Лицо ее было обезображено багровым шрамом. Более отталкивающего шрама Джини еще никогда не видела – он начинался у краешка левого глаза и доходил до угла рта. Видно было, что рана заживала плохо – кожа вдоль дугообразного рубца сморщилась и воспалилась.
Этот шрам навязчиво лез в глаза, мешая вглядеться в лицо Шанталь. Порой казалось, что перед ними сидит не одна женщина, а две, разделенные кривой багровой линией. Несомненно, Шанталь была когда-то красивой. Остатки этой красоты можно было заметить и сейчас, когда она поворачивалась к ним другой стороной лица – без шрама. Что же касается своего страшного «украшения», то она, казалось, воспринимала его сама и демонстрировала другим с каким-то вызовом и бесшабашностью. Всякий раз, когда Роуленд задавал ей вопрос – а он говорил спокойно и на отличном французском, – Шанталь непременно поворачивалась к нему обезображенной стороной лица. Джини сразу же подметила это. Девица явно нервничала, и чем дальше, тем больше. «Вероятно, ей нужен наркотик», – догадалась журналистка.
Сама же Джини чувствовала себя на удивление спокойно, будто находилась на необитаемом острове посреди тихого безбрежного моря, вдали от бурь и тревог несовершенного мира. Это позволяло ей наблюдать за девушкой внимательно и бесстрастно, мгновенно и точно подмечая каждое малейшее изменение в ее поведении. Ей даже показалось, что достаточно просто смотреть на Шанталь, и вскоре все раскроется само собой, без долгих расспросов.
Вместе с тем, судя по всему, молчание – а Джини с того момента, как переступила порог этой комнаты, не произнесла ни слова – действовало Шанталь на нервы больше, чем докучливые расспросы любого следователя. Поначалу девица делала вид, что в упор не замечает журналистку, нагло рассматривая красивое лицо Роуленда и отвечая на его вопросы грубовато, но вместе с тем достаточно прямо. «Наверное, именно так она привыкла держаться с клиентами, которым продает себя, – подумала Джини. – Заигрывание, смешанное с презрением». По всей видимости, Шанталь силилась дать понять Роуленду, что его место – в той же категории, к которой она мысленно относит всю сильную половину рода человеческого. На ее физиономии было словно написано: знаю я вас, мужиков, – сперва в душу лезете, а чуть расслабишься, так сразу лапами под подол. Все терпеливые расспросы Роуленда словно натыкались на непробиваемую стену. Карие глазки снова настороженно посмотрели на Джини. Равнодушно зевнув, Шанталь закурила очередную сигарету и внезапно заговорила по-английски.
– А эта чего здесь делает? – ткнула она сигаретой в сторону Джини. – Язык, что ли, проглотила?
– Мы работаем вместе, я уже говорил, – все так же терпеливо пояснил Роуленд. Джини отметила про себя, что девушка говорит по-английски с каким-то странным акцентом. Выговор Шанталь выдавал ее «гибридное» происхождение – ни канадский, ни американский, ни британский, ни европейский, а нечто среднее. По лицу Роуленда было видно, что этот факт не укрылся и от его внимания.
– А с рожей у тебя что? – уставилась Шанталь в лицо Джини. – Дверью кто случайно приложил? Или кулаком? – Нахально ухмыльнувшись, она небрежно указала на Роуленда большим пальцем. – Он небось?
– Скажи лучше, что с твоим лицом, Шанталь, – ни капли не смутившись, произнесла Джини и сразу же почувствовала, как рядом напрягся Роуленд, словно опасаясь неверного шага, который может стать роковым. В глазах Шанталь зажглись огоньки бешенства. Она смерила Джини взглядом, вложив в него все презрение, которое имелось у нее в запасе.
– Да пошла ты!.. – Она глубоко затянулась сигаретой. – Не твое собачье дело, ясно? – Поджав губы, девица снова обратилась к Роуленду. На сей раз взгляд ее маслянистых глазок был откровенно сексуален. – Может, скажешь ей, чтобы катилась отсюда на хрен? – попросила она, будто Роуленд был здесь главным начальником. – И эта узкожопая, что у двери топчется, – тоже. Вдвоем побеседуем малость, а там я, глядишь, и подобрею. Может, открою тебе кое-что…
При этом «обольстительница» призывно облизнула губы и вся подалась вперед, чтобы заношенный свитер получше обтянул ее маленькие грудки. Вероятно, этот опробованный прием был нацелен на то, чтобы поставить Роуленда в неловкое положение, сбить его с толку. Однако убедившись, что ее усилия не принесли ни малейшего результата, Шанталь оказалась сбитой с толку сама. Глаза ее забегали, а сама она съежилась, став еще меньше. Зябко подняв свои острые плечики, девушка скрестила руки на груди. Этот невольный жест был очень красноречив: самоуверенность куда-то исчезла – теперь Шанталь выглядела полностью беззащитной. Попытка соблазнения провалилась, и это повергло ее в смятение. Джини увидела возможность нового подхода и тут же решила испробовать ее.
– Вообще-то, я знаю, откуда у тебя этот шрам, – доверительно наклонилась она вперед. – Твое лицо рассек бритвой человек по имени Стар. В Англии, в прошлом году. У меня такое ощущение, будто я этого Стара уже тысячу лет знаю. Этот парень не вполне в себе. Права я или нет? Кокаином балуется, частые перепады настроения – и очень быстрые. Когда с ним такое творится, он запросто может схватиться за бритву и изуродовать женщину. Или хуже того. Но отчего, Шанталь? Он что, вообще женщин ненавидит? Может, у него с ними проблемы? – Она ненадолго замолчала.
Шанталь словно онемела. Низко опустив голову, она ковыряла ногти. Джини искоса взглянула на Роуленда, и тот ответил еле заметным кивком.
– Мне даже кажется, я знаю, что он говорил тебе, Шанталь. – Джини пристально смотрела на опущенную голову девушки. – Хочешь, напомню? Он говорил, что ты наделена даром умиротворения. Кажется, именно это он говорит женщинам? Во всяком случае, Аннеке говорил. И Майне Лэндис, должно быть, сейчас говорит. А она, наверное, верит ему, глупая. Ведь ей всего лишь пятнадцать. И она намного доверчивее, чем ты, потому что в отличие от тебя росла не на улице, а дома, как у Христа за пазухой. Но даже ты поверила ему, Шанталь, разве нет? Ведь ты почти сразу поверила, что сможешь держать его в узде. И верила до тех пор, пока он не располосовал тебе бритвой лицо.
Шанталь рывком вскинула голову и впилась в лицо Джини ядовитым взглядом:
– Специально для тебя повторяю, ты, сучка долбаная, не знаю я никакого Стара! Сколько можно талдычить об этом!
– Знаешь, Шанталь, знаешь, – вздохнула Джини. – И еще знаешь о том, как он умеет лгать. Не сказал же он тебе правды о других девочках. Скажи, ты знала, что Майна находится сейчас здесь, в Париже, вместе с ним? Если нет, то знай: он держит ее при себе. Вчера их видели вместе. Тебе он в этом признался? Думаю, что нет. Скорее, что-нибудь другое вкручивал: насчет того, что Майна, как Аннека и прочие сопливые девчонки, – это лишь балласт, от которого в любой момент избавиться можно. А сама ты, получается, вечно будешь в его жизни… Не это ли он говорил тебе, Шанталь?
Это была инстинктивная догадка – пасьянс, разложенный по наитию. И все же, едва высказав ее, Джини уже знала, что попала в точку. Лицо Шанталь мертвенно побледнело, рука ее предательски дрогнула, но она умело скрыла это. Девица преувеличенно небрежным жестом сунула окурок в переполненную пепельницу и закурила последнюю сигарету.
– Да пошла ты в задницу! Меня уже тошнит от тебя. В последний раз говорю: не знаю я никакого Стара. И не знала никогда. Все эти твои описания ничего мне не говорят. Ничего! Так что сделай милость, отстань от меня и проваливай отсюда к чертям собачьим.
– Но прежде я покажу тебе их фотографии.
Джини полезла в свою сумку. Достав оттуда фотографии Майны и Аннеки, она передала их Роуленду, который молча протянул снимки девушке. Шанталь резко отвернулась.
– Посмотри на них, Шанталь, – мягко попросила ее Джини. – Вряд ли ты когда-нибудь встречалась хоть с одной из них. Но об их существовании знала, не так ли? Ты знала о них, может быть, даже хотела увидеть, как они выглядят. Думала, чего такого нашел в них Стар, когда у него есть ты. – Она выдержала паузу. – Так посмотри же на них, и ты увидишь. Две совершенно разных девочки, и все же одно их объединяет – обе выглядят младше своих лет. Обе с виду совсем дети… Вспомни, Шанталь, не тогда ли у тебя перестало с ним ладиться? Не тогда ли, когда ты стала походить больше на женщину, чем на девочку? Вспомни.
