— Тогда, может быть, мистер, вы не против были бы отобедать в компании вон тех достопочтенных джентльменов? — предложил бульдог.

Оглядев компанию достопочтенных джентльменов за одним из столов, Ванька счёл её вполне приемлемой.

— Пожалуй, — согласился он, усаживаясь за стол, — Джентльмены…

Джентльмены пробурчали что-то в ответ, не отвлекаясь от поглощения пищи. Едят они жадно, много, но достаточно аккуратно, не отрыгивая и не ковыряясь в зубах.

Заказал Ванька скромно, тушёное мясо с овощами, фруктовый пудинг и десерт, ну и, разумеется, газету. И мясо, и пудинг, и десерт оказались, в общем, вполне сносными, да и английский чай, с молоком, не показался ему такой уж дрянью.

Пообедав, он, не спеша уходить, взглядом позвал официанта, заказал ему кофе в кофейнике, и побольше сливок, и развернул наконец «Лондонскую газету», надеясь узнать, чем живёт и дышит столица Британии.

Рассуждения о политике, брачные объявления, и…

— Хм…

… реклама белильной извести, гарантирующей покупателю, что посыпанная известью еда будет избавлена от всех неприятных запахов.

[i] После смерти отца (у которого Герцен числился воспитанником, поскольку был рождён вне брака), он получил родовое владение князей Мещерских, Лепихино.

Зябко заворочавшись, он поплотнее закутался в одеяло, но, как назло, на улице какой-то сумасшедший дудочник прогудел что-то писклявое, и сон нехотя отступил.

— Чёрт… — пробормотал Ванька, спросонья пытаясь определиться, где он…

… и кто.

Учитывая его двойственную природу, проблема, увы, не надуманная.

Крохотная полутёмная комнатка с пятнами плесени по углам, не слишком чистое одеяло, хранящее запахи прежнего, а вернее всего, прежних постояльцев, несколько комковатый матрас и простыни, серые и застиранные до полного отвращения.

' — Лондон, — осознал наконец попаданец, в мозги которого начла загружаться текущая реальность, — Ковент-Гарден. Уф-ф… ну и запах!'

Поморщившись от едкого запаха, тонкой струйкой тянущейся через приоткрытое окно, он недовольно повёл носом, но увы — запахи цивилизации, они нынче такие, неотъемлемы от вездесущей угольной золы и нечистот.

Валяться в постели решительно не хочется, это не тот случай, когда можно говорить о сонной неге, неторопливом и радостном пробуждении и тому подобных вещах, ассоциирующихся с летом, детством, отпуском и счастьем. Встав, чертыхнулся вполголоса, зябко поджав пальцы на босых ногах, вытащил обувь из-под кровати и обулся, потом наскоро размялся, умылся и почистил зубы. Завтракать пока не хотелось, так что он, недолго думая, отправился бродить по улицам Лондона.

Ещё слишком рано для джентльменов, улицы наполнены простонародьем, теми самыми лондонскими кокни с их специфическим говором, в котором попаданец понимает в лучшем случае одно слово из трёх. Народ этот колоритный, своеобразный, но, увы, самый приземлённый, грубый, подчас вульгарный и обременённый весьма своеобразными жизненными принципами.

Придерживая на головах корзины, мимо, оживлённо болтая, прошли две немолодые торговки с рыбой, товар которых не нуждается в представлениях. Одна из них, стрельнув в попаданца глазами, сказала товарке что-то решительно непонятное, но явно рифмованное, и обе захохотали.

Обижаться Ванька не стал, и, тягуче зевнув, побрёл по просыпающимся улицам, в кои-то веки чувствуя себя экскурсантом.

Уже начали открываться лавки, хлопая ставнями и дверьми, зажигаться свет, выноситься на улицу прилавки. Группками и поодиночке тянутся мимо торговцы с рыбой и овощами в корзинах на головах, едут запряжёнными лошадьми и осликами повозки, нещадно грохоча колёсами по булыжной мостовой. Гужевой скот щедро делится с Лондоном внутренним миром…

… а в переулках тем же самым занимаются добрые горожане, внутренний мир которых немногим отличается от скотского.

По мере приближению к рынку шум и толкотня стали усиливаться. Повозки, носильщики, ведомый в поводу скот, облепленные мухами мясные туши, истошно орущие куры, бьющаяся в корзинах рыба, блеющие овцы и торговцы, горланящие, переговаривающиеся меж собой и с прохожими.

Ещё совсем рано, на рынке уже начали торговать, но большая часть торговцев ещё подходит, расставляет товары, спорят, скандалят из-за мест и из-за других причин, с шуточками отпускают товары ранним покупателям.

Среди последних пока всё больше прислуга, реже — владельцы заведений, придирчиво копающиеся в пучках зелени и щупающие кур, залезающие по самые плечи в корзины с рыбой, выбирая самых, по их мнению, аппетитных. С ними ругаются, им льстят, они — постоянные покупатели, денежные, придирчивые.

Долго ходить по рынку Ванька не стал — приценившись несколько раз к мясу, яйцам, сыру и зелени, оценил упитанность шныряющих повсюду крыс, своеобразный букет запахов, сравнимый, по его мнению, с боевыми отравляющими веществами, и ушёл в некоторой меланхолической задумчивости.

Порядок цен в Петербурге он неплохо помнит, и сколько там стоит чей труд, где и почём можно снять комнату, угол, койку или даже место на ней, выучил с каким-то болезненным любопытством, зная подчас детали, в которых путались и местные.

Здесь, в Лондоне, даже навскидку можно сказать, что сравнение выходит ох как не в пользу России…

… и как бы не в разы[i]!

Притом, в сравнении с Петербургом, жильё здесь точно не дороже, а продукты если и стоят больше, то уж точно не несколько раз.

Это…

… болезненно.

Впрочем, он и раньше знал, что хуже, чем живёт русский рабочий, русский крестьянин, в Европе, пожалуй, и не вдруг найдёшь!

' — А что я могу⁉ — раздражённо, в который уже раз, подумал попаданец, — Что⁈ В народ идти, народничеством заниматься⁈ С бомбами на царя?'

Постаравшись отстраниться от болезненных мыслей, он, сперва делая над собой усилие, начал некое подобие этнографических исследований, подмечая типажи, говор, особенности местных одежд и манеры поведения. Это, конечно, не туризм… но хотя бы будет, что вспомнить.

Нагулявшись, вернулся в приличную часть Ковент-Гардена, и, поглядывая на многочисленные вывески завис в некоторых сомнениях.

— Особая комиссия для ревизии военного управления! Пронзительным фальцетом завопил босой мальчишка-газетчик, остановившись неподалёку и размахивая увесистой кипой газет, — Лорд Палмерстон прав!

— Хм… — помедлив чуть, Ванька решил, что, пожалуй, стоит быть в курсе британских веяний политики, да не в перепевке Рабиновича, то бишь французских газет, а напрямую, притом здесь и сейчас.

Дав пару пенни мальчишке, он получил газету, ещё тёплую, вкусно пахнущую свежей типографской краской. Развернув её было, попытался читать, но быстро опомнился, получив от одного из прохожих тычок под рёбра, а ещё от доброго десятка, замечания, среди которых нашлось место и непечатным.

Не без труда пересилив мальчишеское желание ответить самому наглому, а может быть, и показать, что русские весьма неплохо научились использовать английский бокс, он сложил-таки газету и ушёл с тротуара в сторону.

' — А не испить ли мне чаю?' — подумал он, мысленными интонациями очень чётко воспроизведя дядьку Лукича, и от этого неожиданно болезненно кольнуло душу. Спрятав поглубже эмоции, взял газету подмышку и не спеша пошёл по Ковент-Гардену, рассеяно шаря глазами в поисках нужного заведения.

Несколькими минутами позже, найдя искомое, он, буркнув приветствие соседу, расположился за одним из столов, и, скептически вспомнив свой опыт английского чаепития, решил всё-таки повторить — может, в заведении, где на столах чистые и не вовсе уж застиранные скатерти, и чай заваривают какой-то другой?

… но нет. Впрочем, и чай оказался не так уж плох, и бисквиты к нему, и даже сэндвичи с зеленью и холодной говядиной оказались весьма кстати.

Вокруг завтракали, судя по виду, всё больше мелкие клерки из Сити, набивая животы бобами, яйцами и беконом, тостами и сосисками. Но здесь, конечно, не только клерки, и питается народ не только бобами и яйцами с беконом, так что совсем уж белой вороной в этой стае Ванька не выглядел.