– Ну, как дела с делом Мишкина и Лазарева? – спросил Буш.

– Странно, но они проявляют больше желания сотрудничать, чем это можно было ожидать. Они вроде как сами хотят поскорее предстать перед судом, – сообщил министр юстиции Людвиг Фишер.

– Великолепно, – сказал канцлер. – Именно этого хотим и мы. Быстрее покончить со всем этим. Так, и каким же образом они сотрудничают?

– Им предложили одного адвоката-звезду из правого лагеря. Гонорар ему должны были собрать то ли по подписке, – может быть, это были бы германские взносы, а может и американская Лига защиты евреев позаботилась. Но они от него отказались: он хотел сделать из их суда огромный спектакль, на котором приводилось бы множество деталей о терроре КГБ против евреев на Украине.

– И правый адвокат хотел всего этого?

– Все, что льет воду на их мельницу, – благо. Дать русским по зубам и тому подобное, – ответил Фишер. – Во всяком случае, Мишкин и Лазарев хотят признать себя виновными и привести смягчающие обстоятельства. Они настаивают на этом. Если они не отступят от этой линии и будут продолжать настаивать на том, что пистолет выстрелил случайно, когда самолет ударился о посадочную полосу в Шенефельде, они частично защитят себя таким образом. Новый адвокат собирается бороться за то, чтобы умышленное убийство было изменено на непредумышленное, если они по-прежнему будут держаться этого.

– Думаю, это мы можем им дать, – протянул канцлер. – Сколько они получат?

– Если приплюсовать сюда угон самолета, от пятнадцати до двадцати лет. Правда, после того как они пробудут треть срока, они могут быть выпущены на поруки. Они молоды, сейчас им лет двадцать пять, то есть к тридцати они могут оказаться на свободе.

– Таким образом, пять лет, – проворчал Буш. – Но меня больше беспокоят следующие пять месяцев. Люди постепенно все забывают, через пять лет о них надо будет узнавать в архивах.

– Н-да, они признают все, но настаивают на том, что пистолет выстрелил случайно. Заявляют, что они просто хотели добраться до Израиля, и это был единственный способ, который им пришел в голову. Они с охотой признают себя виновными в этом непредумышленном убийстве.

– Ну и пусть получат его, – заключил канцлер. – Русским это не понравится, но, как ни крути, вышло бы одно и то же. Вообще-то за убийство они заслужили пожизненное, но в наши дни оно на самом деле равно двадцати годам.

– Еще одно. Они хотят, чтобы после суда их перевели в тюрьму где-нибудь в Западной Германии.

– Почему?

– По-моему, они боятся мести со стороны КГБ. Им кажется, что в Западной Германии они будут в большей безопасности, чем в Западном Берлине.

– Чепуха, – фыркнул Буш, – предстанут перед судом и будут сидеть в Западном Берлине. Русские не осмелятся сводить счеты внутри Берлина, да еще в тюрьме. Они не осмелятся. Да и потом, мы сможем переместить их из одной тюрьмы в другую где-нибудь через год. Но не сейчас. Действуй, Людвиг. Потише и побыстрей, если они сами готовы к сотрудничеству. Но пусть пресса слезет у меня с загривка в связи с этим делом до наступления выборов, как и русский посол.

В местечке Чита утреннее солнце отражалось от палубы «Фреи», стоявшей на рейде в испытательной гавани, как и два с половиной месяца назад. За эти семьдесят пять дней корабль был преобразован: день и ночь он стоял неподвижно, в то время как маленькие существа, которые создали его, словно муравьи сновали по всем его углам. На всем его протяжении – в длину и в ширину – были протянуты сотни миль проводов, кабелей, труб и шлангов. Напоминающая лабиринт электропроводка соединялась с контактами и проверялась после этого, наконец, была установлена исключительно сложная насосная система, которую также проверили после этого.

На положенные места установили соединенные с компьютером приборы, которые будут заполнять и опорожнять танки корабля, двигать его вперед на полной скорости или резко останавливать, удерживать его по тому курсу, куда указывает стрелка компаса в течение многих недель, причем без всякого постороннего вмешательства, – установили и оборудование для наблюдения за звездами и морским дном.

Смонтировали холодильники и кладовые для хранения продовольствия, которое должно было поддерживать команду в жизнеспособном состоянии в течение долгих месяцев, – также как мебель, дверные ручки, лампочки, туалеты, кухонные плиты, центральное отопление, кондиционеры, кинозал, сауну, три бара, два обеденных зала, кровати, койки, ковры, – не забыли даже вешалки для одежды.

Пятиэтажная надпалубная конструкция была преобразована из пустой оболочки в шикарный отель; капитанский мостик, радиорубка и компьютерный зал из откликающихся гулким эхом галерей – в тихо жужжащий комплекс, наполненный системами сбора, анализа и управления.

Когда последние рабочие подхватили свои инструменты и оставили танкер наконец в покое, он представлял собой сплошное совершенство во всем: в размерах, мощности, вместимости, комфорте и техническом совершенстве, – такое созданное человеком чудо еще никогда не плавало по волнам.

Остальные тридцать членов экипажа танкера прибыли самолетом за две недели до этого момента, чтобы освоиться и осмотреть корабль до последнего дюйма. В команду корабля входили капитан Тор Ларсен, его первый помощник, второй и третий помощники, главный инженер, первый и второй инженеры, а также инженер-электрик, который приравнивался к «первому», наконец, начальник радиорубки и главный стюард, которые также входили в офицерский состав. Двадцать остальных дополняли их, вместе они составляли полную команду. В двадцатку входили: первый кок, четыре стюарда, трое пожарных-механиков, один ремонтник-механик, десять матросов и один специалист по насосам.

За две недели до того, как танкер должен был выйти в море, буксиры отвели его из гавани в центр залива Изе. Здесь ее огромные сдвоенные винты буруном взвихрили воду, чтобы вывести «Фрею» в западную часть Тихого океана на морские испытания. Для офицерского состава и команды, а также для дюжины японских техников, которые вышли вместе с ними в море, эти две недели означали тяжелую, нудную работу, во время которой они должны были проверить все системы корабля, а также испытать, как он будет себя вести в возможных аварийных ситуациях.

В это утро к устью залива продвигалась громада стоимостью 170 000 000 долларов США – мелкие суденышки, стоявшие на рейде возле Нагой, смотрели на нее с благоговейным восхищением.

В двадцати километрах от Москвы расположены привлекающие туристов деревенька и усадьба Архангельское, в состав которых также входит музей и весьма приличный ресторан, славящийся своими отличными бифштексами. В последнюю неделю этого морозного января Адам Монро зарезервировал для себя и своей сопровождающей (одной из многочисленных секретарш, работавших в британском посольстве) столик.

Он всегда менял своих партнерш, чтобы ни одна из девушек не смогла заметить слишком много; вот и сейчас, если питающая надежды на этот вечер девушка и удивилась, зачем это он вздумал ехать такое расстояние по покрытым льдом дорогам при температуре минус пятнадцать, то ничем не показала этого.

Во всяком случае, в ресторане было тепло и уютно, и когда он извинился, что ему надо взять в машине забытую пачку сигарет, она восприняла это совершенно естественно. Выйдя на автостоянку, он поежился, так как на него сразу же обрушился ледяной порыв ветра. Он поспешил в ту сторону, где на мгновение в темноте мигнули фары.

Он забрался в машину рядом с Валентиной, притянул ее к себе, обнял и поцеловал.

– Мне ненавистна мысль, что ты здесь сейчас с другой женщиной, Адам, – прошептала она, прижавшись к его горлу.

– Это – ничего, – пробормотал он, – ничего важного. Просто причина для того, чтобы поехать сюда пообедать, не вызывая подозрений. У меня есть для тебя новость.

– О нас? – затаила она дыхание.

– Да, о нас. Я спросил свое начальство: помогут ли они тебе выбраться отсюда, и они ответили утвердительно. Есть один план. Тебе знаком порт Констанца на румынском побережье?