Но это объяснение придет намного позже, а пока Эллиот был разочарован безразличием Эми. С того самого момента, когда было принято решение отправиться вместе с Эми в Конго, Эллиот не раз думал о любой возможной реакции гориллы, но только не о полном равнодушии, и совершенно не понял сути и важности ее реакции. А суть состояла в том, что посещение города Зиндж было настолько чревато опасностями, что Эми видела один выход: сделать вид, что этих опасностей не существует.

Все утро Эллиот, Мунро и Росс расчищали подступы к зданиям в самом сердце города, с трудом прорубаясь в плотных зарослях бамбука и обвивавших его колючих лиан. К полудню их усилия были вознаграждены: они вошли в здания, подобных которым еще не видели. Это были инженерные сооружения с обширными пещерообразными подвалами, спускавшимися на три-четыре этажа ниже уровня грунта.

Подземные сооружения восхитили Росс — не столько своим совершенством, сколько самим фактом существования. Они доказывали, что жители древнего Зинджа овладели техникой земляных работ, без чего разработка алмазных копей была бы немыслима. Мунро придерживался того же мнения:

— Что-что, — сказал он, — а ковыряться в земле они умели.

Радость открытия немного омрачало то обстоятельство, что, кроме глубоких подвалов, в глубинах города исследователи не нашли ничего интересного. Во второй половине дня они углубились в город еще дальше и неожиданно натолкнулись на здание, настолько богато украшенное барельефами, что его тут же назвали галереей. Установив связь между видеокамерой и спутниковым ретранслятором, они обследовали изображения.

Оказалось, что на большинстве барельефов изображены сцены из обыденной жизни. Женщины готовили пищу на костре, дети гоняли мяч какими-то палками, писцы, сидя на корточках, царапали что-то на глиняных табличках. Целая стена была посвящена сценам охоты: мужчины в коротких набедренных повязках с дротиками в руках преследовали зверя. Наконец появились и сцены работы в алмазных копях: из прорытых в земле тоннелей мужчины выносили корзины, доверху наполненные камнями.

В обширной панораме жизни бросалось в глаза отсутствие некоторых деталей. Жители Зинджа приручили собак и охотились с ними, виверры жили у них как домашние животные, но нигде не было ни одного изображения вьючного животного. Очевидно, древним жителям Зинджа не пришло в голову использовать животных для перевозки грузов, а все тяжелые работы выполняли рабы. Больше того, жители древнего города, судя по всему, не знали и колеса, потому что нигде не было изображено ничего, похожего на тележку или тачку. Все грузы переносили на руках в корзинах.

Мунро долго рассматривал барельефы и наконец задумчиво проговорил:

— Не хватает еще чего-то. Никак не могу сообразить чего именно.

В этот момент все трое рассматривали сцену добычи алмазов: из вырытых в земле темных ям появлялись люди с корзинами, полными алмазов.

— Ну конечно, — щелкнув пальцами, воскликнул Мунро, — нет полицейских!

Эллиот с трудом подавил улыбку: нетрудно предположить, что такой человек, как Мунро, размышляя о давно исчезнувшей цивилизации, прежде всего вспомнит о карательных органах.

Но Мунро убеждал, что это не случайно.

— Вы только послушайте, — говорил он. — Этот город существовал постольку, поскольку существовали алмазные копи. Здесь, в самом сердце джунглей, никакой другой причины строить город не было и быть не могло.

Зиндж был цивилизацией рудокопов: богатство города, его торговля, его повседневная жизнь — буквально все здесь зависело от рудокопов. Это классический пример системы монокультуры или, точнее, сверходнобокой экономики. И может ли быть, чтобы копи и рудокопов не охраняли, не контролировали, не проверяли?

— На барельефах мы не видим и многого другого, — возразил Эллиот. Например, как люди едят. Возможно, изображать охранников запрещала религия.

— Возможно, — признал Мунро, оставаясь, впрочем, при своем мнении. — Но во всем мире в любом районе добычи ценных ископаемых охранники прямо-таки бросаются в глаза. Посмотрите на алмазные месторождения в Южной Африке или на разработки изумрудов в Боливии: первое, что вы там увидите, — ребят из службы безопасности. А здесь, — сказал Мунро, показывая на барельефы, — ни одного охранника.

Карен Росс предположила, что, быть может, в Зиндже не было потребности в охранниках, что, возможно, жители города были мирными и законопослушными людьми.

— В конце концов, все это было очень давно, — добавила она.

— Человеческая природа не меняется, — парировал Мунро.

Путешественники покинули галерею и оказались на открытом дворе, заросшем спутанными лианами. С другой стороны двор ограничивали колонны здания, чем-то напоминавшего храм. Внимание исследователей тотчас же привлекли разбросанные по двору десятки каменных лопаток — точные копии той, что днем раньше нашел Эллиот.

— Черт меня побери, — пробормотал Эллиот.

Они пересекли удивительную поляну, усеянную лопатками, и вошли в здание, которое без единого возражения было решено именовать храмом.

Внутри храма оказалась единственная большая квадратная комната. Потолок во многих местах был разрушен, и через дыры пробивались лучи солнечного света. Прямо перед входом возвышался большой холм из тесно переплетенных лиан, настоящая пирамида футов в десять высотой из неистребимой растительности. Люди поняли, что лианы скрывают какое-то изваяние.

Эллиот взобрался на холм и принялся отрывать прильнувшие к камню растения, что оказалось довольно трудно: упрямые гибкие лианы цеплялись корнями за малейшие трещины. Через несколько минут Эллиот повернулся к Мунро:

— Теперь лучше?

— Спускайтесь и взгляните сами, — странным тоном ответил Мунро.

Эллиот спустился и отступил на несколько шагов. Краски на изваянии поблекли, камень был изъеден кавернами и местами осыпался, но тем не менее ошибиться было невозможно: перед ним стояла огромная каменная горилла.

Животное развело руки в стороны, держа в каждой по каменной лопатке.

Свирепый вид недвусмысленно говорил о том, что горилла готова молниеносно свести лопатки вместе.

— Боже мой! — воскликнул Эллиот.

— Горилла, — удовлетворенно резюмировал Мунро.

— Теперь все ясно, — сказала Росс. — Жители Зинджа поклонялись гориллам. Горилла была их божеством.

— Но почему же Эми говорит, что это не гориллы?

— Спросите у нее. — Мунро посмотрел на часы. — Мне пора готовить лагерь к ночевке.

Вооружившись складными металлокерамическими лопатами, путешественники принялись рыть ров с наружной стороны вдоль всего ограждения лагеря.

Работа продолжалась и после захода солнца, а заполнять ров водой через канавку, прорытую от ближайшего ручья, пришлось при красном ночном освещении. По мнению Росс, ров шириной около фута и глубиной всего несколько дюймов был несерьезным препятствием. Человек без труда перешагнет через такую преграду. Вместо ответа Мунро встал по другую сторону рва и позвал:

— Эми, иди сюда, я тебя почешу.

Довольно посапывая, Эми быстро заковыляла к Мунро, но у канавки вдруг остановилась как вкопанная.

— Иди, я тебя почешу, — протягивая к горилле руки, повторил Мунро. Иди сюда, девочка.

И все же Эми так и не осмелилась перешагнуть ров. Она раздраженно жестикулировала; тогда Мунро шагнул к горилле и перенес ее на другую сторону.

— Гориллы терпеть не могут воду, — объяснил он Росс. — Я сам видел, как они боялись перейти через ручеек куда меньше нашего рва.

Эми подняла руки, поскребла подмышки, потом пальцем ткнула себе в грудь. Смысл ее жестов был ясен и непосвященному.

— Женщина, что с нее взять, — притворно вздохнул Мунро, наклонился и принялся энергично чесать гориллу.

Посапывая, фыркая и широко улыбаясь от удовольствия, Эми каталась по земле. Когда Мунро выпрямился, она не встала вслед за ним, а выжидающе посмотрела — в надежде, что удовольствие будет продлено.