– Скоро в поход? – догадался я.
– И снова без меня. «Севастополь» и «Рюрик» остаются во Владивостоке, в рейд на японские коммуникации уходят только быстроходные корабли, – хмыкнул Эссен.
– Полагаете это ошибкой?
– Скучаю по «Новику». Боюсь, что мне предстоит до конца войны бряцать оружием. А ведь мы полностью готовы, вся артиллерия восстановлена, боекомплект пополнен, ход в семнадцать узлов, это не так уж и мало, чёрт возьми. Да ни один японский броненосец не сможет обойти нас.
– Зато это по силам броненосным крейсерам, и я не стал бы недооценивать их калибр. Фугасы у японцев весьма эффективны, – возразил я.
– Увы, но тут мне нечего вам возразить. При должном перевесе они и впрямь в состоянии разобраться с «Севастополем»…
Командующий, желающий видеть мичмана, это нонсенс. С другой стороны, всего лишь полтора месяца назад он вызывал к себе матроса второй статьи. Так что тут дело не в чине, а в самом человеке.
Я тот, кто заручился покровительством великого князя, во всяком случае, так думают. А также тот, кто обратил на себя внимание императора. Пусть и не благодаря личным усилиям, хотя все уверены в обратном.
Статья Эмильена возымела эффект разорвавшейся бомбы. Те же, кто клеймил меня за расстрел шлюпок с японскими моряками, набросились на Николая за столь вопиющую несправедливость. С кем выигрывать войну, если судить героев за выполнение ими своего служебного долга? Если что, этим коротким предложением можно выразить посыл, поданный в «Фигаро».
Наши-то газеты это не перепечатывали, не решились даже самые либеральные издания. А вот французы не постеснялись пройтись по Никки. А их мнение для него ведь так важно. Настолько, что одна из крупнейших парижских газет «Матен» ежегодно получает почти двести тысяч рублей за статьи, формирующие положительный образ русской императорской семьи. Так мог ли российский самодержец проигнорировать мнение французской общественности? Вот уж нет. Как не могла остаться равнодушной и элита империи. Ну как же, ведь это цивилизованная Франция.
Если коротко, то вице-адмирал Скрыдлов прямо в кабинете предложил мне написать прошение на имя государя о заступничестве. Вообще-то, речь шла о помиловании, но я не стал прогибаться, потому что это означало бы, что я признаю свою вину. Что ни в коем случае не входило в мои планы. Можете доказать, вперёд. Не можете, приговор незаконен.
По закону следовало бы подать апелляцию, а в изменившихся условиях это не такое уж и бесполезное занятие. Но процесс это долгий, времени же у меня нет вовсе. А вот хозяин земли русской может покончить с этим одним росчерком пера. Да и командующий не сам по себе решил поступить именно так, а получил соответствующее распоряжение.
Как бы то ни было, но уже через две недели, за которые моё прошение никак не могло достигнуть канцелярии его императорского величества, мне вернули всё. Правда, за последнее дело с «Новиком» никакая награда не обломилась, да и бог с ней. Главное, что справедливость восторжествовала, о чём мне следовало непременно переговорить с месье Форже, дабы он тиснул в своей газетёнке соответствующую статью в его великолепном стиле. Эмильен не стал выделываться и расписал Никки в таких радужных красках, что, как мне кажется, мечущаяся душа царя осталась абсолютно довольной.
Вот так и вышло, что я теперь оказался вторым офицером в пока ещё несуществующем отряде подводных миноносцев. Правда, если лейтенант фон дер Рааб-Тилен находился на должности командира «Форели», то мичман Кошелев значился выведенным за штат. Меня даже во флотский экипаж не приписали, потому что это повлекло бы за собой должность и соответствующие обязанности. Я же был занят подготовкой подводников. Вот так всё у нас кучеряво.
А ещё я набрался наглости и обратился к Скрыдлову с просьбой назначить меня на должность командира подводной лодки «Скат», которая направлялась во Владивосток без экипажа. С подводниками полный швах, набирают только добровольцев и никак иначе, поэтому я и решил ковать железо, пока горячо. Он обещал подумать.
Вот только это никак не гарантирует успех. Поэтому я решил предложить через Эссена целый ряд усовершенствований, которые обязался произвести за свой счёт. Все мои прежние успехи связаны с моими же новинками. Если только не брать в расчёт стрельбу. Всё же это обусловлено индивидуальным глазомером. Поэтому есть шансы, что я и в этот раз сумею учудить что-то такое эдакое. К тому же мои предложения выглядят вполне многообещающе…
– Ваше превосходительство, мичман Кошелев по вашему приказанию явился, – представ перед командующим в его кабинете, вытянулся я.
– Вижу, что дуэль не прошла для вас бесследно, – окинув меня взглядом, обратил он внимание на мою оцарапанную щёку.
– Мичман Налимов оказался неробкого десятка, и рука его не дрогнула, – и не подумал я умолять достоинства своего противника.
Адмирал принял это благосклонно, удовлетворительно кивнув. Согласно дуэльному кодексу, отныне все вопросы чести между нами разрешились, и мы либо должны говорить друг о друге в положительном ключе, либо не говорить вовсе. Ну хотя бы в течение какого-то времени, дабы это не привело к очередной дуэли. Слишком частые поединки это моветон.
– Жив? – спросил адмирал.
Ничего удивительного, что он не в курсе. Я ведь приехал прямо с поединка. Как ничего странного и в его информированности о нём, я же говорил, что явление это нечастое. К слову, драться стали куда меньше с тех пор, как дуэли легализовали. Во времена запретов они случались не в пример чаще. Запретный плод, ага.
– Ранение в бедро. Надеюсь, что кость не задета, – коротко сообщил я.
– Странная забота, – хмыкнул адмирал.
– Не наказать его за высказанное обвинение я не мог, серьёзно ранить не хотел. Если моё прошение будет удовлетворено, рассчитываю на совместную с ним службу.
– Даже так.
– Знающий штурман, не робкого десятка, честен, принципиален. Служить с таким бок о бок почитаю за честь.
– А как же с его отношением к вам?
– Оно изменится на прямо противоположное. Я в этом уверен.
– Ну что же, мне нравится ваш подход. Теперь же вернёмся к вашему прошению. Учитывая совокупность заслуг, я взял на себя смелость назначить вас командиром подводного миноносца «Скат», прибытие которого ожидается на днях.
– Благодарю, ваше превосходительство, я оправдаю ваше доверие.
– Ничуть в этом не сомневаюсь, иначе ни ваши заслуги, ни поручительство Эссена не возымели бы действия. Однако, как следует из слов Николая Оттовича, вы решили остаться верным себе и желаете провести целый ряд модернизаций.
– Я прошу на это разрешение, ваше превосходительство. И обязуюсь не израсходовать ни копейки казённых средств. Всё будет произведено за мой счёт. К тому же практически всё из потребного уже изготовлено или доставлено. Необходимо лишь произвести монтажные работы. В случае, если эти новшества не оправдают себя, лодке будет возвращён первозданный вид. Все работы по модернизации, испытанию, а потребуется – так и восстановление я обязуюсь завершить в двухмесячный срок. Смею надеяться, что к тому моменту ни один из миноносцев ещё не вступит в строй.
– Самоуверенное заявление, – хмыкнул командующий.
– Только трезвый расчёт, ваше превосходительство, – возразил я и пояснил: – Мною уже заключён договор с судоремонтной мастерской, которая готова принять миноносец и начать работы по вводу его в строй. Все необходимые комплектующие уже находятся в мастерских. Внесён аванс на производство работ и предусмотрены щедрые премиальные за досрочное выполнение работ.
– Вам уже говорили, что вы странный мичман?
– Так точно, ваше превосходительство.
– Вы ведь из небогатой семьи, – ни с того ни с сего вдруг произнёс Скрыдлов.
– Я отправил матушке единовременно двадцать тысяч рублей для приведения дел в порядок. Так же мой поверенный осуществляет ей ежемесячные выплаты части лицензионных отчислений за мои изобретения. В случае моей гибели она будет получать их в полном объёме. Речь о таких суммах, о коих она не смела и мечтать. Так я передал лицензию на изготовление гирокомпаса уже четырём фирмам. Выплата за каждое произведённое изделие составит тысячу рублей. Полагаю, что только это принесёт мне огромный капитал. Есть и другие патенты, которые заинтересовали промышленников. Так что о близких я не забыл, ваше превосходительство. Остальными же деньгами желаю распоряжаться по своему усмотрению. А сегодня у меня одно желание – победа в войне.
