Он поцеловал ее в губы – так, как они делали когда-то. Губы у нее казались еще более сладкими, чем это было раньше. Она поднялась и пошла через поляну в сторону деревьев. На самой опушке она остановилась, так как он окликнул ее.

– Валентина, а что здесь? – Он поднял пакет вверх.

Она замерла и повернулась.

– Моя работа заключается в том, чтобы расшифровывать стенограммы заседаний Политбюро и представлять затем по экземпляру каждому члену, и резюме – каждому кандидату в члены Политбюро. Это делается на основе магнитофонных записей. Это – копия заседания от 10 июня.

Сказала и исчезла среди деревьев. Монро, не поднимаясь с надгробья, посмотрел на пакет.

– Вот ведь дьявол, – пробормотал он.

Адам Монро сидел в запертой комнате в главном здании британского посольства на набережной Мориса Тореза и слушал последние предложения, записанные на пленке, которую прокручивал стоявший перед ним аппарат. Комната была полностью защищена от возможного электронного подслушивания со стороны русских, именно поэтому он позаимствовал ее на несколько часов у начальника канцелярии.

Голос Максима Рудина исчез, пленка зашипела в аппарате и затем остановилась. Монро выключил магнитофон. Он откинулся на спинку стула и издал длинный свистящий звук.

Если все это правда, то это превосходит все, что двадцать лет назад передал им Олег Пеньковский. История с Пеньковским стала уже фольклором в коридорах СИС, ЦРУ, но больше всего в горьких воспоминаниях руководства КГБ. Он был бригадным генералом и работал в ГРУ, имел доступ к самой секретной информации; после разочарования в кремлевских верхах он обратился сначала к американцам, а затем к англичанам с предложением поставлять информацию.

Американцы отказались от его услуг, заподозрив ловушку. Англичане же приняли на службу и «работали» с ним два с половиной года, пока КГБ, разоблачив, его не арестовало. Его судили и приговорили к расстрелу. В свое время он передал им совершенно бесценную информацию, но особенно важной она была в октябре 1962-го во время Кубинского ракетного кризиса. На протяжении всего этого месяца весь мир аплодировал необыкновенно умелому ведению президентом Кеннеди дел при лобовом столкновении с Никитой Хрущевым по вопросу размещения советских ракет на Кубе. Миру только не было известно, что точная информация о сильных и слабых сторонах русского лидера уже находилась в руках американцев благодаря Пеньковскому.

Когда наконец все закончилось: советские ракеты вывели с Кубы, Хрущев был унижен, Кеннеди стал настоящим героем, – Пеньковский попал под подозрение. В ноябре его арестовали. Не прошло и года, как организовали показательный процесс, и он был мертв. Еще через год свергли Хрущева – это проделали его собственные коллеги: на поверхности это объяснялось его промахами в зерновой политике, на самом же деле они по горло были сыты его авантюризмом. А зимой 1963-го погиб и президент Кеннеди – всего через тринадцать месяцев после своего триумфа. И демократ, и деспот, и шпион, – все они сошли со сцены. Но даже Пеньковскому не удавалось проникнуть внутрь Политбюро.

Монро извлек катушку с пленкой из магнитофона и осторожно вновь ее завернул. Голос профессора Яковлева, само собой разумеется, был ему незнаком, а большую часть пленки занимал как раз он, читающий бесконечный доклад. Но в обсуждении, которое последовало вслед за этим, звучало десять голосов, причем по крайней мере три из них можно было идентифицировать. Низкий бас Рудина был хорошо известен, высокий голос Вишняева ему приходилось слышать ранее во время транслируемых по телевидению партийных съездов; резкий, лающий голос маршала Керенского он также уже слышал на торжественных церемониях, посвященных Первому Мая.

Теперь, когда он обязан был отвезти пленку в Лондон для проверки идентичности голосов, проблема заключалась в том, как прикрыть источник информации. Он знал, что если признается в тайной встрече в лесу после получения записки в свернутом полотенце, ему непременно зададут вопрос: «Почему именно вы, Монро? Откуда она вас знает?» Избежать этого вопроса не удастся никак, также как совершенно невозможно на него ответить. Единственным решением было придумать фиктивный источник – надежный и такой, который невозможно проверить.

Он пробыл в Москве всего шесть недель, но то, что никто не подозревал в нем знатока даже жаргонного русского языка, уже пару раз сослужило ему службу. Две недели назад на дипломатическом приеме в чешском посольстве он беседовал с одним индийским атташе, когда услышал, как позади него негромко переговариваются двое русских. Один из них сказал: «Горюет, ублюдок. Думает, что это он должен был забраться в самое высокое кресло».

Он проследил за взглядом этой чересчур разговорившейся пары и отметил, что они наблюдали и, предположительно, говорили об одном русском, который стоял в противоположном конце комнаты. Ознакомившись позднее со списком приглашенных, он узнал, что этим человеком был Анатолий Кривой – личный секретарь и правая рука главного теоретика партии Вишняева. О чем бы это ему горевать? Монро порылся в своих архивах и раскопал там кое-что об истории Кривого. Он работал в отделе партийных организаций Центрального Комитета, а вскоре после назначения Петрова на высшую должность, Кривой вдруг появился у Вишняева в штате. Ушел из-за раздражения? Не сработался с Петровым? Злится на то, что его обошли? Все эти варианты были вполне вероятными, и все могли заинтересовать резидента в столице иностранного государства.

«Кривой», – задумался он. Ну что ж, может быть. Он тоже имеет доступ к стенограмме заседаний, по крайней мере к Вишняевской копии, а может быть, даже и к пленке. Да, и он вполне мог быть в это время в Москве, – уж его босс точно там был. Когда неделю назад приезжал восточногерманский премьер, Вишняев был на месте.

«Извини, Анатолий, ты только что перешел на другую сторону», – прошептал он и положил толстый конверт во внутренний карман, после чего отправился навестить начальника канцелярии.

– Боюсь мне придется отправиться в Лондон с очередной диппочтой в среду, – известил он дипломата. – Дело, не терпящее отлагательства.

Начальник канцелярии не стал задавать никаких вопросов. Он знал, в чем заключается работа Монро, и пообещал все устроить. Дипломатическая почта, которая обычно размещается в сумке или в нескольких брезентовых мешках, отправляется из Москвы в Лондон каждую среду, причем для этого всегда используется рейс Бритиш Эйрвейс и никогда – Аэрофлот. Для того, чтобы забрать эту почту, из Лондона прибывает королевский дипкурьер – один из группы людей, которые постоянно летают из Лондона по всему миру, забирая в разных посольствах мешки с диппочтой; все они защищены знаками на их форме, которые представляют из себя изображения короны и борзой. Наиболее секретные материалы перевозятся в чемоданчике, который приковывается к левому запястью курьера, обычная почта – в брезентовых мешках, которые курьер лично проверяет при погрузке в самолет. Но так обстоит дело только на британской территории. В Москве же курьера обязательно должен сопровождать один из сотрудников посольства.

Существует настоящее соревнование, чтобы получить эту работу, так как она позволяет совершить блиц-вояж в Лондон, закупить кое-какие товары и приятно провести вечер-другой. Второй секретарь, который потерял эту возможность, был раздражен, но не стал задавать никаких вопросов.

В следующую среду Аэробус-300-В «Бритиш Эйрвейс» оторвался от летного поля нового, построенного после Олимпиады 1980 года аэропорта «Шереметьево», и взял курс на Лондон. Сидевший рядом с Монро курьер, невысокий, юркий экс-майор британской армии сразу же погрузился в свое хобби – составление кроссвордов для одной из крупных газет.