигоры, где многие из высшего сословия не отказались от надежды на возможность добиться справедливого отношения от русских и тщетно утешали себя ложными обещаниями начальства, был уверен, что общее восстание не могло состоятся, а потому советовал им отложить это до другого, более удобного случая и совокупно настоятельно просить царского наместника об утверждении за ними личных и поземельных прав.
