* * * Я научилась просто, мудро жить, Смотреть на небо и молиться Богу, И долго перед вечером бродить, Чтоб утомить ненужную тревогу. Когда шуршат в овраге лопухи И никнет гроздь рябины желто-красной, Слагаю я веселые стихи О жизни тленной, тленной и прекрасной. Я возвращаюсь. Лижет мне ладонь Пушистый кот, мурлыкает умильней, И яркий загорается огонь На башенке озерной лесопильни. Лишь изредка прорезывает тишь Крик аиста, слетевшего на крышу. И если в дверь мою ты постучишь, Мне кажется, я даже не услышу. Май 1912, Флоренция <?> * * * Здесь всё то же, то же, что и прежде, Здесь напрасным кажется мечтать. В доме у дороги непроезжей Надо рано ставни запирать. Тихий дом мой пуст и неприветлив, Он на лес глядит одним окном. В нем кого-то вынули из петли И бранили мертвого потом. Был он грустен или тайно-весел, Только смерть – большое торжество. На истертом красном плюше кресел Изредка мелькает тень его. И часы с кукушкой ночи рады, Все слышней их четкий разговор. В щелочку смотрю я: конокрады Зажигают под холмом костер. И, пророча близкое ненастье, Низко, низко стелется дымок. Мне не страшно. Я ношу на счастье Темно-синий шелковый шнурок. Май 1912, Флоренция * * * Помолись о нищей, о потерянной, О моей живой душе, Ты, в своих путях всегда уверенный, Свет узревший в шалаше. И тебе, печально-благодарная, Я за это расскажу потом, Как меня томила ночь угарная, Как дышало утро льдом. В этой жизни я немного видела, Только пела и ждала. Знаю: брата я не ненавидела И сестры не предала. Отчего же Бог меня наказывал Каждый день и каждый час? Или это Ангел мне указывал Свет, невидимый для нас? Май 1912, Флоренция * * * Стал мне реже сниться, слава Богу, Больше не мерещится везде. Лег туман на белую дорогу, Тени побежали по воде. И весь день не замолкали звоны Над простором вспаханной земли, Здесь всего сильнее от Ионы Колокольни лаврские вдали. Подстригаю на кустах сирени Ветки те, что ныне отцвели; По валам старинных укреплений Два монаха медленно прошли. Мир родной, понятный и телесный Для меня, незрячей, оживи. Исцелил мне душу Царь Небесный Ледяным покоем нелюбви. После 17 мая 1912, Киев ВЕНЕЦИЯ Золотая голубятня у воды, Ласковой и млеюще-зеленой; Заметает ветерок соленый Черных лодок узкие следы. Столько нежных, странных лиц в толпе. В каждой лавке яркие игрушки: С книгой лев на вышитой подушке, С книгой лев на мраморном столбе. Как на древнем, выцветшем холсте, Стынет небо тускло-голубое… Но не тесно в этой тесноте И не душно в сырости и зное. Август 1912, Слепнево * * * Потускнел на небе синий лак, И слышнее песня окарины. Это только дудочка из глины, Не на что ей жаловаться так. Кто ей рассказал мои грехи И зачем она меня прощает?… Или это голос повторяет Мне твои последние стихи? 1912 Осенью 18 сентября по ст. ст. 1912 года Анна Андреевна родила мальчика, которого назвали Львом в память о крестном отце Николая Степановича – Льве Ивановиче Львове.
* * * Загорелись иглы венчика Вкруг безоблачного лба. Ах! улыбчивого птенчика Подарила мне судьба. Зима 1912 * * * Как вплелась в эти темные косы Серебристая нежная прядь — Только ты, соловей безголосый, Эту муку сумеешь понять. Чутким ухом далекое слышишь И на тонкие ветки ракит, Весь нахохлившись, смотришь – не дышишь, — Если песня чужая звучит. А еще так недавно, недавно, Замирали вокруг тополя, И звенела и пела отравно Несказанная радость твоя. <22 октября> 1912 Николай Гумилев, 1910-е годы. * * * Н. Гумилеву В ремешках пенал и книги были, Возвращалась я домой из школы. Эти липы, верно, не забыли Нашей встречи, мальчик мой веселый. Только, ставши лебедем надменным, Изменился серый лебеденок. А на жизнь мою лучом нетленным Грусть легла, и голос мой незвонок. Октябрь 1912, Царское Село |
