Анна Павлова – прима-балерина Императорского Мариинского театра Но летит, улыбаясь мнимо, Над Мариинскою сценой prima, Ты – наш лебедь непостижимый… Федор Шаляпин в роли Демона. Константин Коровин. Эскиз афиши к опере И опять тот голос знакомый, Будто эхо горного грома, Наша слава и тожество! Он сердца наполняет дрожью, И несется по бездорожью, Над страной вскормившей его… Все уже на местах, кто надо; Пятым актом из Летнего сада Пахнет… Признак цусимского ада Тут же. – Пьяный поет моряк… Как парадно звенят полозья И волочится полость козья… Мимо, тени! – Он там один. На стене его твердый профиль. Гавриил или Мефистофель Твой, красавица, паладин? Демон сам с улыбкой Тамары, Но такие таятся чары В этом страшном дымном лице — Плоть, почти что ставшая духом, И античный локон над ухом — Всё таинственно в пришлеце. Это он в переполненном зале Слал ту черную розу в бокале Или все это было сном? С мертвым сердцем и мертвым взором Он ли встретился с Командором, В тот пробравшись проклятый дом? И его поведано словом, Как вы были в пространстве новом, Как вне времени были вы, — И в каких хрусталях полярных, И в каких сияньях янтарных Там, у устья Леты – Невы. Ты сбежала сюда с портрета, И пустая рама до света На стене тебя будет ждать. Так плясать тебе – без партнера! Я же роль рокового хора На себя согласна принять. На щеках твоих алые пятна; Шла бы ты в полотно обратно; Ведь сегодня такая ночь, Когда нужно платить по счету… А дурманящую дремоту Мне трудней, чем смерть, превозмочь. Ты в Россию пришла ниоткуда, О мое белокурое чудо, Коломбина десятых годов! Что глядишь ты так смутно и зорко, Петербургская кукла, актерка, Ты – один из моих двойников. К прочим титулам надо и этот Приписать. О подруга поэтов, Я наследница славы твоей, Здесь под музыку дивного мэтра — Ленинградского дикого ветра И в тени заповедного кедра Вижу танец придворных костей… Оплывают венчальные свечи, Под фатой «поцелуйные плечи», Храм гремит: «Голубица, гряди!» [76]Горы пармских фиалок в апреле — И свиданье в Мальтийской капелле [77], Как проклятье в твоей груди. Золотого ль века виденье Или черное преступленье В грозном хаосе давних дней? Мне ответь хоть теперь: неужели Ты когда-то жила в самом деле И топтала торцы площадей Ослепительной ножкой своей?… Дом пестрей комедьянтской фуры, Облупившиеся амуры Охраняют Венерин алтарь. Певчих птиц не сажала в клетку, Спальню ты убрала как беседку, Деревенскую девку-соседку Не узнает веселый скобарь [78]. В стенах лесенки скрыты витые, А на стенах лазурных святые — Полукрадено это добро… Вся в цветах, как «Весна» Боттичелли, Ты друзей принимала в постели, И томился драгунский Пьеро, — Всех влюбленных в тебя суеверней Тот, с улыбкой жертвы вечерней, Ты ему как стали – магнит. Побледнев, он глядит сквозь слезы, Как тебе протянули розы И как враг его знаменит. Твоего я не видела мужа, Я, к стеклу приникавшая стужа… Вот он, бой крепостных часов… Ты не бойся – дома не мечу, — Выходи ко мне смело навстречу — Гороскоп твой давно готов…  К.А. Сомов. Наброски костюма Коломбины для А. Павловой. 1909 г. Когда в июне 1941 г. я прочла М<арине> Ц<ветаевой> кусок поэмы (первый набросок), она довольно язвительно сказала: «Надо обладать большой смелостью, чтобы в 41 году писать об Арлекинах, Коломбинах и Пьеро», очевидно полагая, что поэма«мирискусничная стилизация в духе Бенуа и Сомова, т. е. то, с чем она, может быть, боролась в эмиграции, как с старомодным хламом. Время показало, что это не так.
Анна Ахматова, Из «Записных книжек» ГЛАВА ТРЕТЬЯ Ведь под аркой на Галерной… А. Ахматова В Петербурге мы сойдемся снова, Словно солнце мы похоронили в нем. О. Мандельштам вернуться«Голубица, гряди!» – церковное песнопение; пели, когда невеста вступала на ковер в храме. (Прим. ред.) вернутьсяМальтийская капелла – построена по проекту Кваренги в 1798—1800 гг. во внутреннем дворе Воронцовского дворца, в котором потом помещался Пажеский корпус. (Прим. ред.) вернутьсяСкобарь – обидное прозвище псковичей. (Прим. ред.) |
