Постоянный свободный доступ к рудной горе был только у магов через тоннель. Для остальных этот путь был закрыт, а для пущей надёжности кабинет Сатураса располагался в зале, из которого начинался подземный ход. Потому даже те наёмники, которые имели доступ в сектор магов, не смогли бы пройти к рудной горе незамеченными.

Миновав часовых, которым Горн назвал труднопроизносимый пароль, мы прямиком пошли к Сатурасу. В середине пещеры один из магов воды практиковал какую-то сложную защитную магию, возводя вокруг себя постоянно меняющиеся иллюзорные барьеры. Я никогда не видел ничего подобного — все защитные заклинания школы огня полагались либо на создание стены огня, либо на использование телекинеза, эффекты которого были визуально не видны. Маг был полностью поглощён своим занятием, и мы не стали его тревожить, на всякий случай обойдя на почтительном расстоянии, потому как время от времени от него во все стороны исходили волны голубого сияния, проверять воздействие которого на себе не хотелось. Другие волшебники тоже были заняты своими делами и не выходили из домов. Я успел заметить только алхимика, дверь в лабораторию которого была распахнута, видимо, для проветривания.

Наш путь шёл прямиком в кабинет Сатураса. Зайдя в пещеру, где лидер магов воды проводил большую часть времени, мы будто бы погрузились в совершенно иной мир. Сюда не доносились звуки из лагеря, царила тишина и спокойствие. Всё внимание сразу приковывала к себе пентаграмма, занимающая постамент в центре обители (а именно такое название больше всего подходило этому месту). Эта пентаграмма разительно отличалась от привычной мне звезды, вычерченной на полу красной краской — она будто бы была соткана напрямую из магии, пульсировала и светилась. От всего постамента исходило приятное глазу сияние, переливающаяся дымка поднималась к потолку и плавно рассеивалась по всему объёму комнаты. Я сам был магом, и даже побывал в башне Ксардаса, но всё равно оказался не готов к такой красоте и потому застыл в растерянности.

Горн, очевидно, был здесь далеко не впервые, потому как пентаграмма и разливающийся от неё свет не произвели на него ровным счётом никакого впечатления. С таким же выражением он мог бы смотреть на костёр, стену, или, скажем, бутылку вина. Хотя, бутылка, пожалуй, вызвала бы на лице здоровяка куда большее оживление, связанное с желанием опробовать её содержимое. Магический свет же не имел для него практической пользы и потому не интересовал.

— Мастер Сатурас, — на удивление тихо позвал Горн, обращаясь к человеку в синей мантии, который стоял к нам спиной.

Чародей, не оборачиваясь, поднял вверх согнутую в локте левую руку и продолжил своё занятие. Только сейчас я заметил, что он не просто стоит, а отмечает что-то в лежащей на пюпитре книге. На мой взгляд удобнее писать было бы за столом, но увы, стола в комнате я не заметил, как и ни одного стула.

— Нужно немного подождать, — пояснил мне Горн шёпотом. Раньше я и не подумал бы, что кто-то может вызывать у Горна настолько большое уважение, что он начнёт говорить шёпотом, лишь бы не помешать.

Что касается Сатураса, подобное поведение магов не было для меня диковинным. Корристо и вовсе порой заставлял меня стоять столбом по десять минут, если для понимания или записи какой-то мысли ему требовалось безотрывное внимание. Сатурас же, когда мы вошли, мог записывать какое-то заклинание или проводить сложный расчёт. Пока он стоял спиной, я смог в деталях рассмотреть его лысину, обрамлённую по периметру венцом седых волос. Горн переминался с ноги на ногу, чувствуя себя не в своей тарелке. Он с удовольствием ушёл бы отсюда поскорее, если бы не должен был сначала представить меня. Я с удивлением обнаружил, что это уже второй раз, когда Горн приводит меня к магам воды, и что интересно, оба этих раза тесно связаны с событиями, происходящими в Свободной шахте — оба раза перед этим её освободили. В тот раз от ползунов, в этот — от стражников Гомеза.

К счастью, ожидание оказалось недолгим, и вскоре пожилой маг оторвался от своего занятия. При виде меня одна из мышц на его лице будто бы слегка дёрнулась, но он тут же совладал с собой, больше ничем не выразив своего удивления. Ничего не говоря, он оглядел меня с головы до ног, после чего его взгляд остановился на моих глазах, отчего мне стало немного не по себе. Впрочем, в отличие от встречи с Ксардасом, я не испытывал страха, скорее это было просто напряжённое ожидание и стеснение.

Горн слегка кашлянул, как бы намекая, что ему есть что сказать. Когда Сатурас взглянул на наёмника, тот поспешил произнести заранее заготовленную речь:

— Мастер Сатурас! Это Мильтен — единственный выживший маг огня. Я давно его знаю и привёл в наш лагерь в надежде, что вы примете его и предоставите временное убежище. Мы только что от генерала Ли, он в курсе и поддерживает такое решение.

Почему-то Горн напомнил мне новобранца, докладывающего обстановку на посту неожиданно пришедшему с проверкой офицеру. С одной стороны, он хотел сообщить всё как можно короче, с другой — все его объяснения в итоге сводились к очевидным вещам.

— Очень хорошо, — бодро ответил Сатурас, — можешь сообщить Ли, что мы примем гостя. В конце концов, совсем недавно мы сами посылали гонца к магам огня с приглашением прибыть.

— В таком случае, я пойду? — уточнил Горн.

— Да, — кивнул чародей, — а нам с Мильтеном есть что обсудить.

После того, как Горн попрощался и вышел, Сатурас подошёл ко мне поближе и заговорил:

— Не сочти за обиду, но из всех магов огня я меньше всего хотел бы видеть на этом месте тебя. Насчёт остальных, как я понимаю, печальные вести не врут?

— К сожалению, они все мертвы, — ответил я спокойно. Первые слова Сатураса были весьма жестоки, но я понимал, что на самом деле являюсь самым неопытным, а потому практически бесполезный для взрыва рудной горы.

— Мне жаль, я знал Корристо ещё с тех времён, когда он пришёл в Варрант искать мудрости Аданоса, — будто извиняясь за свою первую грубость, произнёс волшебник. — Твой наставник в одиночку преодолел пустыню и, руководствуясь лишь смутными указаниями, нашёл пещеру, где временно укрывался мой покойный учитель. Такой стойкости и крепости духа можно лишь позавидовать, ведь он не владел и десятой долей тех навыков, которые с детства известны каждому кочевнику. Мы обычно не посвящаем чужаков в свои секреты, но он был очень настойчив, смирил гордыню и не пренебрегал никакими поручениями. В результате, мой наставник сделал для него исключение. В обмен, Корристо поделился с нами некоторыми техниками ордена Инноса. Именно мне было поручено присматривать за гостем. Тогда мы с ним и познакомились. Много воды утекло с тех пор.

— А кто был вашим наставником? — не сдержал я любопытства. Корристо упоминал, что искал знаний у магов воды, но подробностей не рассказывал, кроме того, что это было не легко. Я не мог упустить шанс узнать об этом побольше, пока Сатурас разговорился.

— Мы звали его Вечным Странником, он был лидером нашего народа. Вёл, но не властвовал, — задумчиво ответил чародей, — но теперь это не имеет значения. Зубен предательски убил его, присвоив себе то, что ему не принадлежало. А потом поработил или уничтожил почти всех, кто не признал узурпации. Потому мы, немногие выжившие тогда служители Аданоса, с готовностью поддержали Робара Второго в его войне с Зубеном, а потом и откликнулись на просьбу помочь с возведением барьера. Поверь, в тот момент это казалось хорошей идеей, а Ксардас умеет убеждать…

— Мои соболезнования. Похоже, моя недавняя утрата меркнет по сравнению с потерями вашего народа.

— Смерть является смертью, а горе горем, независимо от того, что было перед этим и что будет после этого, — философски ответил Сатурас, — мы же должны думать, как исправить то, что ещё возможно и не допустить повторения того, чего не должно больше случиться. Я скорблю по гибели твоих братьев по ордену не меньше, чем о потерях своего народа. Кроме того, Корристо и Дамарок могли помочь в исправлении допущенной ошибки, без их помощи мы едва ли сможем совладать с мощью юниторов, заряженных энергией рудной горы, а это значит, что не сможем выбраться. А пока мы сидим здесь, Зубен охотится на последних выживших кочевников, а орки всё сильнее теснят войска Робара, что и вовсе ставит выживание человечества под вопрос. Мы соглашались помочь, а не становиться пленниками навеки. Теперь, когда ещё и поставки руды прекратятся, существование барьера и вовсе теряет всякий смысл. Покончить с ним — это единственное, что должно нас сейчас волновать. Я надеюсь, что ты думаешь так же.