– Лгунья, – прорычал он и двинулся вперед. Я слегка отошла в сторону, надеясь добежать до двери. – Маленькая цыганская мерзавка. Наконец-то я тебе поймал! Меня оправдают, если я убью тебя, и рядом нет никого, кто бы мог вмешаться.

Я сделала вид, что собираюсь побежать, а когда он бросился ко мне, резко изменила направление и кинулась к двери. Алексей, тяжело дыша, преследовал меня. Я, к сожалению, запуталась в темноте и, выбежав из двери, свернула не в ту сторону. Когда я заметила свою ошибку, было уже поздно – дядя разгадал мой маневр. Оставалась лишь одна возможность – успеть проскочить в гостиную и закрыть дверь до того, как туда ворвется Алексей.

Но он оказался проворнее, чем я думала. Когда я запирала дверь, он навалился на нее всей тяжестью с другой стороны, дверь распахнулась, и я отлетела, потеряв при этом один сапожок. Алексей упал сверху, придавил меня своим телом. Ругаясь на чем свет стоит, он тянул меня за уши и бил головой об пол. Он был таким тяжелым, что я не могла пошевелиться и лишь дергала руками и ногами, как лягушка, попавшая под камень. Мои слабые попытки сопротивляться он оставлял без всякого внимания.

Я вдруг заметила, что в комнате все еще горят свечи. Василий, видимо, заснул и забыл их погасить, так что некоторые из них, уже почти совсем оплывшие, горели дрожащим пламенем, отбрасывая на стены сумасшедшие тени. Я могла видеть и тень Алексея, грузно опускающуюся и поднимающуюся, как поверхность горы во время землетрясения.

Он приблизил ко мне свое лицо и наградил слюнявым поцелуем, от которого меня затошнило. Затем он засунул мясистую руку под широкие юбки и схватил меня за ягодицы. Крик замер у меня в горле.

– Ага, теперь ты боишься меня, цыганка? – ухмыльнулся он. – Что случилось? Неужели ты не любишь, когда тебя целуют? Маленькая цыганская шлюха!

Дыхание у меня сорвалось, я не могла кричать. Он же надвинулся на меня, проникая глубоко между бедрами. Я ощутила резкую боль, а затем какое-то оцепенение, продолжавшееся все время, пока он снова и снова врезался в меня, крича, словно человек, испытывающий страшные муки. Я закрыла глаза, ожидая, пока закончится эта пытка. Я старалась думать о чем-нибудь постороннем: о лошадях, о полете во сне, о Джанго.

В конце концов он всхлипнул и, обессилев, всей тяжестью навалился на меня. Я чуть не потеряла сознание, когда этот мешок с жиром опустился на мое хрупкое тело. Мне вспомнился бутон розы, который я однажды нашла между страницами книги в библиотеке дедушки. Сухой, безжизненный, сплющенный, как лист бумаги. Плохая примета, сухой цветок. Цыгане не собирают цветы, потому что сорвать цветок – значит убить его, а это очень плохая примета.

Неожиданно, сквозь пелену боли и стыда, заволакивавшую мой мозг, я услышала знакомый голос.

– Ведь я уже говорил вам, граф, что она моя девственница.

Груз, давивший мне на грудь, сдвинулся в сторону. Я застонала и перекатилась на бок, подтянув колени к груди.

– Не лезли бы вы лучше не в свое дело, мсье, – огрызнулся дядя. – Уберите от меня свои руки.

– Я думаю, даже в такой отсталой стране[2] изнасилование и кровосмешение будут признаны преступлением, – заметил Сет Гаррет. – Девочка – твоя племянница, не так ли?

– Это мое дело, – взревел Алексей. – Убирайся прочь!

Он оттолкнул Сета Гаррета, и тот упал, обрушив маленький столик. Вместо того чтобы сразу накинуться на противника, Алексей сначала подбежал к камину, над которым висели скрещенные сабли – наследие предыдущих поколений Ульяновых. Сорвав одну из них со стены, Алексей бросился к Сету Гаррету.

– Сейчас моя очередь испытать вас сталью, мсье, – с торжествующей усмешкой прокричал он. – Я здесь хозяин! Мое личное дело, что я собираюсь сделать с этой цыганской обузой. Она заслужила то, что получила! Лгунья и воровка!

Алексей взмахнул саблей, но… разрубил воздух, так как Сет успел откатиться за кресло. Я увидела, что на нем нет сюртука и жилета. Его рубашка была расстегнута до пояса, открывая коричневую загорелую грудь, покрытую мягкими темными волосками. Алексей снова кинулся в атаку. Сет быстро поднялся на ноги, схватил столик и прикрылся им, как щитом. Он только что проснулся и был свеж после сна, в то время как Алексея явно утомила борьба со мной. Но в руках дяди было оружие, и Сету было очень трудно обороняться. Еще немного, и дядя загнал бы его в угол. Сет, схватив один из подсвечников, отражал им удары сабли. Не знаю, как ему удавалось избегать разящего клинка, который, как мне казалось, рассекал воздух одновременно во всех направлениях.

Я кинулась к камину и схватила со стены оставшуюся саблю. Я собиралась наброситься на Алексея сзади, но оружие оказалось слишком тяжелым для моих ослабевших рук, и я еле могла удерживать его.

– Сюда! – крикнул мне Сет Гаррет.

В следующее мгновение я уже швырнула саблю в его сторону. Держа одной рукой над головой столик, он быстро наклонился и подхватил саблю. От очередного удара Алексея кусок дерева отлетел от края столика. Затем Сет выпрямился и отшвырнул столик.

– Сейчас мы на равных, граф, – заметил он тихо. – Как мужчина с мужчиной.

– Я разрублю тебя на кусочки и скормлю волкам, – прошипел мой дядя. С диким криком, который был призван испугать, но вызвал на лице Сета Гаррета только снисходительную усмешку, негодяй кинулся на своего противника, собираясь отрубить ему голову. Сет ловко парировал удар. Звук скрещиваемых стальных клинков вызывал у меня мурашки по телу. Это был жестокий поединок. Сет предусмотрительно запер дверь в кабинет, и только поэтому они не разбудили всех в доме. Кроме того, спальни располагались в другом конце дома в отличие от комнаты для гостей, находившейся прямо над нами. Слуги же, как обычно, предпочитали не вмешиваться не в свои дела.

Казалось, Алексей потерял всякую способность соображать. Он размахивал клинком во всех направлениях, надеясь в какой-то момент задеть противника, но Сет не позволял ему подойти близко. Он был спокоен и действовал расчетливо, как только понял, что мой дядя – невежественный медведь, не умеющий сохранять хладнокровие и ослепленный яростью. Сет ждал, пока Алексей сам предоставит ему возможность для завершающего удара.

Мой дядя сильно вспотел и тяжело дышал. Он слегка опустил руку, целясь в больную ногу Сета, но при этом открыл левую часть груди. Сабля Сета вонзилась в него так же легко, как нож вонзается в вареную картофелину. Алексей пошатнулся и упал у моих ног.

Я отскочила, словно рядом со мной вдруг оказалась змея.

Сет Гаррет постоял немного, затем отшвырнул саблю и повернулся спиной к поверженному сопернику.

Но Алексей был еще жив: сунув руку внутрь сюртука, он вытащил маленький пистолет. У меня не было времени предупредить Сета, и, не раздумывая, я схватила первое, что попалось под руку – восхитительную малахитовую вазу, яркую и зеленую, как глаз тигра, – и опустила ее на голову дяди. Я вложила в этот удар всю свою ненависть, и, как только ваза раскололась об его голову, я поняла, что убила его.

Я не жалела о сделанном тогда, и сейчас не жалею. Этот дьявол причинил мне столько зла. Он мог бы убить Сета Гаррета и хотел убить меня. Да, он заслужил смерть, как ее заслуживает любая ядовитая тварь.

Алексей издал ужасный булькающий звук и затих. Его глаза остались открытыми, но он больше не шевелился. На ковре, возле его головы, растекалась лужица крови.

– Пусть Бог простит то зло, которое ты натворил в своей жизни, – прошептала я, – а я не могу это сделать.

Я и не заметила, что дрожу с ног до головы, пока Сет не обхватил меня за плечи, чтобы увести подальше от тела.

– Быстро иди наверх, – приказал он. – Все решат, что это моих рук дело, но к утру меня уже здесь не будет. Беги!

– Нет! Я поеду с тобой. Я должна!

– Ты сошла с ума, – прошипел он. – Тебе недостаточно того, что ты натворила за одну ночь? Если бы не ты…

– Если бы не я, то мертвым валялся бы ты, а не мой дядя! – Мы переговаривались яростным шепотом. Если бы нас сейчас обнаружили, это был бы конец. – И вместо благодарности за спасение…