Монро спрятался в тени арки над утопленной в стену боковой дверью часовни. Там он вытащил из кармана моток клейкой ленты, спустил до колен свои брюки и прикрепил переданные ему листки к бедру. Когда он подтянул брюки, подпоясался и двинулся обратно, он чувствовал, как бумаги мерно колыхались в такт его движениям, но под его широкими, сделанными в России брюками это было совсем не заметно.

К полуночи, сидя в тишине своего кабинета, он успел перечитать их десяток раз. В следующую среду в портфеле, прикованном к руке курьера, они были отправлены в Лондон, кроме того, они были запечатаны в конверт с сургучной печатью и предназначались для передачи исключительно в руки связного СИС в Форин офисе.

Стеклянные двери, за которыми расположился розовый сад, были плотно закрыты и только жужжание кондиционера нарушало молчание в Овальном кабинете Белого дома. Прекрасные июньские дни давно миновали, а жаркая духота вашингтонского августа совершенно исключала всякую возможность открыть двери или окна.

Вокруг фасада здания, выходящего на Пенсильвания авеню, сгрудились толпы разопревших на жаре туристов, восхищенных видом знакомого фронтона Белого дома – всеми его колоннами, флагами и искривленной подъездной дорожкой, другие терпеливо стояли в очереди на экскурсию по этой самой главной из всех американских святынь. Но никому из них не удалось бы проникнуть в небольшое западное крыло президентских апартаментов, где уединился президент Мэтьюз со своими советниками.

Перед его столом сидели Станислав Поклевский и Роберт Бенсон. К ним присоединились государственный секретарь Дэвид Лоуренс – бостонский юрист и столп истеблишмента восточного побережья.

Президент Мэтьюз закрыл защелку на лежавшей перед ним папке. К этому времени он уже не раз успел перечитать первую стенограмму заседания Политбюро, переведенную на английский язык; сейчас же он только что закончил читать результаты оценки его экспертами этой стенограммы.

– Боб, ваша оценка их нехватки в тридцать миллионов тонн была удивительно близка к действительности, – сказал он. – А теперь представляется, что им не хватит от пятидесяти до пятидесяти пяти миллионов этой осенью. И у вас нет никаких сомнений, что эта стенограмма поступила прямо изнутри Политбюро?

– Господин президент, мы проверили запись всеми возможными способами. Голоса – подлинные, следы избыточной дозы линдана в корнях пшеницы – подлинные, разгон в министерстве сельского хозяйства у Советов действительно имел место. Мы полагаем, что не может быть достаточных оснований сомневаться в том, что на магнитофонной записи действительно заседание Политбюро.

– Надо будет воспользоваться этим должным образом, – протянул президент. – Мы не должны допустить никакого просчета в этом деле. Никогда прежде у нас не было подобной возможности.

– Господин президент, – вмешался Поклевский, – это означает, что Советы ожидают не просто серьезные нехватки, как мы предполагали в то время, когда в прошлом месяце вы задействовали закон Шэннона. Их ожидает голод.

Сам того не подозревая, он слово в слово повторил слова Петрова, сказанные им в Кремле два месяца назад на ухо своему соседу, Иваненко, – на пленке их не было. Президент Мэтьюз медленно наклонил голову.

– С этим невозможно спорить, Стан. Вопрос состоит в том, что мы теперь будем делать.

– Пусть они получат свой голод, – заявил Поклевский. – Это их самая большая ошибка с тех пор, когда Сталин отказался поверить предупреждениям с Запада о наращивании нацистами своих сил вдоль его границ в 1941 году. На этот раз их враг находится внутри. Так пусть теперь сами с этим и разбираются: заварили кашу – пусть расхлебывают.

– Твое мнение, Дэвид? – спросил президент своего госсекретаря.

Госсекретарь Лоуренс отрицательно покачал головой. Разница мнений архи-ястреба Поклевского и осторожного бостонца была широко известной и приобрела анекдотический оттенок.

– Я не согласен, господин президент, – произнес он внушительно. – Во-первых, я не думаю, что мы достаточно основательно изучили возможные варианты того, что произойдет, если следующей весной Советский Союз погрузится в хаос. Насколько мне представляется, здесь речь не только о том, чтобы дать им вариться в собственном соку. Последствиями всего этого могут быть огромные потрясения по всему миру.

– Боб? – поинтересовался президент.

Директор его разведывательных органов был погружен в задумчивость.

– У нас есть время, господин президент, – проговорил он наконец. – Они знают, что в прошлом месяце вы задействовали закон Шэннона. Знают и то, что если захотят получить зерно, им придется обратиться к вам. Как правильно заметил госсекретарь Лоуренс, мы должны с полной ответственностью отнестись к возможным последствиям голода на территории всего Советского Союза. Мы можем заняться этим прямо с этого момента. Рано или поздно, Кремлю придется раскрыть карты. Когда они сделают это, все козыри будут у нас в руках. Мы знаем, насколько плохи у них дела, им же неизвестно, что мы знаем об этом. У нас есть пшеница, есть «кондоры», есть «Соловей», и мы располагаем запасом времени. На этот раз все тузы в наших руках. Пока мы можем обождать и отложить принятие окончательного решения о том, по каким правилам играть с ними.

Лоуренс утвердительно кивнул и с еще большим уважением посмотрел на Бенсона. Поклевский пожал плечами. Президент Мэтьюз принял между тем решение.

– Стан, я хочу, чтобы в рамках Совета национальной безопасности вы собрали специальную группу. Надо, чтобы она была небольшой и работала в абсолютной тайне. Там будете вы, Боб и Дэвид. Далее председатель Объединенного комитета начальников штабов, министры обороны, финансов и сельского хозяйства. Мне надо знать, что произойдет во всем мире, если Советский Союз начнет голодать. Я должен это знать, и как можно скорее.

В этот момент зазвенел один из телефонов, стоявших на его столе. Это был телефон прямой связи с Государственным департаментом. Президент Мэтьюз вопросительно посмотрел на Дэвида Лоуренса.

– Это ты мне звонишь, Дэвид? – улыбаясь, спросил он.

Госсекретарь поднялся со своего места и снял телефонную трубку. Он безмолвно держал ее у уха несколько минут, затем положил на место.

– Господин президент, события ускоряются. Два часа назад в Москве министр иностранных дел Рыков вызвал к себе посла Дональдсона. От имени советского правительства он предложил Соединенным Штатам продать весной следующего года Советскому Союзу пятьдесят пять миллионов тонн зерна.

В течение нескольких секунд в Овальном кабинете можно было услышать только тиканье изысканных часов из позолоченной бронзы, стоявших над отделанным мрамором камином.

– Что ответил посол Дональдсон? – спросил президент.

– Конечно же, что эта просьба будет передана в Вашингтон для рассмотрения, – ответил Лоуренс, – и что, без сомнения, ваш ответ последует в должное время.

– Господа, – сказал президент, – мне нужны ответы на поставленные здесь вопросы и я должен получить их очень быстро. Я могу задержать мой ответ самое позднее на месяц, но к 15 сентября я во что бы то ни стало должен иметь ответ. К этому времени я должен знать, что может получиться в результате. Все возможные последствия.

– Господин президент, в течение ближайших нескольких дней мы должны, вероятно, получить второй пакет информации от «Соловья». Там, может быть, будет представлено, как видят эту проблему в Кремле.

Президент Мэтьюз кивнул в знак согласия и обратился к Бенсону:

– Боб, как только эта информация поступит, надо чтобы ее немедленно перевели на английский и представили мне.

Когда в Вашингтоне, в сумерки, закончилось заседание в президентском кабинете, в Англии уже давно было темно. В течение ночи с 11 на 12 августа полицией было зарегистрировано множество ограблений и краж со взломом, но полицию графства Сомерсет больше всего обеспокоила кража из охотничьего магазина в тихом городке Таунтоне, расположенном в прелестной сельской местности.