Теперь по утрам Джини гуляла. Иногда – час, иногда – два, но маршрут всегда выбирала наугад. Ей нравились эти прогулки – они заряжали энергией ее тело, очищали ум, благодаря им день пролетал быстрее. Когда она оставалась дома, то чувствовала себя обязанной попытаться хоть что-нибудь написать, однако слова, появлявшиеся на экране монитора, отказывались складываться в фразы и казались лишенными смысла. Оставаясь дома, Джини слишком остро чувствовала отсутствие Паскаля. Эта квартира стала их первым общим домом. Они вместе нашли ее, вместе обставили. Их любовь прикоснулась к каждому стоявшему здесь предмету. А прожили они здесь вместе пять месяцев.

Квартира эта находилась на верхнем этаже экстравагантного дома с башенками, сконструированного архитектором, который по тогдашним – 1868 года – меркам считался чуть ли не авангардистом. Когда-то здесь располагалась студия Розетта, тут был частым гостем Раскин, однако Джини не интересовала история этого дома. Она ее просто не чувствовала. Для нее жизнь здания с башенками началась в тот день, когда они с Паскалем впервые увидели его. Рука об руку они вошли внутрь и замерли в немом восторге. Джини только и смогла, что восхищенно вздохнуть. Столько недель бесплодных поисков, когда им предлагали похожие друг на друга перестроенные мишурные особнячки по безумным ценам, и вот они нежданно набрели на это чудо.

Тут была одна большая комната-студия с высокими, словно в церкви, потолками. Винтовая лестница из нее вела на галерею второго этажа, где располагалась спальня с полками, уставленными книгами, и огромным – во всю стену – окном, выходившим на север. Солнечные лучи, падавшие сквозь него, играли на стенах. Они пришли сюда в яркий весенний день, когда пробуждается все живое, и сквозь окно в спальню заглядывала весна. Город отсюда был невидим. Застыв у окна и затаив дыхание, Паскаль и Джини безмолвно смотрели на бледно-голубое небо, по которому наперегонки бежали облака, на ветви деревьев с пробивающимися бледно-зелеными листочками. От этого нарождающегося весеннего великолепия кружилась голова и перехватывало от волнения горло.

– Все, – наконец нарушил молчание Паскаль, – это место – наше. Оно предназначено для нас и будет нашим.

Вслед за тем они проявили максимум прагматизма, на который были способны, и рука об руку исследовали квартиру на предмет выявления возможных недостатков. Их не оказалось. Паскаль тщательно и торжественно простучал стены, проверил состояние водопровода и электропроводки, Джини с такой же торжественностью осмотрела кухню, в которую влюбилась с первого взгляда, убедилась, что дверцы стенных шкафов открываются легко и бесшумно. На первом этаже они обнаружили еще одну спальню – маленькую и невероятно уютную, романтично расположенную в одной из башенок дома. Она была словно предназначена для какой-нибудь сказочной принцессы. Тут должен был жить ребенок с живым воображением. Взглянув на Паскаля, Джини поняла, что он подумал о своей дочери, и сказала:

– Здесь могла бы жить Марианна, когда будет приезжать к тебе.

– Могла бы, – вздохнул он, – конечно, могла бы.

– Как ты думаешь, ей понравится эта комната?

– Да она в нее просто влюбится! Я знаю это наверняка. В течение некоторого времени после этого никто из них не осмеливался нарушить молчание. Вернувшись в огромную комнату на первом этаже, они встали возле высокого окна. Паскаль позвякивал ключами от дома, которые им вручил сотрудник агентства по торговле недвижимостью для осмотра квартиры. Паскаль и Джини встретились взглядами. Он почувствовал, что она собирается заговорить о том, о чем думали оба и что боялись произнести вслух. Прежде, чем Джини успела открыть рот, он поднял руку и приложил палец к се губам.

– Нет, подожди, – сказал он, – сначала я должен кое-что сделать.

Отведя от щеки Джини прядь светлых волос, он несколько мгновений смотрел ей в глаза, а затем привлек к себе, наклонился и поцеловал в губы. От долгого поцелуя у женщины закружилась голова, а мысли разбежались в разные стороны. Наверное, подумалось ей, именно этого ему и хотелось. Когда Паскаль наконец отпустил ее, она отстранилась и с улыбкой покачала головой, а затем взяла его пальцы и с расстояния вытянутой руки долгим взглядом посмотрела в глаза. Джини любовалась тем, как отсвечивает весеннее солнце в его темных волосах, как играет свет на его лице. Она любила его брови, каждую черточку лица, интонации голоса, прикосновения. Она чувствовала его так хорошо, что с первого взгляда могла бы сказать, о чем он сейчас думает. Говорить о неприятном не хотелось, но, к сожалению, это было неизбежно.

– Паскаль, – заговорила Джини, – для нас это слишком дорою.

Да, дороговато.

– Не дороговато, а непомерно дорого. Мы должны смотреть фактам в лицо.

Паскаль всегда отличался завидным упорством. Поставив перед собой цель, он пытался достичь ее всеми средствами, не признавая никаких препятствий. Вот и сейчас в ответ на реплику Джини он только передернул плечами, а затем принялся расхаживать по комнате. Джини знала, что он не терпит признавать себя побежденным, и потому следила за ним с замирающим сердцем. Она уже не раз видела его таким, как сейчас, – Паскаля, способного переспорить и убедить кого угодно и в чем угодно, сломить любое сопротивление. Паскаля, пробирающегося в дом с черного хода, если его выпроваживали с крыльца. Паскаля, который шел в зону военных действий и приносил снимки, каких не мог сделать никто другой. Но тогда он работал.

Джини заранее знала: он будет расхаживать по комнате пять минут – так оно и вышло. Потом снимет свой старый черный кожаный пиджак и засучит рукава. И тут она не ошиблась. Высокий, стройный, полный идей и энергии, искусный в обращении с камерой и в постели, он никогда не обманывал ее ожиданий.

Джини попыталась собрать мысли воедино. Она подсчитала, сколько может получить, продав свою лондонскую квартиру, сколько выручит Паскаль от продажи своей парижской фотостудии, сколько денег можно получить под залог. Но все равно, как бы ни складывала Джини эти цифры, искомой суммы не получалось. Она видела, насколько катастрофически им не хватает денег для покупки этой чудесной квартиры. Женщина издала горестный вздох. Услышав его, Паскаль, как всегда не собиравшийся сдаваться, подошел и обнял ее за талию. «Сейчас начнет надо мной подшучивать», – подумала Джини, и интуиция вновь не подвела ее.

– Моя машина, – сказал мужчина, любивший гонять на своем старом классическом «Порше», в котором души не чаял. – Я продам свою машину, а себе куплю что-нибудь попроще.

– А я продам свою, – улыбнулась Джини, ездившая на древнем «Фольксвагене»-«жучке». Паскаль, не упускавший случая, чтобы подшутить над этим ископаемым рыдваном, самым серьезным образом покачал головой:

– Нет, такой жертвы я принять от тебя не могу. Тем более, что придется доплачивать тому, кто согласится ее взять.

– Мы могли бы питаться одними овощами…

– Могли бы. – Он привлек ее поближе к себе. – Репкой, пастернаком. Они дешевые.

– Я в течение следующих десяти лет могла бы не покупать себе новых платьев.

– Отличная идея! Тем более, что мне ты все равно больше нравишься голой.

– Я могла бы найти себе новую работу. Перестану быть журналистом и стану банкиром. Или – адвокатом. Или – рекламным агентом.

– Нет, это будет слишком большой потерей для журналистики. Взгляни на меня, Джини.

Она подняла на него глаза, а его руки обвились вокруг ее талии.

– Мы с тобой хотим иметь эту квартиру?

– Да, очень.

– Значит, мы будем ее иметь, – констатировал Паскаль. Если уж ему что-то взбрело в голову, остановить его не было никакой возможности.

С того дня он опять стал таким, каким Джини любила его больше всего – очень энергичным, очень обаятельным, очень непреклонным и очень… французским. Первыми перед его бешеным натиском начали отступать владельцы квартиры, затем их агенты и, наконец, – банк. Владельцы немного сбросили цену, банки немного подняли залоговые выплаты. Вернувшись в квартиру Джини, в окне которой уже давно и сиротливо маячил картонный щит с надписью «ПРОДАЕТСЯ», Паскаль всего за одну неделю нашел на нее покупателя – денежного и покладистого. По ночам, когда к раздражению не признававшего рабочих часов Паскаля банковские служащие и агенты по торговле недвижимостью спали и потому были недосягаемы, он сидел за столом и покрывал листы бумаги столбцами цифр, пытаясь вычислить их с Джини совместные расходы. В качестве первоочередных и самых важных Паскаль выделил алименты, которые выплачивал своей бывшей жене на содержание дочери, предстоящие в будущем выплаты по закладным, оплату за отопление и переезд, а также – к вящему изумлению Джини – расходы на хлеб и вино.