Решимость отомстить была его единственным союзником, а желание покарать преступника столь велико, что все холодело в груди.

Все это время он не сомневался, что сможет победить. Всегда. Сегодня же, в полумраке тихой комнаты, он с горечью думал, что, по всей видимости, победа осталась за Эвери. Собранных доказательств было слишком мало. Теперь, со смертью Силии, ему придется покинуть Англию, не дав свершиться справедливому мщению, которого он так отчаянно желал. Если он не сделает этого, то рано или поздно закончит свою жизнь в петле.

А Эвери одержит окончательную победу.

Джейсон снова припал к горлышку. Кого он пытается обмануть? Его брат одержал победу много лет назад, совершив ужасное злодеяние. А он потерял себя за эти ужасные годы в Джорджии.

Тогда его единственным желанием было желание выжить, и оно вытеснило из души все остальные. В те дни он окончательно расстался с надеждой вернуться к прежней жизни, стать человеком, которым был когда-то.

Джейсон посмотрел на дверь комнаты, где спала миниатюрная красотка с темно-медовыми волосами по имени Велвет Моран. Велвет Синклер, поправил он себя. Его жена. Они заключили совершенно законный перед лицом Бога брак.

Но этого он и не хотел и поклялся себе, что никогда не пойдет на это.

Он снова отхлебнул глоток бренди. Когда-то он хотел такого союза, мечтал о детях, доме. Но эти мечты умерли на залитой кровью палубе захваченной британской баркентины, разлетелись кровавыми брызгами после того, как он решил, что он самый отпетый преступник, которых носила земля.

Подумав об этом, он услышал звук орудийных залпов, ощутил запах порохового дыма, висящего в воздухе, содрогнулся от криков женщин, мечущихся по пылающей палубе.

Он тряхнул головой, стараясь освободиться от этих ужасных видений, и так сильно сжал горлышко графина, что острые грани хрусталя врезались ему в кожу.

Усилием воли он прогнал страшные воспоминания, поставил графин на пол и начал снимать одежду. Сорвал сначала мятый фрак, потом жилет, потом белоснежную фрачную манишку. Он не сможет, видимо, уснуть, но, возможно, хоть ненадолго задремлет. Даже часа сна ему бы хватило. Как бы теперь ни повернулась его судьба, он должен сохранять самообладание, если хочет выжить.

От усталости и бренди его движения стали медленными и неловкими. Он выругался, наткнувшись на угол стола, и толкнул его. Нетронутый бокал для виски упал на пол и разбился.

Проклиная свое невезение, он с трудом нагнулся и собрал осколки.

Велвет услышала звон разбившегося стекла в соседней комнате. Джейсон еще не спал. Это ее не удивило: с убийством Силии исчезла его последняя надежда, и он был в отчаянии.

За ужином она пыталась развеять его мрачное настроение, подробно описывая свой разговор с констеблем, которого вполне удовлетворил ее рассказ. Убийца, по мнению констебля, охотился за драгоценностями графини. Но Джейсон не дослушал ее, извинился и отправился в свою комнату.

Вскоре он вызвал туда слугу и велел принести графин бренди. С тех пор из комнаты не доносилось ни звука.

Теперь же, прислушавшись, она уловила какие-то звуки, донесшиеся сквозь стену. Понимая, что не следует делать этого, волнуясь, Велвет подошла к двери, ведущей в соседнюю спальню. После смерти Силии Джейсон еще больше беспокоился о безопасности Велвет.

Тихонько подняв щеколду, она открыла дверь и перешагнула порог.

В комнате царил полумрак. Джейсон стоял на коленях рядом с небольшим столиком и собирал с пола осколки бокала. Его загорелый торс поблескивал, освещенный пламенем свечи.

Услышав звук открывающейся двери, он быстро встал и повернулся к ней, но Велвет успела заметить сеть беловатых рубцов, сеткой покрывавших его спину.

Она не смогла сдержать вскрик ужаса. Джейсон выругался вполголоса, положил кучку битого стекла на стол и спросил:

– Что тебе надо, Велвет? Ты не имеешь привычки стучать?

Губы ее задрожали. Она почувствовала, как к горлу подступила тошнота.

– Твоя спина. Боже, Джейсон, что с тобой было? Что с тобой делали?

Он остановился в нескольких шагах от нее. Лицо его было сурово, глаза смотрели отчужденно.

– Меня бичевали. С преступниками так порой поступают, Велвет. Я был не простым человеком. Человеку, которому предстояло унаследовать титул герцога, было трудно научиться подчиняться приказам. Понадобилось немало времени, чтобы суметь это понять, – куда больше, чем остальным.

На глаза ее навернулись слезы. Как она могла не заметить этих шрамов раньше? А может быть, он скрывал их от нее?

Велвет захлопнула дверь и направилась к Джейсону. Сердце колотилось у нее в груди, каждый вдох давался с трудом.

– Повернись, – прошептала она, приблизившись, и увидела, как он еще больше нахмурился.

– Малоприятное зрелище, Велвет. Я надеялся, тебе не случится это увидеть.

– Пожалуйста, Джейсон. – Она едва могла говорить. – Я хочу знать, какие муки тебе пришлось вынести.

Мышцы его напряглись, по всему телу прошла дрожь. Ей показалось, что он откажет ей, но он медленно повернулся, распрямив плечи так, чтобы свет свечи упал на глубокие шрамы. Они были светлее его загорелой кожи, некоторые были глубже других – те, где удары пришлись по одному и тому же месту. Видимо, когда-то кнут вырвал из его спины целые полосы плоти, которые затем частично зажили, но снова были вырваны ударами кнута.

Дыхание застыло у нее в горле. Великий Боже, какие же мучения пришлось перенести ему! Она не могла представить себе ту боль, которая терзала его. Прикоснувшись дрожащей рукой к его изуродованной спине, Велвет осторожно дотронулась до шрамов и припала к ним губами, словно могла утешить страшную боль, когда-то терзавшую его.

Он повернулся к ней, пронзая ее взглядом, потемневшим от воспоминаний, полным ярости, которая, казалось, была готова обрушиться на нее.

– Я преступник, Велвет. Я пытался объяснить это тебе. Я не убивал отца, но я совершил другие преступления, более страшные, чем убийство.

– Нет… – едва слышно произнесла Велвет. – Это не так. Ты был невиновен. Ты боролся за свою жизнь.

Он схватил ее за плечи, сильно встряхнув:

– Почему ты не хочешь понять? Неужели это так трудно? – Он взглянул на покрытую шрамами левую руку, сжал кисть в кулак и поднес его тыльной стороной к пламени свечи. – Я заполучил это, когда был в Джорджии. Я украл деньги, Велвет, в маленькой приходской церкви. Мне пришлось ограбить викария, старика, случайно оказавшегося на моем пути. Я пытался сбежать с рисовой плантации, где отбывал срок. Мне нужны были деньги, чтобы убежать, и мне было все равно, где я их достану. Когда меня схватили, то заклеймили каленым железом.

Велвет замерла на месте. Боже милосердный!

Он потер сморщенную кожу на тыльной стороне ладони.

– В те времена я был крупнее и сильнее двух обычных людей. И как каторжник был ценнее, чем покойник, – иначе меня бы повесили.

Сердце ее, казалось, застыло. Жалость к нему лишила дара речи.

– Спустя три года я все-таки убежал. Мне пришлось выжечь пламенем свечи большую букву «В», которой меня заклеймили. Большая грубая буква «В», Велвет. Любой человек в Джорджии знал, что эта буква значит «Вор».

Из груди ее вырвался стон:

– Я не могу больше слышать это. Просто не в состоянии.

Велвет сделала последний шаг, который разделял их, обняла его и прижалась щекой к плечу.

Горькие рыдания сотрясли ее тело. Она почувствовала, как его руки, сначала нерешительно, потом все увереннее нежно гладят ее по спине.

– Все в порядке, герцогиня. Те дни уже в прошлом. Мои шрамы больше не болят.

От этих слов она заплакала еще сильнее. Боже, как же он смог вынести все это? Как он выжил в этом аду?

– Все хорошо, – прошептал он. – Пожалуйста, не плачь. Я не достоин твоих слез, Велвет. Такой человек, как я, не стоит их.

Что-то подобное он уже говорил раньше. Она отстранилась, чтобы посмотреть ему в лицо.

– Но ведь это еще не все шрамы, которые ты носишь, Джейсон? Шрамы в твоей душе куда страшнее. Расскажи мне, что ты сделал такого, что едва не уничтожило тебя? Что бы это ни было, у тебя были причины так поступать. Ты сражался за свою жизнь, боролся против несправедливости. Расскажи мне это, Джейсон, позволь мне разделить твою ношу, и со временем твоя боль утихнет.