– Мутнеет? Как именно?

– Говорят, будто песок поднимается со дна, хотя никаких дождей не было. И вкус у воды странный стал.

Это уже серьёзно. Вода – стихия капризная, а если её что-то тревожит…

– Ладно, – я отложила гребень. – Сначала роженица, потом колодец. Но ты со мной пойдёшь.

Баламут возмущённо вздыбил шерсть:

– Я?! А почему я?!

– Потому что ты «уникальный», – я подмигнула ему. – И потому что ты знаешь больше, чем говоришь. Не отмазывайся – вижу по глазам.

Кот недовольно заёрзал, но возражать не стал. Только пробормотал что-то вроде «вечно я вляпываюсь в неприятности». Я накинула плащ, проверила сумку – травы, нитки для швов, пузырёк с успокаивающим настоем. Всё на месте.

– Пошли, герой. Сегодня будет длинный день.

Баламут спрыгнул с подоконника, потянулся и, не глядя на меня, направился к двери. Я последовала за ним, чувствуя, как ноющая рука вдруг запульсировала сильнее.

«Перемены, – вспомнила я запись из дневника. – Не всегда плохие. Иногда просто… другие».

Что ж, похоже, сегодня я узнаю, что именно имели в виду звёзды.

Выселки находились минутах в десяти лету на метле, пешком выходило намного дольше. Деревенька со своей кузней, таверной и постоялым двором насчитывала домов пятьдесят. Народ ко мне относился немного настороженно, но лишний раз на рожон не лез, ведь в случае чего, бежали ко мне, ибо до магов не достучаться. Те всегда нос воротили от деревенских или требовали такую оплату, что не каждый городской житель мог позволить. Элита, чтоб их. Староста с широкой улыбкой уже встречал меня.

– Рада видеть и вас, староста, – сдержанно кивнула я, стараясь не выдать раздражения от столь бурного приветствия.

Он засуетился, поправляя пояс и оглядываясь по сторонам, словно искал поддержку у пустых заборов.

– Роженица… она… в общем, уже третьи сутки мучается. Бабка Марфа пыталась помочь, да говорит – не её уровень.

Я мысленно чертыхнулась. Третьи сутки – это серьёзно. Нужно было раньше звать.

– Где она?

– Да тут, рядом, в доме у колодца. Мы всё приготовили, как вы велели в прошлый раз… травы, чистая вода, свечи…

– Хорошо, – перебила я. – Ведите.

Пока мы шли по узкой улочке, я невольно отмечала тревожные детали: женщины у колодцев перешёптывались, дети прятались за мамины подолы, из-за заборов доносилось нервное кудахтанье кур. Недоброе волнение витало в воздухе.

Баламут, шедший рядом, вдруг замер, принюхался и тихо прошипел:

– Вода… пахнет неправильно.

Я остановилась и прислушалась к себе. Рука ныла всё сильнее, а в груди нарастало неприятное предчувствие.

– Староста, – обернулась я, – а колодцы ваши… все одинаково мутные?

Он побледнел, замялся:

– Э-э-э… ну, в общем-то да. Только мы думали, это временное… может земля сдвинулась…

– Ничего не сдвинулось, – отрезала я. – Кто-то или что-то тревожит воду. И пока мы это не выясним, любая помощь будет половинчатой.

Мы подошли к небольшому дому с резными ставнями. Из окон доносились приглушённые стоны. У крыльца толпились родственницы, все как одна – в тёмных платках, с бледными лицами.

– Ну что, – я поправила сумку, – приступим.

Одна из женщин бросилась открывать дверь:

– Ох, госпожа ведьма, спасите её, умоляем!

Я переступила порог, чувствуя, как воздух сгущается от тревоги. Баламут скользнул следом, прижимаясь к моей ноге.

«Только бы успеть», – мелькнула мысль.

В комнате у кровати сидела пожилая женщина с мокрым полотенцем в руках. На постели металась молодая девушка, лицо её было искажено от боли.

– Давно так? – спросила я, подходя ближе и доставая пузырёк с настоем.

– С рассвета третьего дня, – прошептала бабка Марфа, опуская глаза. – Я делала всё, что знала… но…

Я кивнула, понимая, что время на исходе. Разлила настой в кружку, добавила пару капель из другого пузырька.

– Пейте, – протянула девушке. – Это облегчит боль и поможет силам собраться.

Та с трудом приподнялась, сделала глоток, закашлялась, но потом расслабилась.

– А теперь, – я повернулась к собравшимся, – все вон. Мне нужно работать. И пришлите кого-нибудь с горячей водой и чистыми тряпками.

Когда комната опустела, я достала из сумки мешочек с сухими травами, рассыпала их по углам и зажгла свечу. Баламут устроился на подоконнике, внимательно наблюдая.

– Ну что, друг, – тихо сказала я, – пора показать, на что мы способны.

Я закрыла глаза, сосредоточилась, пытаясь уловить ритм дыхания девушки, биение её сердца, движение сил внутри неё. Рука пульсировала всё сильнее, но теперь я знала – это не просто боль. Это знак.

«Перемены», – снова всплыло в памяти.

И в этот момент свеча дрогнула, а тени на стенах ожили.

Они потянулись ко мне, словно тонкие пальцы, пытаясь что-то прошептать. Я сосредоточилась, пропуская сквозь себя ритм дыхания роженицы, улавливая биение её сердца – неровное, испуганное.

«Спокойнее, – мысленно обратилась я к ней. – Я с тобой».

Свеча вспыхнула ярче, озарив комнату янтарным светом. Травы на полу зашептали, выпуская едва заметный дымок с ароматом луговых цветов. Баламут прижал уши, но не сдвинулся с места.

– Держи связь, – шепнула я коту. – Если что-то пойдёт не так…

Он коротко мяукнул – понял.

Я положила ладони на живот девушки. Тепло разлилось по пальцам, пульсируя в такт с моей ноющей рукой. Перед глазами замелькали образы: тёмная вода, вихрь на поверхности колодца, чей-то силуэт в тумане…

«Вода… она связана…»

– Не отвлекайся, – прошипел Баламут.

Я сглотнула, возвращая внимание к роженице. Её дыхание стало ровнее, мышцы расслабились, но что-то всё ещё мешало. Что-то извне.

«Колодцы», – вдруг осознала я.

Не разрывая контакта, я мысленно потянулась к источнику беспокойства. Увидела: три колодца в разных концах деревни, их тёмные зевы, мутная вода, в которой кружились песчинки, словно в бурлящем котле. И в центре каждого – крошечный вихрь, пульсирующий в том же ритме, что и моя рука.

«Это не случайность. Кто-то намеренно тревожит воду».

– Баламут, – прошептала я, не отнимая рук. – Беги к первому колодцу. Найди знак. Что-то нечеловеческое.

Кот без звука соскочил с подоконника и выскользнул в приоткрытую дверь.

Я снова сосредоточилась на девушке. Теперь я видела не только её тело, но и тонкую нить, связывающую её с водной стихией. Нить была натянута до предела, вот—вот порвётся.

«Нельзя допустить».

Я вдохнула глубже, призвала силу, которую так редко осмеливалась использовать. Тёплый поток пробежал по венам, сосредоточился в ладонях. Я направила его, формируя щит вокруг уязвимой нити, укрепляя её, выравнивая ритм.

Свеча погасла. В тот же миг комната наполнилась призрачным светом – не от огня, а от самих трав, засиявших мягким зелёным сиянием. Роженица вздохнула, её лицо разгладилось.

«Работает», – с облегчением подумала я.

Но тут в окно влетела тень. Баламут приземлился на пол, держа в зубах что-то блестящее.

– Нашёл, – прохрипел он, бросая предмет у моих ног.

Это был маленький стеклянный шар, внутри которого кружился тёмный вихрь. На поверхности виднелись выгравированные руны – чужие, незнакомые.

«Артефакт», – поняла я. – «Кто-то намеренно нарушил баланс воды».

Я подняла взгляд на окно. Вдалеке, за крышами домов, клубились тучи – там, где находились колодцы.

«Это только начало».

Но сейчас главное было сделано. Роженица тихо застонала, её тело дрогнуло – и в следующий миг комната наполнилась слабым, но уверенным криком новорождённого. Я опустилась на стул, чувствуя, как уходит напряжение. Баламут подошёл, ткнулся головой в мою ладонь.

– Молодец, – прошептала я. – Но у нас ещё много работы.

За окном первые капли дождя ударили по земле.

Я осторожно подошла к новорождённому, осмотрела его – крепкий, здоровый малыш, с ясным взглядом и сильным голосом. Материнское счастье уже пробивалось сквозь усталость на лице роженицы.