* * * О. М<андельштаму> Нет, гуртом гонимым по Ленинке За Кремлевским поводырем Не брести нам, грешным, вдвоем. Мы с тобой, конечно, пойдем, По Таганцевке, по Есенинке [34]Иль большим Маяковским путем… 1930-е годы ДВУСТИШИЕ От других мне хвала – что зола, От тебя и хула – похвала. Весна 1931 * * * Привольем пахнет дикий мед, Пыль – солнечным лучом, Фиалкою – девичий рот, А золото – ничем. Водою пахнет резеда И яблоком – любовь, Но мы узнали навсегда, Что кровью пахнет только кровь… И напрасно наместник Рима Мыл руки перед всем народом Под зловещие крики черни; И шотландская королева Напрасно с узких ладоней Стирала красные брызги В душном мраке царского дома… 1934, Ленинград НАДПИСЬ НА КНИГЕ Что отдал – то твое. Шота Руставели Из-под каких развалин говорю, Из-под какого я кричу обвала, Как в негашеной извести горю Под сводами зловонного подвала. Пусть назовут безмолвною зимой И вечные навек захлопнут двери, И все-таки узнают голос мой И все-таки ему опять поверят. 1930-е годы * * * Все ушли, и никто не вернулся, Только, верный обету любви, Мой последний, лишь ты оглянулся, Чтоб увидеть все небо в крови. Дом был проклят, и проклято дело, Тщетно песня звенела нежней, И глаза я поднять не посмела Перед страшной судьбою моей. Осквернили пречистое слово, Растоптали священный глагол, Чтоб с сиделками тридцать седьмого Мыла я окровавленный пол. Разлучили с единственным сыном, В казематах пытали друзей, Окружили невидимым тыном Крепко слаженной слежки своей. Наградили меня немотою, На весь мир окаянно кляня, Окормили меня клеветою, Опоили отравой меня И, до самого края доведши, Почему-то оставили там. Любо мне, городской сумасшедшей, По предсмертным бродить площадям. 1930-е годы «Анна Андреевна приехала. Она остановилась у С.А. Толстой-Есениной… Я ее пошла провожать от Мандельштамов. Мы зашли в дом, остались одни в комнате, отведенной Анне Андреевне. Она прилегла на диван, потом сама предложила мне написать какие-нибудь свои стихи (в первый раз за все время нашего знакомства). „Ну, что вы хотите?“ Я попросила „Музу“, „Если плещется лунная жуть…“ и „От тебя я сердце скрыла…“ Она вырвала лист из альбома и на трех его страницах написала карандашом эти три стихотворения, пометив „Переписано 19 июля 1937 года. Москва“.
«А на четвертой странице я напишу вам вот что», – предложила она. Это было «Заклинание». Я не знала этого стихотворения. Она поставила дату «15 апреля 1936 года» и объяснила: «Это пятидесятилетие Гумилева». Эмма Герштейн, Из воспоминаний ЗАКЛИНАНИЕ Из тюремных ворот, Из заохтенских болот, Путем нехоженым, Лугом некошеным, Сквозь ночной кордон, Под пасхальный звон, Незваный, Несуженый, — Приди ко мне ужинать. 15 апреля 1936 ПОСЛЕДНИЙ ТОСТ Я пью за разоренный дом, За злую жизнь мою, За одиночество вдвоем И за тебя я пью, — За ложь меня предавших губ, За мертвый холод глаз, За то, что мир жесток и груб, За то, что Бог не спас. 27 июня 1934, Шереметевский Дом МЫ НИ ЕДИНОГО УДАРА НЕ ОТКЛОНИЛИ ОТ СЕБЯ Нет, это не я, это кто-то другой страдает. Я бы так не могла, а то, что случилось, Пусть черные сукна покроют, И пусть унесут фонари… Ночь. 15 марта 53 …Вокруг бушует первый слой рев<олюционной> молодежи, «с законной гордостью» ожидающий великого поэта из своей среды. Гибнет Есенин, начинает гибнуть Маяковский, полузапрещен и обречен Мандельштам, пишет худшее из всего, что он сделал (поэмы), Пастернак, умирает уже забытый Сологуб (1927 г.), уезжают Марина и Ходасевич. Так проходит десять лет. И принявшая опыт этих лет – страха, скуки, пустоты, смертного одиночества – в 1936 я снова начинаю писать, но почерк у меня изменился, но голос уже звучит по-другому. А жизнь приводит под уздцы такого Пегаса, кот<орый> чем-то напоминает апокалипсического Бледного Коня или Черного Коня из тогда еще не рожденных стихов… Возврата к первой манере не может быть. Что лучше, что хуже – судить не мне. 1940 – апогей. Стихи звучали непрерывно, наступая на пятки друг другу, торопясь и задыхаясь: разные и иногда, наверно, плохие. Анна Ахматова, Из «Записных книжек» * * * Зачем вы отравили воду И с грязью мой смешали хлеб? Зачем последнюю свободу Вы превращаете в вертеп? За то, что я не издевалась Над горькой гибелью друзей? За то, что я верна осталась Печальной родине моей? Пусть так. Без палача и плахи Поэту на земле не быть. Нам покаянные рубахи, Нам со свечой идти и выть. 1935 вернутьсяПо Таганцевке – инспирированный ЧК антисоветский заговор, который якобы возглавлял профессор В. П. Таганцев. По этому делу как его «участник» проходил и Николай Гумилев и был приговорен к расстрелу. По Есенинке – путь, по которому самовольно ушли из жизни сначала Есенин, затем Маяковский и Марина Цветаева. Был и другой выход – пойти по Ленинке, за кремлевским поводырем, как это сделали Алексей Толстой и Максим Горький (примеч. составителя). |
