— Может, это цверги?[56] — высказал предположение парень. — Те, кто ковал для асов.
— Там нет горна и наковальни, — жестко ответил Хродгейр.
— Там еще кто-то есть, — вдруг невпопад сказала Мария.
— Откуда ты знаешь, дроттинг? — удивился Халли.
— Чувствую. Чувствую страх, голод и… ненависть… — перечислила королевна.
— Ненависть? — нахмурился Хродгейр. Взялся за меч.
— Ничего удивительного в том, — успокоил его исландец, — что выживший в такой переделке начнет ненавидеть тех, кто убил его родичей.
— А кинется на нас, — заметил Рагнар. — У страха глаза не только велики, но и слепы.
— Нужно поискать! — заявила Мария.
— У нас нет ничего горючего, чтобы сделать факел, Харальдсдоттир, — покачал головой Черный Скальд.
— Ничего — так поищем!
— Опасно, Харальдсдоттир.
— Я — дочь конунга, а не деревенская девка, чтобы бегать от опасности.
— Любую деревенскую девку я сунул бы туда, не задумываясь. Но не дочь конунга.
— Мы не уйдем, пока не обшарим там все закутки, — решительно произнесла Мария, и Вратко понял — не уйдут. Заставит. Рано или поздно заставит. А возражения Хродгейра только затягивают время — не пришлось бы до сумерек досидеть.
— Я полезу посмотрю, — сказал парень. — А ты, Харальдовна, жди здесь.
Королевна не нашла что возразить.
Олаф крякнул, шлепнул себя ладонью по ляжке:
— Я с тобой, Подарок Ньёрда!
И уже в спину, чтобы никто из оставшихся под солнцем не услышал, прошептал:
— Ты сегодня урок храбрости мне дал.
— С чего бы это? — удивился словен. Он не оборачивался — темнота залепила глаза очень быстро: не прошли они и десятка шагов, как серый свет, идущий от входа, рассеялся и иссяк.
— Я не рискнул вызваться, чтобы сюда полезть. Хродгейр потому и оставил меня наверху, — объяснил викинг. — А ты рискнул. Вот и я подумал — если мальчишка, не умеющий толком меч держать, не боится, то уж мне и подавно…
Олаф неожиданно ойкнул, зашипел.
— Ты что? — испуганно окликнул его Вратко.
— Головой врезался. И поделом. Болтать надо меньше.
Дальше они пошли молча. Низкий потолок понуждал сгибаться. Сразу заныла поясница. А каково Олафу? Он вообще едва ли не на четвереньках должен ползти, с его-то ростом.
Новгородец переставлял ноги очень осторожно, закрывая голову локтем. Он все время напоминал себе о том, что кто-то здесь может быть, и этот кто-то не обязательно настроен дружелюбно. Пыхтевший сзади Олаф создавал ощущение защищенной спины. И это радовало. Но что ждет впереди?
Длинный коридор вел от входа в глубину холма. Он изгибался наподобие гадюки, иногда расширялся так, что стенок можно было коснуться, лишь растопырив руки, а иногда сужался, едва не стискивая плечи. Могучий викинг сдержанно бубнил под нос, протискиваясь сквозь такие лазы.
«Ему хуже, чем мне», — думал Вратко, старясь не ослаблять внимания.
Он все время пытался прочувствовать рукотворную пещеру, как это делала Мария Харальдовна. Ну, кто здесь боится и ненавидит? Где он прячется? Если сейчас вернуться и сказать, что надоело искать, позора не оберешься. Тоже мне, вызвался доброволец…
Шорох, донесшийся из темноты, застал его врасплох.
Парень охнул и остановился.
— Кто тут? — просипел навалившийся сзади Олаф.
Легкое царапанье в темноте повторилось. Словно коготки по камню простучали.
Зверь?
— Не люблю мертвецов. Скучные они, даже если оживают, — попытался пошутить Олаф, но стук его зубов яснее ясного убеждал — викинг в панике, еще немного и побежит наутек, наплевав на насмешки и позор.
— Кто здесь? Не бойся! — позвал Вратко, стараясь говорить ласково, как с пугливым конем. — Мы друзья. Мы не причиним тебе зла…
— Мы ему — нет, а оно нам? — пробормотал Олаф.
— Тише… — остановил его словен. — Там, кажется.
Он услышал новый шорох и почувствовал щекой легчайшее движение воздуха слева. Шагнул туда, ощупывая темноту перед собой. Руки провалились в пустоту. Комната? Похоже, да.
Неожиданно ему под ноги бросилось что-то живое, мохнатое, сильное. Парень потерял равновесие, сдавленно вскрикнул, упал лицом вниз, тщетно пытаясь защитить лицо. Острый уголок невидимой в темноте домашней утвари врезался в надбровье, от боли перед глазами вспыхнул сноп искр. Так, будто костер хорошенько поворошили палкой.
— Лови! — крикнул он, предупреждая Олафа.
Здоровяк невнятно «гукнул» — не ясно, догадался ли, чего от него хотят, или тоже врезался головой в свод коридора, выпрямившись от неожиданности.
Вратко провел ладонью по лбу.
Мокро.
Теплая и липкая жидкость заливала глаз.
Кровь…
Над бровью угнездилась боль.
Из темноты доносилось шумное сопение Олафа. Судя по возне, он был не один.
— Что там? — несмело поинтересовался Вратко. Он поднимался, придерживаясь рукой за стену.
— Держу… — отвечал викинг. — Зверек, что ли… Вырывается…
Существо, с которым он боролся, не издавало ни единого звука.
— Ой! — воскликнул Олаф. — Кусается! А ну, тихо! Вот так, у меня не покусаешься… Все! Держу.
В его голосе звучало удивление, смешанное со страхом.
— А вдруг это…
Новгородец тоже подумал, что они могли столкнуться с нелюдью. Хуже того, с нежитью… Почему оно молчит? Вратко проговорил осторожно:
Поведай, тень,
В плен взятая,
Подменыш ты
Иль плоть теплая?
Улль кольчуги
Боль прощает,
Щадит находку
— Вырывается, — сказал Олаф. — Не поняло оно тебя… Видно, зверушка домашняя.
— Пошли назад? — предложил словен. — Поглядим, что поймали.
— Идем, — не стал спорить викинг.
К счастью, подземный коридор, хоть и вился весенним ручейком, не имел боковых ответвлений, и Вратко не боялся заблудиться. Они выбрались к солнцу и свету довольно быстро. По крайней мере, новых шишек набить не успели.
— Ну и рожа у тебя, Подарок Ньёрда! — встретил их восхищенный голос Асмунда.
Парень только отмахнулся. Он и сам знал, что перемазался хуже некуда. Иной раз пустячная ранка на брови дает больше крови, чем воткнутый в спину нож.
— Кого это вы тащите? — подошел поближе Халли. — Мохнатый, как луридан.[58]
— Отпустите ее немедленно! — гневно прикрикнула Мария. Даже ножкой топнула.
— Кого это ее? — удивился Вратко.
Потом посмотрел на пойманное чудище, которое Олаф держал двумя руками. Да еще старался не прижимать к себе: побаивался то ли новых укусов, то ли порчи.
Мохнатый зверек оказался девчонкой. Малорослой, как и прочие жители подземелья, в сшитой из меха одежде. Чумазая и перепуганная, она таращила круглые карие глаза, затравленно вертела головой, отчего длинные волосы, стянутые в хвост засаленным ремешком, метались по спине.
— Не видишь, она боится! Отпусти немедленно! — Королевна подошла к дикарке ближе, протянула руку.
— Осторожно, Харальдсдоттир, она кусается, — предупредил Олаф. Добавил несмело: — Отпущу, а она удерет. Поди поймай ее в холмах…
— Не удерет!
Мария прикоснулась кончиками пальцев к щеке девочки.
— Бедняжка. Она боится вас.
Провела ладонью по волосам.
Дикарка с поразительной доверчивостью потерлась щекой о руку королевны.
— Отпусти. Она никуда не убежит.
Олаф разжал пальцы.
Тут девочка увидела неподвижные, окровавленные тела родичей. Она всхлипнула и уткнулась в платье Марии. Ее плечи вздрагивали.
— Похоже, мы нашли, что искали, — усмехнулся Халли Челнок. — Будет ли с этого польза?
Вратко не разделял как его уверенности, так и его опасений. Вряд ли девчонка в вонючих шкурах способна принести победу норвежскому войску. Зато королевна нашла себе если не подругу, то игрушку. Будет теперь ее лечить, кормить, отмоет, выучит своей речи. Или выучит ее язык. И тогда, быть может, узнает, что хотел сказать тяжелораненый старик. Словен склонялся к мысли, что разгадку нужно искать в послании умирающего. Кто убил обитателей Скара Бра и, главное, почему?