Совершенно некстати, а может быть и наоборот, в голову ей пришла мысль: «На Руси всегда считалось, что рыжие да плешивые люди всегда спесивы. С этим человеком надо быть всегда начеку и ни в коем случае не расслабляться», – подумала она. И это время, похоже, уже наступило – заросли бородки как бы раздвинулись, сладчайший роток чуть приоткрылся, выпустив фразу:
– Так, и откуда вы к нам изволили прибыть?
– Я?
– Ну да, не я же, – рот то ли продолжал улыбаться, то ли просто забыл сжаться.
– Я из Сибири.
– Хм, – хмыкнул он, – Сибирь – понятие растяжимое, а поконкретней?
– Из Нижневартовска.
По всему было видно, что он уже обладал какой-то информацией, очевидно, из лежащей перед ним папочки, в которую периодически поглядывал, продолжая смотреть вопрошающе, ожидая от нее полной информации.
– Из-под Нижневартовска, – продолжала Эльвира, – деревня Кривая Излучина.
– Это надо же – Кривая, да еще Излучина, – при этом рот его расплылся, очень напоминая тот самый орган, который… не у курицы. – И как же вас кривая излучина в Москву вывела?
Эльвира начинала закипать.
– Просто, – ответила она.
– И все же: как? – не отставал тот.
– Села в самолет и через двенадцать часов – я в столице – ХХI век.
У того сразу же сладчайшая улыбка превратилась в жалкую куржо. Эльвира же, наоборот, улыбнулась своей обаятельной улыбкой.
У ее визави моментально исчезла даже куржо. Бородка прикрыла то место, где она еще секунду назад существовала.
– И с какой же целью? – строгим голосом спросил он.
Эльвира все еще не определилась, как ей вести себя с этим человеком, поэтому на всякий случай тоже спросила:
– Скажите, я должна на все ваши вопросы отвечать, или можно по желанию?
И тут же увидела, что бородка расступилась, давая волю улыбке, правда, на сей раз она была уж совсем какой-то ядовитой.
– По желанию, – промямлил ротик.
– Я прибыла в Москву с целью работы с президентом в его команде.
– Вот как, всего-то ничего.
– А что? Это так плохо?
– Нет, почему же, как раз наоборот… просто… как-то странно.
– Ничего странного, уверяю вас, в этом нет, если человек почувствовал необходимость быть полезным родине в такой период.
– А в какой?
– В сложный период.
Эльвира это произнесла с нажимом. Этот тип ей начинал категорически не нравиться. Она обратила внимание, что во время их разговора он периодически мельком поглядывал на телефон с гербом Российской Федерации, при этом глаза его грустнели, теряли живой блеск.
«Ждет, очевидно, вздрючки», – предположила Эльвира.
А то, что он смотрит на телефон с гербом, значит, ждет выволочку от президента.
Помощник между тем продолжал выяснять планы Эльвиры.
– Да, но вы же не политолог, да и… – Эльвира уже давно поняла, что об ее образовании он тоже уже информирован. – Скажите, что вы закончили?
– Десятилетку.
– Наверняка где-нибудь в элитном учебном заведении?
– Нет, у нас в Кривоизлучинске.
– У вас там что, филиал Сорбонны?
– Вообще-то я не обучалась в Сорбонне, но думаю, скорее Сорбонну можно причислить к филиалу Кривоизлучинска, чем наоборот.
– Вот как, – он искренне рассмеялся. Теперь показал и зубки – мелкие и острые, как у грызуна.
«Этот, если прихватит, то сгрызет все и сразу», – мелькнуло у нее в голове.
– А смеетесь вы зря, – продолжала Эльвира, – наша школа пять академиков, двенадцать маршалов и генералов дала… да это и неважно, сколько, главное – людей толковых и порядочных. И знаете, почему?
– Наверное, климат мягкий.
– Климат у нас обычный для Сибири – жесткий. А вот преподаватели у нас, муж и жена Петровы, слыхали, может быть, известные в нашей стране люди.
– Нет, простите, не приходилось, хотя в Нижневартовске был неоднократно.
– Ну, если вас эти современные пузаны встречали, то это и понятно, отчего вы не знаете. Им не до просвещения теперь, им бы как успеть деньги рассовать по карманам, да их проверяющим-приезжающим успеть засунуть, да поглубже.
Помощник заерзал на стуле. По всему было видно, что этот разговор ему стал неприятен. Он мягко прервал Эльвиру:
– Так что же насчет преподавателей, мужа да жены Петровых, вы что-то начали говорить?
– Так вот, уже четыре поколения Петровых у нас преподают. А первое – еще царское правительство их предков к нам выслало, на поселение. Каждый из этой семьи всегда был образцом для подражания, прекрасно образованные люди, все знали по крайней мере по два иностранных языка. Последние, можно сказать, из могикан, выстояли, а других жизнь под себя подмяла. Вон мне пришлось в городе пожить в течение полугода и поучиться в их лучшей школе, так, без хвастовства, я была лучшей ученицей на все четыре шестых класса.
– А как у вас с языками, надеюсь, тоже два знаете? – с ухмылочкой спросил он.
– К сожалению, только один – немецкий, – смутилась Эльвира. И как бы между прочим добавила: – Но в совершенстве. Я – единственный ребенок в семье. Так что огород, корова и вся прочая живность были на мне. Много времени хозяйство отнимало. Но обещаю, если я у вас буду работать, а я обязательно буду, сразу же возьмусь за французский, и через полгода я его буду знать в совершенстве. Владимир Ильич всегда мне говорил: «У тебя талант к языкам».
– Кто это – Владимир Ильич? – с тревогой в голосе спросил он.
– Петров.
– А, ну да, конечно же, – успокоился заместитель.
Эльвира больше играла, когда отвечала на его вопросы, прикидывалась такой простенькой провинциалочкой, а сама зорко наблюдала за ним, хотела знать, что ему известно о ней и в каком объеме. Он, конечно же, все принимал за чистую монету. По тем же принципам последовал и следующий вопрос:
– А к чему у вас еще способности, кроме как к языкам?
Так же, как и прежде, с элементом наивности, Эльвира ответила:
– К танцам и к политике.
– Ну, вы прямо Коллонтай какая-то. Вам бы надо было в МИМО поступать, а вы в парикмахерское училище отправились, понимаете ли.
«Да, – ехидно улыбаясь, подумала Эльвира. – Уже, наверное, все обо мне знает».
Она посмотрела на него. Лицо его зарделось, а глазки виновато забегали. Наверняка и про Алексея Ивановича знает. Но вносить какие-то коррективы в события, произошедшие за последние несколько дней, не стала. Пусть все идет, как идет.
Эльвира приняла мудрое решение. По крайней мере, за последнее время подобная тактика ее пока не подводила.
– Ну, еще что-нибудь рассказать!
– О чем?
Видно, ему было все равно, что слушать, он ждал звонка телефона.
– Ну, например, о Петровых. Уж больно вы интересно рассказываете.
Эльвира кивнула, как бы говоря: «Пожалуйста».
– У них большой дом и очень большая библиотека, еще их прадед собирал, ну, тот, дореволюционный. Петров нас приучил много читать и, главное, научил анализировать.
– И в чем же заключается это умение? В чем его польза?
– Ну, мне, по крайней мере, это умение помогало всегда правильно оценить человека и его действия, поступки, если хотите, определить его слабые и сильные стороны. Хотя слабые люди обычно усиленно скрывают особенности своего характера.
– Интересно, интересно, – опять как-то вяло проговорил он.
Эльвира продолжала:
– Ну, вот, к примеру, – она посмотрела на него своими чистым, невинным взглядом, – вот вы сейчас ждете звонка, а вместе с ним и нахлобучку от большого человека.
Хозяин кабинета хотел что-то ответить, но тут зазвонил телефон… с гербом. Он снял трубку уж как-то совсем осторожно, мельком зло посмотрев на Эльвиру.
– Да, я вас слушаю.
Естественно, не было слышно разговора, но, судя по красным пятнам, выступившим на лбу и шее, он был, по крайней мере, нелицеприятным для этого человека. Он только периодически вставлял слова виноватым голосом, а речь вел абонент на другом конце провода. Наконец он положил трубку, вытер платком пот, выступивший на лбу, и пропустил сквозь губы и бороду: